Время горбатых елей - Галина Владимировна Горячева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Эй, Норка, вылезай из своей норки – веселились они от словесного каламбура. – Открывай буфет. Мы с другом по пивку решили – кричали они еще громче.
Нора, которая жила в соседнем от клуба доме, наскоро одевалась и шла открывать заведение. Обиженных не было. Такой режим всех устраивал.
Имелся в клубе кинотеатр. Работал он только в те дни, когда бывала дискотека. Посещали ее регулярно и охотно. Люди вместе с фильмом шли «и людей посмотреть и себя показать». Жизнь односельчан для многих была интересней, чем страсти на экране. Посещение кинозала – это был своеобразный разогрев перед дискотекой, прелюдия одним словом. Зал заполнялся задолго до начала показа. Люди сидели в рядах, смотрели на вновь прибывших, обсуждали, кто в чем одет, кто с кем пришел и как у кого дела. Затем шел обмен информацией. Выкладывалось, кто что знает о том или ином персонаже. Третий этап был самым сложным и зачастую драматическим. Начинался обмен мнениями.
Мнения были разными. Порой неожиданными не только для слушающих, но зачастую и для самого выражающего это мнение. Всему виной было чувство противоречия. Очень популярное в колхозе «Красный Флот» явление. Сколько разбитых носов, выдранных волос и покалеченных частей тела стали результатом наличия в колхозе этого явления.
Если кто-то из присутствующих, рассказывая о каких-то событиях, получал всеобщее одобрение, то непременно находился кто-то, кому это единство мнений, ну, совсем не нравилось. Он начинал перечить и возмущаться. Несогласие со всеми выражалось громко и уверенно. Одним словом, вызывающе. Уверенность эта сразу же возмущала тех, кто только что кивал головами, слушая рассказчика. Возмущение высказывалось очень эмоционально, а зачастую даже обидно для возражавшего. Он в долгу не оставался и переходил на личности. Тут уж речь шла не о каком-то телевизионном персонаже или даже не об общем знакомом, а о конкретном человеке, который не где-нибудь, а вот здесь, живой и возмущенный с выпученными полными злости глазами и открытым ртом стоит напротив, расставив руки в стороны. Подобный вид говорил нападающему в словесной баталии о многом, а именно о том, что он задел за живое. Воодушевленный метким попаданием в яблочко, т.е. в самое больное место, борец за правду смело продолжал наступление. Вокруг спорящих быстро увеличивалось количество участников. Почти всегда находились те, кто поддерживал забияку.
Реплики эти были таковы, что не сразу можно было понять, поддержка это или подзадоривание. Лукавый вид, насмешливые глаза и трудно скрываемые улыбки свидетельствовали о неискренности этих случайных помощников. Цель их была известна заранее – пошутить да посмеяться, выставив дураками спорящих, а потом рассказывать байки о том, как это было. А еще лучше спровоцировать на драку. Для тех, кто выяснял истину не ради смеха, ужимки эти были очень даже обидны. И обе противоборствующие в начале стороны, обиженные нахальным и насмешливым вторжением в тему спора третьей стороной, не сговариваясь, обращали свой гнев на насмешника. Драться, конечно же, никто не собирался. Просто один из них, решив в сердцах покинуть злополучное собрание, задел плечом другого. Тот другой, совершенно справедливо полагая, что это безобразие, и он не позволит с собой так обращаться. Результатом этих умозаключений был толчок в грудь неуклюжему обидчику. От этого толчка, решивший уйти, получал совсем другое направление и летел в противоположную сторону, задевая своим телом сразу нескольких человек и приземляясь на колени сидящих в рядах. Потревоженных было много, а так как все они мыслили примерно так же, как тот, кого задели первым, то начиналась групповая потасовка. В конце ее никто не помнил, с чего все началось, и кто что хотел. Бедные люди, а чаще всего это были мужчины, потирая набитые шишки и выплевывая выбитые зубы, винили во всем друг друга, хотя виною было все то же, что и всегда – чувство противоречия.
На крики появлялась заведующая клубом. Потасовка, начатая с таким энтузиазмом, вдруг сама собой рассыпалась. Битые и калеченные спешно, без всяких жалоб, покидали помещение. Оставшиеся сидели с чинными лицами, делая вид, что ничего не было.
Заведующей клубом была Ирина Груздева. Имела она богатырский рост, крепкое телосложение и почти цыганскую внешность. Самой примечательной чертой была решительность ее характера. Противиться ей мало кто осмеливался. Выросла она на хуторе. Почти в лесу. Отец был местным. Работал егерем. Кем была ее мать, точно никто не знал. То ли армянкой, то ли грузинкой. А по внешности так и вообще цыганкой. Бабка ее была ссыльной. Ходили сплетни, что была она из дворян. У родителей Ирины детей было двое. Был еще старший сын Георгий. Вышел парень богатырем да красавцем. Всем в селе казалось, что умного начитанного мальчика ждет большое будущее. Матери местных красавиц мечтали иметь такого зятя. Однако все вышло наоборот. Парня осудили за драку и посадили в тюрьму. Вся округа знала, что осужден он несправедливо, но вступиться и пойти наперекор властям никто не захотел. Слишком часто в нашей стране добро бывало наказуемым. Как сложилась судьба парня после тюрьмы, толком никто не знал. Знали лишь только, что он жив. А по грустным песням его матери догадывались, что не все благополучно в судьбе ее сына. Песни были ее единственным самовыражением. Молчаливая, задавленная тоской о сыне пела она редко, но так красиво и горько, что песни эти забыть не мог никто. Она, бывало, поет на своем хуторе, а в деревне люди на крыльцо выйдут и слушают. Все бросают, чем заняты были, и слушают. Иные со слезами.
Ира родилась намного позже брата и поэтому почти не помнила свою семью веселой и счастливой, какой она была вначале. Мать была до такой степени отрешенной от жизни, что почти все заботы о семье легли на плечи девочки. С годами она приобрела привычку не только работать как мужик, но и разговаривала похлеще любого тракториста. Матерные слова, заплетенные в кружевные лингвистические обороты и исполненные с большой долей актерского мастерства, были основным способом обращения с окружающим миром. Это была даже не речь, а некий диалект, предназначенный для местного пользования узкого круга людей. Кругом этим и являлся колхоз «Красный Флот».
Там Ирину все очень хорошо понимали и воспринимали все самые соленые выражения не как ругательства или пахабщину, а просто как желание лучше и быстрее выразить свои мысли и эмоции. Слова мата звучали из ее уст деловито
