С запахом лаванды и пепла - Светлана Панина

– Что именно? – дедуля не глядит на меня, сосредоточенно соединяет края пельмешка.

– Что я что-то сделала… И фамильяр появился. Фамильяр – это кто?

– Фамильяр? Спутник ведьм и колдунов. Некоторые народы верили, что в них ведьмовская душа. По мне это глупо: зверушку-то убить всяко проще, чем ведьму.

– И при чем тут я?

Дедуля молчит, перекладывает на доске пельмешки, подправляет мои корявые.

– Ты не при чем. Ты опять ослышалась, лягушонок. Гектор ждет, что я несколько бумаг заполню, вот я и говорил ему, что формуляры у меня уже есть.

Звучит убедительно. Вот только я не верю, что дедуля стал бы обсуждать какие-то документы над полуживым телом единственной внучки. Пусть утрирую, но суть от этого не меняется. Впрочем, с чего вдруг ему обсуждать несуществующих фамильяров – тоже неясно.

– Ммм… А Гера про какую отраву болтал?

Теперь дедуля искренне кажется озадаченным:

– О чем ты?

– Ну он говорил про отраву для памяти.

– О господи. Ты его слушай больше! – в дедулином голосе появляются смешинки. – Этот балбес любые лекарства отравой зовет. Понятия не имею о чем он. Может, про аспирин, чтобы голова не болела.

– Ты же говорил, он хороший, – кладу на доску очередной пельмешек. Мне кажется, у меня начинает получаться. По крайней мере последний вышел неплохо. Хотя бы не кривой. Но дедуля все равно плотнее залепливает ему края.

– Гера-то? Хороший. Да и Гектор тоже.

– Только один музыку на всю улицу врубает, а второй приветливостью не блещет.

– Ты не суди так скоро. Ребята росли без отца. Как и ты. Гектору непросто пришлось. Гера только в школу пошел, когда они вдвоем остались.

– Совсем вдвоем?

Дедуля кивает.

– А как же их мама?

– Она ушла, когда Гере и года не было. Отец сам их растил. А потом и он умер.

– Ого… Как же они жили без взрослых? Или Гектору уже восемнадцать было? – пытаюсь сосчитать, сколько же ему теперь. По-любому выходит больше тридцати.

– Пятнадцать, – поправляет дедуля. – Так и жили. Виктор, отец их, успел позаботиться, чтобы я стал опекуном, и ребята остались в доме. Но все равно трудно было.

Задумчиво гляжу в окно. Дедуля тем временем относит в холодильник полную пельмешков доску, ставит на стол следующую и присыпает мукой. А я думаю о соседях. Внезапно становится их жаль. Особенно Гектора – это же, получается, все на него свалилось, в пятнадцать лет, в самую юность, когда ветер в голове, хочется гулять и развлекаться, а потом еще и к поступлению готовиться нужно.

– Почему ты стал опекуном, вы же не родственники?

– Не родственники, – соглашается дедуля. – Но нас много связывало, наши семьи долго дружили. Крепко дружили.

Я вспоминаю проржавевшую калитку в боковой ограде, теперь заблокированную новым соседским забором.

– А потом что случилось?

– А потом все разладилось.

– Но ты все равно им помогал? Несмотря на это?

Увлекаюсь так, что забываю про пельмени, просто слушаю дедулю и машинально мну комочек теста. Кажется, мы никогда так не говорили. Многое становится понятнее: и некоторые фразочки Геры, и сдержанность Гектора со мной и с дедулей, и тот странный тон, с которым он пояснял про лекарства. Но кто из них троих виноват? Что произошло? Хочу спросить, но дедуля отвечает раньше:

– Это случилось уже когда ребята выросли. А пока росли, конечно, помогал. Гера, считай, за внука мне был. Гектор сперва ничего справлялся, первые несколько лет мы неплохо жили. А в девятнадцать накрыл его дух бунтарский. Гере тогда только-только двенадцать исполнилось, самое начало переходного возраста, тяжело с ним было, учеба трудно давалась, да и поведение тоже. Сдержанностью его природа не одарила. – Я невольно хмыкаю, а дедуля продолжает. – Брата он тоже не жалел. Вот Гектор и сорвался. Хотел даже из города уехать. Переубедил я его, к счастью. Нельзя было ему уезжать, пропал бы он. Геру я тогда к себе в дом забрал, чтобы у Гектора хоть какая-то личная жизнь появилась. Так до конца школы и продержались. А потом как-то выправилось.

Почему-то мне очень легко все это представить. Я почти их не знаю, но Гера кажется мне открытой душой, по его лицу читать можно, все чувства напоказ, а вот его брат, наоборот, кажется сдержанным, и не потому что обижен на дедулю, а просто характер такой, Гектор держит мысли и эмоции при себе. И я ясно вижу хамоватого подростка Геру, который не дает брату прохода, доставая подколками и наездами, из-за которого в дом невозможно привести девушку, а когда тебе девятнадцать и гормоны играют… Но нужно позаботиться о брате, где-то раздобыть денег и вообще быть не столько братом, сколько родителем… И все бурлит внутри: и желания, и невысказанные обиды. Неудивительно, что Гектор взорвался. Я как-то очень хорошо его понимаю. Может, потому что сама привыкла держать внутри много вопросов.

– Тяжело было, – гляжу в окно. Пусть лавандового дома за гибискусами не видно, но я знаю, что он там. Может, и Гектор там. Мне становится тепло от осознания этого, будто невидимая ниточка протянулась от меня к соседу-старшему.

– Тяжело, – соглашается дедуля, проверяя только что слепленный пельмешек.

– Ты никогда не жаловался. Вообще ничего не рассказывал.

Мне странно, не пойму, что чувствую. Мы с мамой столько лет жили вдвоем, вдали от дедули, виделись только в Скайпе да Телеграме, а у дедули тут была, считай, вторая семья… по сути, другие внуки… Ведь это было важной частью его жизни, наверное, он любил этих ребят, и теперь любит, а я вообще ничего не знаю о них! Это не ревность, просто странно узнавать все вот так.

– Так а зачем тебе знать? Маме твоей иногда жаловался. Но что поделать. Такова жизнь.

Телефон тренькает сообщением:

“Почему не звонишь?”

Сперва не понимаю, кто это. Потом замечаю имя и вспоминаю забавного паренька с веснушками на носу, что повстречался возле СевГу. Я и забыла уже о нем! И не думала, что он обо мне вспомнит. Выдержал “положенные” три дня? Или сколько прошло времени? Мне вдруг кажется, что я в Севастополе уже вечность!

Откладываю комок теста, вытираю руки и беру телефон:

“А должна?”

Хочу спросить у дедули про боковую калитку в заборе, но ответ Сергея приходит почти мгновенно:

“Конечно! Мы же договорились кофе пить!”

Не успеваю придумать что-то остроумное в ответ, когда получаю следующее сообщение:

“Я тебя жду!”

“В смысле? Где ждешь?”

Я слегка теряюсь. Выходить из дома мне совсем не хочется – дедуля разговорился, такой момент упускать жалко. И мне интересно узнать больше про соседей: почему калитку