С запахом лаванды и пепла - Светлана Панина

замуровали и что случилось между ним и ребятами, из-за чего теперь они так холодно общаются, особенно Гектор. А то и о дедулиной болезни выведать.

“На твоей улице!”

“На Ревякина?” – машинально отвечаю я и тут же понимаю, что меня развели, как ребенка! Но назад не отыграть – сообщение уже получено и прочитано. Черт!

“Отлично, тогда жду у входа на Малашку”

– Дедуль…

“Кофе стынет!” – прилетает следом.

Дедуля в ожидании глядит на меня.

– Что такое Малашка?

– Малахов курган.

– Где это?

– Да в принципе недалеко. “Семерка” или “Сто седьмой” ходят. Ну или пешком. А что?

– У меня, кажется, свидание, – отвечаю смущенно. Чувствую себя странно. Не знаю, почему не отказалась.

– Хорошее дело, сходи. На Малашке интересно. Нахимова там смертельно ранило, и Корнилова тоже, там ведь один из ключевых бастионов в Крымскую был. Да и в Великую отечественную тоже, по сей день зенитки стоят…

Дедуля раскатывает тесто для следующей порции пельмешек, попутно рассказывает про вечный огонь, про какое-то дерево, про “Севастопольские рассказы” Толстого и “Капитана Сорви-голова” Луи Буссенара. Про какую-то чебуречную в советские годы. Я слушаю краем уха, пытаясь найти повод остаться. Хотя меня уже тянет туда, на героическую Малашку, к веснушчатому парню Сереже. Почему не могу просто написать ему: “Извини, давай в другой раз”? Почему вдруг хочется его увидеть?

Гляжу на дедулю, замечаю бисеринки пота на лбу и уставший вид.

– Ты хорошо себя чувствуешь?

– Хорошо, хорошо, лягушонок. Ты ступай, правда. Не сиди со стариком. Тут немного осталось, я закончу и отдыхать лягу, не беспокойся. Как раз закат застанешь, там виды чудесные.

***

Сергея замечаю сразу. Он стоит на ступенях в нескольких метрах от остановки, болтает с каким-то парнем. Мы встречаемся глазами, Сергей улыбается, его глаза лучатся из-под очков, и в моей голове снова поют Foreigner. Мне вдруг становится не по себе, вдруг испытываю смутную тревогу, она толкает назад, перейти дорогу, смешаться с толпой, сесть на обратную маршрутку, уехать домой. Но Сергей шагает навстречу, по-свойски берет за руку, и меня окутывает волной спокойствия, а “I wanna know what love is”14 звучит чуть громче.

Его приятель исчезает как-то сразу, даже не успеваю толком разглядеть его, замечаю только колкий, оценивающий взгляд, какой-то даже жадно-нетерпеливый. В другой день мне стало бы неприятно, но сейчас это кажется незначительным, неважным.

– Где кофе? – спрашиваю Сергея, когда мы поднимаемся по лестнице к воротам парка.

– Наверху, – улыбается он, и от его голоса становится теплее.

Молчим. Отчего-то не хочется говорить, и Сергей как чувствует это, просто ведет меня за руку. От него исходят волны спокойствия, окутывают коконом, отгоняя тревоги и сомнения, и я купаюсь в этом удивительном ощущении, даже кажется, по коже бегают мурашки, предвещающие что-то приятное. Мне не просто хорошо – мне небывало хорошо! Даже чудесно! Свет вокруг тепло-золотистый, небо лениво наливается красками, вкусно пахнет осенними цветами, а в деревьях поют птицы. Парк устроен интересно, будто многоярусный торт: хочешь – поднимайся по лестнице, ярус за ярусом, хочешь – гуляй по боковым дорожкам. Мы идем по ступенькам вверх, лишь на самой вершине останавливаемся, чтобы полюбоваться видом на Севастополь. Он прекрасен. Лестница убегает вниз, словно коридор, а за колоннами входа на Малахов курган город раскрывается, будто объятия. Белоснежные дома отливают розовым золотом, далеко за ними раскинулось море, отсюда оно кажется застывшим. Вижу даже “Штык и парус” и Константиновскую батарею – их я уже знаю, но не ожидала, что смогу разглядеть отсюда. А над всем этим – бесконечное, бушующее красками небо и огромное, ослепительно-мандариновое солнце, медленно погружающееся в море. Мне кажется, никогда в жизни я не видела ничего прекраснее, даже плакать хочется от восторга и счастья. Кажется, все чувства обострились, внутри ураган эмоций, а закат я чувствую прямо кожей. Сергей тянет меня дальше, но я упираюсь, не хочу, чтобы чудо закончилось без меня, хочу впитать его до последней карминовой капли. Сергей не спорит, просто обнимает меня со спины, ласково дует в макушку, отчего по спине пробегает табун мурашек. Мне вдруг хочется развернуться и поцеловать его, это будет идеальным дополнением всему, что я вижу, но шевельнуться не могу. И произнести ничего не могу.

Идем дальше, только когда закат почти гаснет. Слова по-прежнему не нужны, и я мало что замечаю вокруг – парк проплывает мимо размытым буро-зеленым пятном. Вспыхивает на мгновение полукруглым белым донжоном, а потом Сергей увлекает меня в темную боковую аллею, и парк окончательно выцветает, остается только золотисто-карий цвет глаз Сергея. А вокруг меня много-много теплых воздушных пузырьков, они ласкают и щекочут, так что хочется задержать дыхание и смеяться одновременно. “I wanna know what love is” звучит совсем оглушительно, будто я на рок-концерте. Мне легко-легко, хочется раскинуть руки и кружиться или вовсе подпрыгнуть и плыть по воздуху. Но вместо этого останавливаюсь и целую Сергея, решительно, развязно, нагло. Где-то на задворках угасающего сознания вспыхивают удивление и паника: я целоваться-то толком не умею, делала это лишь однажды! Что на меня нашло? Игнорирую. Прижимаюсь всем телом к Сергею. Чувствую, как его губы расплываются в улыбке, и улыбаюсь в ответ. Целоваться и смеяться одновременно – это так странно, но именно то, что хочется сейчас. Сергей подхватывает меня под ягодицы, наши глаза оказываются на одном уровне. Я обвиваю его ногами. Мы целуемся и кружимся, будто в странном вальсе под рок-балладу. Лучшую из рок-баллад в мире! А может, просто парк кружится вокруг. В какой-то момент чувствую твердость под спиной, лицо Сергея почему-то оказывается надо мной. Подсознание успевает пискнуть в панике, что я делаю что-то не то, неправильное, что надо остановиться, убежать. Лишь дергаю головой, будто отгоняю надоевшего комара – нет, все правильно и идеально, не может быть ни страхов, ни сомнений. Именно так и должно быть, особенно, если это в первый раз. И я тянусь к губам Сергея и чувствую, как по телу пробегает первая волна удовольствия. На миг вижу его золотисто-карие глаза. Потом почему-то мелькают чужие, почти черные, голодно-жадные. Но мир вокруг начинает вспыхивать небывалыми фейерверками, и я уплываю и неизведанную ранее даль.

Глава 6. Похмелье

Просыпаться не хочется. Открываю глаза на мгновение – комната кажется унылой и серой, свет из окна тоже серый, холодный. Хочется вернуться обратно в сон, пусть не совсем приличный, но такой чудесный и сладкий. Кажется, мне никогда не снились эротические сны, по крайней мере такие яркие и