Хороший сын - Роб ван Эссен

и перечислены все папки с документами, когда-либо обещанными архиву, по причине той же нехватки места так туда и не попавшими. Мы ездили в учреждения, департаменты и фирмы и чувствовали себя важными шишками, когда через раздвижные двери или вертушку заходили в здание и сообщали о своем появлении девушкам на ресепшене, которые, как правило, не имели ни малейшего представления о цели нашего визита и покорно или нервно пытались дозвониться кому-нибудь, кто такое представление мог бы иметь. Обычно это удавалось далеко не сразу, даже если Йохан заранее с этим кем-нибудь созванивался и мог назвать его имя. Сейчас, задним числом, я подозреваю, что ни с кем Йохан не созванивался и эти имена придумывал сам (уж больно часто девушка на ресепшене просила повторить имя: по-моему, здесь таких не работает) из любви к той суматохе, которая поднималась, после того как он совершенно неожиданно к ним вваливался и, размахивая своим фолиантом, называл, какой именно архив должен находиться где-то здесь, в этом здании, при этом он нередко начинал громким голосом зачитывать количество коробок и даже их инвентарные номера, благо информации в его талмуде было предостаточно. Когда девушка наконец находила человека, который мог быть более-менее в курсе, то он или она, в свою очередь, приводили человека, который мог знать об этом еще больше, и начинались бестолковые попытки обнаружить местоположение ключей, которыми многие годы назад были заперты двери, скрывавшие за собой неизвестно что. Частенько мы оказывались в самом сердце целого консилиума сотрудников, горячо обсуждавших происходящее, в то время как девушки звонили тем, кто уже вышел на пенсию, чтобы добиться информации от них; только сначала нужно было найти номера этих бывших коллег, а потом, дозвонившись, с определенной регулярностью просить прощения у вдовы или вдовца, так как тот или та, на кого возлагалось столько надежд, уже успели умереть – причем иногда буквально на днях, так что извинения свои девушки особенно сбивчиво бормотали в трубку, а вокруг нас повисала напряженная тишина, подобная импровизированной минуте молчания, в которой участвовали и мы с Йоханом и Ленноксом, несмотря на то что с покойным нас связывало даже меньше, чем остальных присутствующих.

С пустыми руками мы не возвращались практически никогда, Йохан не сдавался, пока нужные коробки или папки не были найдены. Бывало, что нам доставались стопки разрозненных бумаг. На такой случай, называемый Йоханом «системы без крепления листов», у нас с собой всегда были коробки и мешки. Коллекции, являвшиеся целью нашего визита, обычно находились в темных чердачных помещениях, под столетними балками, или в неосвещенных кладовках, служащих одновременно для хранения чистящих средств и туалетной бумаги. Регулярно случалось, что, пока мы занимались разбором таких шкафов или чердаков, вокруг нас собирались несколько сотрудников, они наблюдали за нашей работой с молчаливым и почтительным восхищением, мне не вполне понятным. Если это была достаточно крупная организация, с собственной столовой, то нам постоянно предлагали обед или хотя бы кусочек торта, и, пока мы ели, те же зрители подсаживались к нам, и задавали вопросы, и внимательно нас слушали, как будто мы авантюристы и наша работа связана с приключениями, и сами они выполнять ее не могут по практическим соображениям или из-за собственной трусости и поэтому ее избегают.

Архивы, ожидающие, пока их заберут, находились по всему городу, не только в муниципальных организациях, на предприятиях или заводах, но и в обществах академической гребли или ассоциациях любителей игры в белот[7]. Ездили мы и к частным лицам – мы были вхожи повсюду. Как только открывалась дверь и нашим взорам представала лестница, Йохан кричал вверх: архивная служба! – как будто мы из какой-то компании по вывозу, наподобие тряпичников и старьевщиков. Наверху лестницы нас часто поджидал одинокий старичок (или старушка) с трясущимися руками, который начинал тягучий рассказ об истории этого архива. Такие разглагольствования Йохан прерывал широкими театральными жестами. Я всё знаю! – кричал он в таких случаях. Я уже всё знаю! В результате чего на него начинали смотреть с почтительным страхом, как будто этот слегка одичалый архивариус, пришедший за бумагами со своими двумя оруженосцами, обладает паранормальными способностями. От кофе и торта мы отказывались, в частных домах мы приступали к работе как можно быстрее. Взлетали вверх по лестнице, освобождали трясущегося старичка или старушку от архива карточного клуба или аквариумного товарищества, с топотом сбегали по лестнице вниз, закидывали все в микроавтобус и уезжали – в этом было что-то от ограбления. Мы с Ленноксом подумывали: а не приобрести ли нам на случай таких стремительных акций по балаклаве? – но боялись предложить это Йохану, чтобы он не решил, что мы зарвались, и не выбрал себе других попутчиков. Если по дороге назад, на Амстелдейк, нам случалось услышать полицейскую сирену, я всегда представлял, что вся эта шумиха из-за нас и сейчас нужно как можно быстрее уйти от преследования. Мы называли себя Командой «А», как в известном сериале того времени, где сюжет был построен вокруг шайки авантюристов, разъезжающих на микроавтобусе, и в дороге мы часто мычали мелодию из заставки. Леннокс все хотел, чтобы мы сочинили к этой музыке текст, но дальше, чем «Хренотень / Возим мы каждый день…», дело так и не зашло, да и то столько слогов впихивалось туда с трудом.

Глава 2

В те дни я хорошо изучил Амстердам. Я стал понимать, не только как город разросся годовыми кольцами вокруг старой сердцевины, лучше даже сказать, вековыми кольцами, но и как люди ведут себя на улице. Пешеходы, велосипедисты и водители играли в вечную игру, состоящую в том, чтобы толпиться, и не останавливаться, и переходить дорогу, и тормозить, и срываться с места, по серому асфальту или коричневым булыжникам, мимо парадных особняков, вдоль каналов или офисных зданий, под кричащей, яркой рекламой или в темных узких улочках, словно прорытых между рядами мрачных домов. Погода часто была непредсказуемая, с ливнями, и голубым небом, и яростными тучами, и мокрыми улицами, и злобно вспыхивающими стоп-сигналами машин. На каждом крутом повороте и при резком торможении коробки с архивными документами съезжали вперед или в сторону. Мы сидели втроем на переднем сиденье: Йохан за рулем, я, как самый малогабаритный, посередине; все было так, как и должно быть.

В разных частях города располагались большие запасники, куда много лет складировались различные архивы, и их тоже нужно было перевезти в новое здание на Амстелдейк. Самый большой запасник находился на бывшем хлебозаводе на углу Весперстрат и канала Ниуве-Принсенграхт; это было неприступное, гордо возвышающееся кирпичное сооружение девятнадцатого века с проржавевшими железными скобами, узкими окошками и хаотично понатыканными разномастными круглыми трубами. Небольшие арки вели в лабиринт помещений с низкими потолками, заполненных стеллажами и освещенных мерцающими лампами дневного света или гаражными лампами-переносками, соединенными при помощи километровых удлинителей с ближайшей розеткой. Крутые лестницы с сумрачными лестничными площадками соединяли этажи и междуэтажья, составленные друг на друга и задвинутые друг в друга так, что возникало подозрение, что одному лишь архитектору проекта в свое время еще удавалось понять, как устроено это здание, да и то если разложить перед ним чертежи и ни в коем случае не отвлекать, соблюдая полнейшую тишину.

В этих лабиринтах хранились старые документы различных муниципальных служб, больниц и полицейских участков. Вместе с другими товарищами по дилдо-столу нас с Ленноксом регулярно отправляли на несколько дней или даже недель на этот бывший хлебозавод, чтобы мы подготовили весь архив к переезду, обычно под руководством Йохана Штрауса, который, если мы ко времени отъезда успевали потеряться, забирался в лабиринт и кричал: мальчики, уезжаем! – и этот его вопль подхватывали остальные, пока от него не начинало ходить ходуном все здание, после чего нам с Ленноксом удавалось вычислить, где располагался первоначальный источник звука. Однако этот хор никогда не был по-настоящему многоголосым, не так уж много людей там разгуливало. Бродя по этажам, мы с Ленноксом периодически натыкались на тени в рабочих халатах, это все как на подбор были старые мужчины с зачесанными назад седыми волосами и в очках в тяжелой оправе, все они делали что-то непонятное с архивами, а впрочем, кто знает, может, они застряли здесь еще с того времени, когда