Вторая жизнь Арсения Коренева. Книга вторая. - Геннадий Борисович Марченко

я, кивая в сторону книжных полок. — Вальтер Скотт, Виктор Гюго, Александр Дюма, Чарльз Диккенс… Это вроде бы подписные издания?

— Подписные, — соглашается Ольга, проследив за моим взглядом. — Была возможность – я и брала. Можно сказать, пользовалась служебным положением.

Она улыбается с таким видом, мол, а кто бы на моём месте поступил иначе?

— Это я больше для дочери брала, хотя тоже люблю порой зимним вечером с какой-нибудь книгой забраться в кресло с ногами, прикрывшись пледом, включить торшер и под чашку ароматного индийского или цейлонского чая не спеша листать страницы.

— Да вы романтик… Ольга, — приподнимаю я брови.

— Вы так считаете… Арсений? — копирует она меня, произнося моё имя после небольшой паузы.

Мы в унисон улыбнулись, и я почувствовал, что если между нами и оставался какой-то ледок как между начальником (пусть даже временным) и подчинённым, то теперь он окончательно растаял.

— Ещё чаю? — спрашивает она.

— Эм-м-м… Пожалуй, хватит, а то и картошка, и пирог…

Я вздыхаю, встаю и произношу сакраментальную фразу:

— Спасибо вам большое за угощение. Что ж, пойду, пожалуй. Недаром говорится, что гостю радуются дважды: первый раз – когда он приходит, а второй – когда уходит.

— Согласна наполовину, — прищуривается Шустова, подходя ко мне вплотную. — А именно в первой части этой поговорки.

В глазах Ольги я вижу лёгкую поволоку. Совсем лёгкую, едва заметную, но этого хватает, чтобы я всё понял. Беру её за плечи, за эти хрупкие плечи, и чувствую, как по телу этой вполне ещё привлекательной женщины пробегает лёгкая дрожь. Сколь ж у тебя не было мужика, родная? Неужели все пять лет?

Мои губы приближаются к её губам, жадно открывающимся мне навстречу, как цветок распускает свой бутон в первых лучах утреннего солнца. Её глаза закрыты, и я знаю, что этой ночью она будет моей.

[1] Первые в Советском Союзе чипсы появились в 1963 году. Они назывались «Хрустящий картофель Московский в ломтиках». Изначально хрустящий картофель в СССР носил очень странное название: чибсы. Название не прижилось, скорее всего, из-за своей странности, но в официальных документах оно встречалось довольно часто.

[2] Аускультация – выслушивание.

[3]Аппарат отопительный газовый водогрейный

Глава 3

Пробуждение было приятным. Я сначала долго лежал, не открывая глаз, вслушиваясь в чуть слышное посапывание справа от меня. Ольга ещё спала, причём положив свою руку мне на грудь. Я наконец открыл глаза, осторожно, словно боясь ослепнуть от солнечного луча, проникавшего в щель между занавесками. Если светит ярко солнце, значит, снег закончился, а за окном мороз. А как по-другому? «Мороз и солнце, день чудесный, ещё ты дремлешь, друг прелестный…»

Медленно повернул голову направо. Спящая Ольга без миллиграмма косметики на лице походила на девочку-подростка. Впечатление не портили даже чуть заметные складки в уголках красиво очерченных губ.

Я нежно провёл кончиками пальцев по её щеке, и она во сне смешно наморщила носик. Я приподнялся на локте, убрал тёмный локон с её уха. На работе всегда с собранными, как и положено медицинскому работнику, волосами, и в неизменной белой шапочке, сейчас каштановые без единого седого волоска пряди были хаотично раскиданы по подушке. Причём и на корнях седина совершенно не просматривалась. А ведь многие женщины в её годы уже вынуждены корни прокрашивать, маскируя обесцвеченные возрастом волосы.

Ресницы её вдруг затрепетали, будто крылья бабочки, и она открыла глаза.

— Доброе утро, — тихо сказал я, чуть раздвинув краешки губ в улыбке. — Как спалось?

Она тоже улыбнулась, сладко потянулась, зажмурившись, казалось, сейчас ещё и промурлычет. Ах ты ж моя кошечка!

— Великолепно, и во многом благодаря тебе.

Надо ли говорить, что, когда мы познали друг друга весьма, скажем так, тесно, то все эти «ВЫ» ушли в прошлое. Понятно, что если встретимся в стенах поликлиники или больницы, да ещё при людях, то «тыкать» друг другу не будем, но сейчас… Эх, ну и дурак же её бывший, такую бабу променять на какую-то… секретутку! Понятно, что секретарша моложе и наверняка симпатичная, а тут вроде уже приелось в браке с одной и той же спать… Наверное, так и есть, сам когда-то испытывал нечто похожее. Но в любом случае для меня это была невероятная ночь с опытной, зрелой, и при этом весьма привлекательной и голодной до секса женщиной. Всё сошлось в одной точке, как говорят янки – бинго!

И глядя сейчас на её призывную улыбку и озорны искорки в глазах, я почувствовал, что мой детородный орган вновь принимает боевое положение.

— Не хочешь повторить?

Спросил я ради проформы, так как её взгляд был красноречивее любых слов. И началась вторая… или даже третья серия эротического фильма «Двое в постели».

А потом мы завтракали, доедали остатки пирога, который мне так и не суждено было взять с собой. Но я уносил с собой память о сегодняшней ночи и не менее великолепном утре. На сердце было легко, я шёл домой, насвистывая «Как много девушек хороших», и мир казался чудесным, пронизанным счастьем и добротой.

— Здорово, сосед! Ты откуда такой довольный?

Голос свыше заставил меня выйти из мечтательного состояния, когда я уже приблизился к калитке. Я поднял голову и увидел на крыше Петра с пассатижами в руках.

— Здорово! Ты чего это туда забрался?

— Да сигнал приёма с помехами начал идти после вчерашнего снегопада. Вот и зале антенну проверить. А тут, оказывается, изоляция слезла, заменяю вот провод… Откуда чешешь? Или это секрет?

— Да не сказать, что секрет… У хорошего человека ночевал.

— Поня-я-ятно, — расплылся в понимающей улыбке Пётр. — Ну, успехов тебе на этом поприще.

— И тебе Бог в помощь, — ответил я не менее широкой улыбкой.

А у самого в голове всплыли слова Шустовой, сказанные ею перед тем, как она закрыла за мной дверь своей квартиры:

— Арсений, я не буду против, если хотя бы изредка ты будешь появляться у меня.

Да и я не против, если уж на то пошло. Надеюсь, если даже о наших отношениях узнают в больнице или поликлинике, это не станет темой для товарищеского суда, и уж тем более выговора. Мол, заведующая поликлиникой спит с интерном, которой младше её на пятнадцать лет, и что эти отношения несмываемым пятном ложатся на моральный облик строителей коммунизма. Бред, конечно, но таковы уж реалии жизни в СССР, может