Почти вся жизнь - Рэм Лазаревич Валерштейн

конторке была каморка с топчаном для приезжих, я и говорю ей: «Успокойся, иди поспи, там всё есть», — сам опять за чертёж. Минут через 20 приходит. «Послушай — уже на «ты» — вот ты был у меня дома, мы были рядом, а ты даже до меня не дотронулся, почему?» — «Так я же замечательную книгу читал, ты ж сама попросила!» — «Так сейчас же книги нет, неужели я такая некрасивая, противная, старая, негодная на ласку?» — «Да нет, ты красива и молода, не бери в голову». «Так чего же ты ждёшь? Не можешь понять, что эту миллиметровку могла привезти комиссия? Я сама приехала к тебе! Оставь эти чертежи и туши свет!» Вспомнил я Люи Финеса, как он сказал, входя в номер к женщине: «Пусть в меня бросит камень тот, кто никогда этого не делал»… Только через много лет случайно узнал я, что родила она мальчишку.

Печка — это «колодец» со стенками из огнеупорного кирпича, где сжигают дрова, а пламя должно попадать прямо в топку. Половина шахты уже была сделана, я только пририсовал, как выше, ряд за рядом, класть кирпич. Получилось нечто вроде бутыли с наклонным горлышком, из которого пламя должно было лететь прямо локомобилю в топку. И когда зажгли дрова и сначала дым, а потом и пламечко влетело в топку, механик аж слезу пустил: «Столько времени потеряли зря, а надо было просто, вот как он сделал».

Вернувшись в Усть-Ваеньгу, узнал, что в тресте решили и в этом посёлке построить такую же электростанцию. Я спросил у Варламыча: «С чего бы это?» — «А ты в Рочегде гиблое дело раскрутил, теперь уж крутись и здесь».

Прослужив на флоте, в посёлок вернулся молодой, весёлый человек, оказалось — бульдозерист — я посмотрел, как он работает, и понял, что этот человек — артист и сможет сделать любую сложную работу. Я рассказал ему, как бульдозером выкопать котлован под фундамент этой электростанции — он рассмеялся, вижу, идея ему понравилась. Мезенцев его фамилия, рыжий, лицо типичного чухны, на своём крыльце вывесил флаг с оранжевыми полосами. Я спросил его, что это значит? «Щ» — пояснил он, все они на Щ.

Чуть подальше на север течёт река Мезень, да и вся эта огромная территория, бывшее Новгородское княжество от Чудского озера до Белого моря, чухонская — ижоры, вепсы, карелы, коми, пермяки, мордва, мурома, меря да зыряне, все от эстов и финнов до угров на Урале и от Полярного океана до вологодчины, все они сохранились, эти «финно-угорские» племена.

Но вернёмся в Усть-Ваеньгу. Появились у нас и шофepы — самосвалы стали работать. Не могу пожаловаться ни на одного из этих замечательных ребят. Как-то понадобилось мне срочно поехать в Рочегду, а шоферы с глухого перепою, и я решил ехать сам — мальчишка ведь, чуть-чуть за 20. Пришёл в гараж, новенький ЗиС — копию студебеккера, все оси ведущие, — пригнал к дому и уж был готов уезжать, завёл мотор, включил передачу, отпустил сцепление — и ничего! Мотор ревёт, а машина ни с места! Тут прибегает один из них, говорит, счас поглядим. Полез под машину, чем-то там побренчал, вылез и сказал — что-то с коробкой, надо механика позвать. А утром пришёл этот шофер Вася, трезвёхонек, поехали, говорит. Как поехали, а ремонт? А я, говорит, уже в порядке, садитесь, по дороге расскажу. По дороге он, конечно, ничего не рассказал, потом мне сказали — узнав, что я собрался один ехать, они решили помешать мне, мол, молод ещё, не шофер и этой дороги не знает, не дай Бог, разобьётся… Васька же, фамилия у него занятная — Выручаев — привез на этом «студебеккере» меня в Березник — дело у меня было с прокурором — сам же пошёл к родственникам. Прибегает парнишка, говорит: «Дядя Вася ехать не могёт, они с братьями…» Спасибо прокурору — не Вася, а он выручил — подъехали саночки с лошадкой — езжай. Попросить кого-нибудь — подумают, ишь, барин нашёлся — кому ж в голову придёт мысль, что взрослый человек, да ещё инженер, ни разу в жизни не управлял лошадьми. Еду, зима, дело к ночи, но от снега светло, санки лёгонькие, лошадь резвая, вдруг вижу у лошадки на спине уши! Остановил «транспорт», оказалось — чрезседельник был плохо увязан и перевернулся — вот они, уши. Эти уши появлялись ещё пару раз — не было сноровки сражаться с упряжью. Нина удивилась: «Ты на саночках, ночью, один?» Милиционер отвёл лошадку на конюшню, а я лёг спать.

1955

Был ещё шофер-самосвальщик из хохлов, а потому и упрямый до дури. Кстати, то, что я заказал и использовал самосвалы, чтобы делать насыпи на строящейся узкоколейке, в «Правде Севера», Архангельской газете, прописали, как замечательное решение, новое в строительстве (!), но ещё глупее было доказать, что стойки-опоры для мостов надо не закапывать, а забивать сваебойкой, придуманной специально для этого. Помнишь, пришлось заказать и её и теперь, в присутствие трестовского начальства и зевак, забить в землю четырёхметровое бревно в центре поселковой площади, под всеобщее ликование. Ну а тот упертый шофёр, несмотря на запрет пользоваться электроинструментом в дождливую погоду, несмотря на то, что он отец и кормилец семерых детей, что идёт дождик, зная о смертельной опасности, взял в гараже электросверло, включил ток и был тотчас же убит.

На этом закончилась и моя «блестящая карьера». Был суд, приговор и т. п. Меня с главных инженеров сбросили в мастера и направили в Березник строить три деревянных дома из бруса. Дома эти планировались на песчаном берегу Двины и я, недолго думая, построил их быстро, без всяких серьёзных фундаментов, прямо на шпалах на песке. Враньё это всё про замки на песке. На песке, на щебёнке-гравии строить гораздо надёжней, чем на глине, мокрой и замёрзшей. Тут же мы с Ниной переехали в один из этих домов, в другой поселили наших семейных рабочих, образовавших семьи из не уехавших бывших уголовников и девчат, что не сбежали, третий дом отошёл Березнику.

Я сообщил в трест, что делать мне здесь больше нечего, что я уже законные 3 года (это было летом 1955-го) отслужил и уезжаю. Главный инженер треста предложил мне должность начальника производства, но я сказал, что еду работать в Воркуту, где мой отец отбывает срок за контрреволюционную деятельность. Тема закрылась сама по себе, однако когда я напомнил тресту, что они забыли выдать мне выходное пособие, меня объявили дезертиром и приказали «срочно-немедленно» возвратиться на место работы или меня будут судить», но денюшки-то зажали! Мы же собрались, оставили посуду, мебелишку, постель и прочую мелочь, позвали наших соседей, объявили,