Золотая шашка - Роман Семёнович Сеф

— Григорий Иванович! — раздался вдруг голос ординарца за окном. — Григорий Иванович!

— В чём дело? — спросил Котовский и сделал «наклон туловища вправо».

— Григорий Иванович, поляки! — крикнул ординарец.

— Где поляки? — спросил Котовский, сделав «наклон туловища влево».

— На опушке уже! — отвечал ординарец прерывистым голосом.

— Ну да! — сказал Котовский, сощурив глаза.

— Да! — сказал ординарец.

— Трубите атаку, я сейчас!

И Котовский стал приседать, выбрасывая руки в стороны. Потом он окатил себя ведром холодной воды во дворе и растёрся мохнатым полотенцем. Потом оделся и вскочил на рыжего Орлика, который уже стоял у крыльца. Пыль взметнулась из-под копыт, а через несколько минут загремело «ура» — бойцы увидели комбрига. Большой, ладный, в фуражке с малиновым околышем, в алых военных брюках-бриджах, он скакал вдоль опушки. И бойцы думали, глядя ему вслед: «Вот это настоящий военный человек».

А вечером того же дня Котовский стоял возле калитки дома, в котором размещался штаб, и напевал весёлую песенку.

Звучала она так: «Ррам, турум, трататам». И означала она вот что: «Сегодня был очень нелёгкий день, но мы здорово всыпали белополякам».

Котовский глянул на багровый краешек солнца над горизонтом и подумал: «А во втором эскадроне лошади не чищены, и за это я командиру второго эскадрона дам нагоняй».

За поворотом дороги заклубилась пыль, и послышался топот сотен ног. Это вели пленных в тыл. Впереди, долговязый, как журавль, вышагивал пан хорунжий, усы его понуро обвисли. Котовский сделал начальнику конвоя знак остановиться. Начальник подбежал к Котовскому.

— А ну-ка, позови вон того усатого, — сказал Котовский, указывая на пленного впереди колонны.

Пленный подошёл к командиру бригады.

— Ответьте мне, пожалуйста, пан хорунжий, — вежливо сказал Котовский, — ответьте мне, пожалуйста, что бы вы делали, если бы кончилась война и вы вернулись домой?

Пан хорунжий недоуменно пожал плечами.

— Ну, я купил бы лавку и занимался свободной торговлей, — сказал он.

— А я, — задумчиво сказал Котовский, — очень хотел бы работать агрономом.

Хорунжий от удивления вздрогнул и почему-то отдал Котовскому честь.

Котовский махнул рукой.

— Веди! — сказал он начальнику конвоя.

И пленные в синих мундирах побрели вперёд.

Кандалы

Аукцион — это когда собирается много народа и все торгуются. А происходит аукцион вот как:

— Сто рублей! Кто больше? Раз, два!

— Сто двадцать пять!

— Сто двадцать пять рублей даёт господин в коричневых брюках и зелёной жилетке. Сто двадцать пять! Кто больше?

— Даю двести!

— Двести рублей даёт господин в голубом галстуке и чёрной шляпе. Двести! Кто больше?

Толпа колыхалась. Все тянулись, чтобы взглянуть на аукциониста. В одесском театре продавались кандалы. Обыкновенные ручные кандалы — два металлических кольца и цепочка посередине. А продавались они потому, что в них до недавнего времени был закован человек, которого в Одессе знали все — от мала до велика. Это были знаменитые кандалы.

— Двести пятьдесят! Дама из шестого ряда даёт двести пятьдесят рублей! — кричал аукционист. — Двести пятьдесят рублей за самые знаменитые в Одессе кандалы! Это золотые кандалы. Кто их купит, навсегда будет иметь память, как мы погибали при царе Николае!

Купец Гомберг поглядел на жену и притоптал окурок папиросы.

— Триста! — крикнул он.

Жена его побледнела.

— Что ты делаешь? — громко зашептала она. — Что ты делаешь?

Но купец Гомберг знал, зачем ему нужны кандалы. Однажды вечером — это было три года назад — к нему в квартиру позвонили. Никогда ещё Гомберг не принимал таких «дорогих» гостей. Этот вечер стоил ему три тысячи сто рублей. Дрожащими руками он протянул их тогда человеку, чьи кандалы продавались сейчас в городском театре. Ах, как хотелось Гомбергу купить эти кандалы. К тому же в театре находились его заклятые враги — торговцы мясом Стамоглу и Розен. Гомберг тоже торговал мясом, а на свете нет более лютых врагов, чем торговцы одним и тем же товаром.

— Пятьсот рублей! — раздался голос Стамоглу.

— Пятьсотктобольше? — крикнул в одно слово аукционист.

У Гомберга от волнения запылали уши.

— Шестьсот! — крикнул он.

— Семьсот! — крикнул Стамоглу.

— Восемьсот! — отчётливо произнёс Розен.

Жена Гомберга пошатнулась. Гомберг крепко взял её за руку.

— Тысяча рублей!

— Тысяча пятьсот! Две тысячи! — сказали почти одновременно Стамоглу и Розен.

— Уйдём отсюда, — зашептала жена Гомберга. — Я плохо себя чувствую.

— Отстань! — рявкнул Гомберг и тут же негромко добавил: — Две тысячи шестьсот.

Но в зале было так тихо, что все услышали его.

Две тысячи шестьсот рублей — это огромные деньги.

— Сумасшедший, — сказала жена, — две тысячи шестьсот рублей за какие-то паршивые кандалы!

— Три тысячи! — крикнул Стамоглу.

Аукционист поднял молоток.

— Три тысячи раз. Три тысячи два...

Если он опустит молоток и скажет «три», значит, кандалы купил Стамоглу.

— Три тысячи сто рублей! Я даю три тысячи сто рублей! — закричал Гомберг.

— Раз! — медленно сказал аукционист. — Два! Три!

Удар молотка. Зал зашумел. Стамоглу и Розен стали пробираться к выходу. Гомберг, отдуваясь, подошёл к аукционисту.

— Отдайте мои кандалы, — сказал он.

— Во-первых, это кандалы Котовского, — ответил аукционист, — а во-вторых, платите деньги. Это золотые кандалы.

Гомберг полез в карман и достал кошелёк.

Спустя пять лет командир кавалерийского корпуса Григорий Иванович Котовский шагал по просторному кабинету из угла в угол. Он совещался со своим заместителем. Говорили они о ценах на мясо. С продовольствием в 1923 году на Украине было плохо, поэтому кавалерийский корпус арендовал сахарный завод и построил кожевенный. В лавках корпуса торговали мылом, кожей, мясом и сахаром. Цены в них были ниже, чем у спекулянтов. В то время было много спекулянтов. Спекулянты — это люди, которые перекупают и продают товары втридорога. Выползают они на белый свет там, где каких-нибудь товаров не хватает. А тогда многого ещё не хватало. Спекулянты брали огромные деньги за хлеб, мясо, сахар и мыло. И если раньше Котовский проводил часы над картой, обдумывая план будущей атаки, то теперь ему приходилось часами ломать голову, где выгоднее продать старых лошадей, где раздобыть машины для сахарного завода.

Сейчас разговор шёл о ценах на мясо.

— Что делать б-будем, а? — спросил Котовский. — Спекулянты цены повышают, а м‑мы сидим сложа руки.

— Хорошенькое дело, — пробормотал заместитель, — они торговцы, а мы военные. Мы воевать умеем, а не торговать.

Котовский побагровел.

— В-вороний корм! — крикнул он. — В‑вороний корм! Вот они кто. Фамилии их известны?

— Известны, — отвечал заместитель. — Из местных торговцев самые высокие цены у Пилипенко, а