Алексей Козлов. Преданный разведчик - Александр Юльевич Бондаренко

Не удивительно, что происходящее в Алжире было весьма интересно советскому руководству, состоявшему не только из Хрущёва, время правления которого уже подходило к своему неизбежному окончанию…

«Дубравин» получил задание осесть и устроиться на работу в алжирской столице. Ему повезло: удалось найти место технического чертёжника в бюро планирования городского строительства.

Да, он повторял не раз, что ненавидел эту свою профессию – «технический чертёжник», но это же была для него профессия прикрытия, а не основная его работа, он прекрасно сознавал это, и оно его утешало. А ведь сколько других, так сказать, простых людей изо дня в день ходят на свою нелюбимую и даже ненавидимую ими работу, не имея более никаких иных возможностей для обеспечения собственного существования и никаких иных перспектив!

«Единственное преимущество нелегальной разведки – она даёт возможность прожить несколько жизней, – сказал нам как-то Юрий Анатольевич Шевченко. – Полноценных! Ведь жизнь определяется не количеством прожитых лет, но количеством сделанного. Какой коллектив вокруг тебя. Твоим социальным статусом, который ты имеешь в той или иной стране, и прочее, прочее…»

Вот и Алексей Михайлович никак не предполагал, что пройдёт не так много времени, год-два, и он с ностальгическим сожалением будет вспоминать эту свою «чистую» (в самом прямом смысле слова) работу. Как говорится, что имеем – не храним, потерявши – плачем. Но обо всём по порядку…

Итак, пока что он очутился в Алжире и устроился на работу в учреждение при столичной мэрии. «Дубравин» сразу же понял, что пока что его немецкий и датский языки переходят «в пассив», на них здесь разговаривать не придётся, но вот то, что почти никто из местных жителей не знал и «мирового» английского языка, который он так старательно изучал в Бейруте, оказалось неприятной неожиданностью. Более того, как мы уже узнали, подавляющее большинство местных арабов позабыло свой исконный арабский язык и говорило только по-французски. Козлов стал свидетелем такой нелепой, как бы патриотической, реформы: придя на власть, президент бен Белла в порыве «местечкового патриотизма» решил переименовать все улицы (мы в России это проходили и после 1917, и после 1991 года), названия которых были связаны с французским господством. Новые же названия были выведены арабской вязью, которую никто практически читать не умел… Те, кто бывал в восточных городах, знает, что там всегда шумно, многолюдно и бестолково. А уж что происходило после такового переименования – и представить сложно!

По счастью, за время своего пребывания в Ливане Отто Шмидт получил хоть какие-то основы французского языка, так что, оказавшись в «языковой среде», да ещё и при его прекрасных лингвистических способностях, он заговорил по-французски довольно быстро…

«На своём новом месте работы “Дубравин” обратил внимание на то, что вокруг него трудится много швейцарцев, – рассказал нам Сергей Сергеевич. – Это его заинтересовало, и через некоторое время он узнал, что в ближайшем окружении президента бен Беллы было много швейцарских троцкистов, которые даже входили в его Тайный совет – точнее, в этом Совете никого иного, кроме троцкистов, и не было. Хотя бен Белла являлся истинным мусульманином (он даже запретил продажу местным гражданам спиртных напитков!), но при этом он придерживался весьма радикальных левых взглядов.

Существенный плюс для Алексея в его швейцарском окружении был в том, что все эти инженеры одинаково хорошо говорили и по-французски, и по-немецки».

Как правило, европейцы, оказавшиеся в различных афро-азиатских странах, в основном общаются между собой, в пределах своих «колоний», не очень доверяя местным, которые, в свою очередь, им совершенно не верят. К тому же в то время белые люди, граждане недавних метрополий, ещё воспринимались аборигенами всех сортов как люди высшего сорта. Не удивительно, в общем, что те же алжирские швейцарцы, где бы они ни работали, достаточно тесно общались между собою и жили весьма сплочённым собственным коллективом.

«Первые шаги “Дубравина” в информационной работе, – продолжает рассказ генерал Яковлев, – начались с того, что те швейцарцы, что из Тайного совета, встречались с этими, коллегами Шмидта из городского учреждения, рассказывали им обо всей внутренней кухне, а те, по дружбе, пересказывали услышанное Алексею Михайловичу, ну а он уже адресовал эту информацию Центру».

Всё это совершенно не удивительно: вот если бы подобное происходило в Швейцарии, а тамошние «гномы» входили бы в какой-нибудь Тайный совет при президенте своей Швейцарской конфедерации, любого из них можно было бы нарезать на куски, изжарить в кипящем масле, а потом выставить на мороз – и всё равно слова бы от них никто не услышал! Они хранили бы свою буржуинскую тайну почище, нежели наш Мальчиш-Кибальчиш хранил свою военную. Ведь это была именно их тайна! А тут, в данном случае, тайна была не их, а каких-то арабов – значит, не такая уж это и тайна, чтобы держать её в тайне от белого человека… Кстати, можно заметить, что спецслужбы различных стран очень успешно работают друг против друга на швейцарской территории: гостеприимные хозяева смотрят на них со стороны и не мешают им трудиться до того самого момента, пока кто-либо из иностранцев не пожелает сунуть нос в швейцарские дела. И тут уже – persona non grata, и в 24 часа вылет из страны, впереди собственного визга…

Сергей Сергеевич объясняет: «Они ему по дружбе всё рассказывали… “Дубравин”, естественно, действовал втёмную, потому что для технического чертёжника эта информация ни по работе, ни по жизни не нужна. Но поскольку, видимо, он вызывал у них какую-то симпатию, то можно было и рассказать что-то интересное – скорее всего, что так. Он ведь компанейский человек, он и в этой среде проявил себя так, что люди к нему тянулись, делились: пускай это было за кружкой пива, или чего-то там ещё – почему нет? – но это были первые шаги разведчика, с чего-то должна была работа начинаться…»

«Втёмную», в данном случае, значило не проявлять своей особенной заинтересованности к получению этой информации. Тебе рассказывают, ты внимательно слушаешь, потому как если будешь слушать невнимательно, без должного человеческого (точнее даже, обывательского, на уровне: «Ой! Да ты чего? Быть не может! Что делается-то! А дальше-то что?» – здоровая реакция среднего человека) интереса, то, почувствовав это невнимание, рассказ могут и оборвать, не желая просто сотрясать воздух. Вот только не нужно проявлять никакой серьёзной заинтересованности и, особенно, не давать понять, что ты по данному вопросу кое-что сам уже знаешь – порой даже больше, нежели твой рассказчик… Всякое случается!

Сам же Козлов причину своего успеха объяснял так: «Думаю, всё получалось потому, что я никогда не допускал даже мысли “не смогу, не справлюсь, не получится”. И я всегда знал, что один разведчик часто может сделать то, чего не может сотня военных или политиков. Хотя, не только разведчик. Главное, чтобы он верил, что ему действительно по силам всё, в том числе спасти мир»[75].

И он, как мы знаем, впоследствии действительно спасал мир.

А пока ему пришлось пообщаться и с весьма своеобразными своими «соотечественниками» – представителями германской нации. Вот что он нам об этом рассказал:

«В первые два года своего правления Ахмед бен Белла оставил в Алжире дислоцировавшиеся там части французской армии, в том числе Иностранный легион. Это было очень интересное месиво! В основном – немцы. Поэтому даже офицеры легиона, французы, вынуждены были учить немецкий язык, чтобы с ними там как-то совладать.

– В то время, очевидно, там еще было немало гитлеровских вояк – эсэсовцев и прочих?

– Нет, это был 1962 год, всё-таки 17 лет с войны прошло… Больше уголовников было: скажем, если какой-нибудь убийца или вор бежал во Францию и его схватили где-нибудь в тёмных улочках Марселя, то первое, куда его приводили, это был вербовочный пункт Иностранного легиона. Говорили, что тюрьмы здесь гораздо хуже, чем в Германии – почему бы тебе не пойти и не повоевать? Подписывался контракт, на семь лет, как правило, и они воевали. Типы там были самые интересные, дальше и ехать некуда!

– Кто из этих легионеров вам особенно запомнился?

– Ну, если даже кто и запомнился, то я все равно не расскажу! Вы понимаете… Там самые разные люди были»[76].

Можно понять, что советскому разведчику пришлось поработать и с этими «замечательными людьми» – как с источниками информации. Пожалуй, это была