Абордаж (СИ) - Чук Павел

В ту ночь Наташа долго отказывалась, но поддалась уговорам подруг и, сидя на кровати, погрузилась в транс. Наташа очень долго не выходила из него — сидела с закрытыми глазами, опустив голову и ни на что не реагировала. Раньше ей хватало буквально прикрыть глаза и через несколько секунд она отвечала на вопрос, но в этот раз транс затянулся, что девочки забеспокоились и только предупреждение самой Наташи Котовой остановили их от опрометчивых действий.

— Ну, что?

— Я поступлю в мед?

— А я?

Как только Наташа открыла глаза, сразу посыпались вопросы от девочек. Комната была рассчитана на четверых, но сейчас в ней находились ещё и подруги из соседних комнат.

— Как ты Наташ? С тобой всё в порядке?

— Нормально, девочки. Но сказать я могу только про тебя Соня и про тебя Лиля. Остальных я не увидела, почему-то…

— А ты? Ты поступишь куда хочешь? — не унималась одна из девочек.

— Я себя не вижу. Сколько не пыталась, но не получается, — скромно призналась Наташа…

Соня поднялась со спального места. Подняла шторы. Замелькали огоньки отсечек километров.

— Что же так беспокойно на душе⁈ И причём тут Наташа Котова? Насколько помню, её одну из первых усыновили и как потом поняла такие же подставные родители, что и меня, а дальше, что с ней я даже не интересовалась. Запрещено инструкцией. Если необходимо для выполнения задания, то связь только через куратора. Но единственное задание, которое я успела получить — это занять высокий пост в МИДе. Но Наташа… У Наташи был дар. Она — одарённая! — обрадовалась умозаключению Соня, — и у анторсов есть Одарённые, я слышала, что их искали по всем веткам «Метро-4000», но, насколько знаю, так и не нашли, по крайней мере у нас.

Взяв со столика кружку, Соня открыла двери купе. Она хотела налить себе кипятку, посидеть, попить чаю, ведь всё равно не может уснуть. Да и как тут уснёшь, если мысли всякие в голову лезут, а ещё Гена Провоторов… Она помнила, когда тот уезжал она стояла возле окна и махала ему рукой. Только мимолётный взгляд, а столько эмоций.

— Не спится?

— Что? — от неожиданного вопроса Соня едва заметно вздрогнула. Когда входила в вагон, он казался пустым. Тишина. Все купе закрыты. Только проводник и подполковник, да пара сопровождающих. — А, да. Никак не могу уснуть, — Соня рассмотрела говорившего. Им оказался пожилой проводник, что встречал их у вагона и помогал разместиться.

— Я тоже, тут же как. Постоянно темно, только искусственное освещение. Почитай полгода солнца не видел. Вот и сбился ритм. А ты милая, чайку захотела попить?

— Да. Мне кипяточку бы.

— «Титан» полный, так что не стесняйся, на всех хватит. У меня печенье есть, если хочешь, принесу.

— Благодарю, у меня крекеры остались из НЗ.

— То НЗ, а то овсяные, — в ответ Соня улыбнулась. Вспомнился Дмитрий Сергеевич, который так же её угощал овсяным печеньем, ставшим дефицитом в убежище. Крекеров и прочего сухого, долго хранившегося печенья было в достатке, но по странно сложившейся обстановке именно овсяное стало деликатесом.

— Не откажусь.

— Вот и хорошо. Сейчас принесу…

— Спасибо. Да вы присядьте, может и вам чай или кофе? У меня хороший есть, — когда в купе вошёл проводник, поинтересовалась Соня.

— Кофе… нет, спасибо, но от чая не откажусь. Меня Вениамин Владимирович зовут, проводник, но я бы сказал — смотритель этого вагона. Провожать-то не часто кого приходится. Так, если раз в месяц куда поедем. Это раньше, то в один конец за тысячу вёрст, то в другой, а в последнее время всё стояли на запасном пути. Но это тебе не интересно, — быстро спохватился проводник. В ответ Соня улыбнулась, понимая, что поговорить с новыми лицами проводнику хочется, но и лишнего говорить нельзя — секретность.

Пожилой, лет за шестьдесят, слегка полноватый мужчина с проседью в волосах вызывал давно забытое чувство теплоты. Он говорил медленно, как-то по-семейному и Соне показалось, что сейчас она едет не глубоко под землёй по секретным веткам «Метро-4000», а в обычном поезде куда-то на юг отдыхать…

— Что ж внучка, пойду я, а ты отдыхай, — вставая, произнёс Вениамин Владимирович. Незаметно, за мирными разговорами пролетел час, и Соня уже начала клевать носом. Усталость последних дней давала о себе знать. И собеседник заметил состояние девушки.

— Нам долго ехать? А то я счёт времени потеряла, — не скрывая зевоту, уточнила Соня.

— Ещё долго. Успеешь выспаться, — но не успел он проговорить последние фразы, как ощутимый толчок сотряс вагон. Моргнуло и освещение сменилось на аварийное, а потом поезд стал тормозить и резко, почти мгновенно остановился. Вениамин Владимирович не удержался и со всего размаху влетел в противоположную стену, а Соне повезло. Она сидела спиной по ходу движения и при торможении её откинуло назад, но чуть изогнутая спина, подложенная для удобства подушка, погасила силу удара, и она ощутимо, но не критично ударилась головой.

— Что случилось? — потирая затылок, первое, что произнесла Соня.

В купе горело красное аварийное освещение, отсутствие километровых фонарей не привыкшие глаза к резкой смене освещённости не сразу позволили рассмотреть, что происходит.

Вдруг дверь резко отворилась и яркий луч фонаря ударил по глазам. Соня подобралась, нащупав рукой упавшую рядом ложку и приготовилась защищаться. У неё в мыслях мелькнуло: «Диверсия? Бунт? Захват?».

— Ты цела? — прозвучал голос подполковника и луч фонаря ушёл в пол, вскрыв неприглядную картину. Проводник — Вениамин Владимирович в противоестественной позе распластался на полу. Глаза открыты и немигающим взглядом смотрят в одну точку.

— Что случилось? — повторила свой вопрос Соня.

— Пока не знаю, послал своих уточнить, — проверяя пульс лежащего на полу, ответил подполковник.

— Он всё?

— Да. У виска рана. Кровь сочится. Пробита черепная коробка, повреждён мозг, — подполковник осмотрел купе, — ударился о вешалку. Не повезло, — короткие рубленные фразы подполковника звучали барабанной дробью, разрывая тишину.

— Товарищ Кречет! — раздался голос из коридора.

— Докладывай. Не стесняйся, здесь посторонних нет.

— Впереди закрыты переборки. Путь вперёд отрезан. Просачивается вода, — быстро выпалил подчинённый.

— Что с машинистом и остальными?

— Электровоз серьёзно повреждён. Внутрь проникнуть не удалось. В соседнем вагоне шестеро ранено, четверо серьёзно. В основном переломы, вывихи.

— Собираемся. Уходим по варианту два.

— Есть! — ответив, офицер скрылся из виду.

В голове у Сони шумело, из носа потекла кровь, но она смогла из себя выдавить: «Вариант два это?».

— Это экстренный, налегке отход всем личным составом.

— А…

— Соня, ты так сильно головой ударилась? Не знаешь, что такое приказ? Так что не задавай глупых вопросов. Не время притворяться мягкими и пушистыми. Ты должна понимать, у нас от силы десять, в лучшем случае двадцать часов, чтобы подняться на поверхность или нас затопит, а до выхода надо ещё добраться. По ветке он один на сто километров. Полсотни вёрст от переборки. Сообразила⁈

— Сообразила.

— Хорошо. Собирайся. Встречаемся через пять минут у вагона справа по ходу движения.

— Я поняла.

— Фонарь есть?

— Есть.

— Всё, действуй, время пошло.

Подполковник Кречет, не закрыв двери купе, удалился. А Соня заметалась, лихорадочно собирая вещи.

«Надо взять с собой это. Не забыть вот это», — в мыслях говорила она себе, собирая вещи. Но резко остановилась и замерла на пару мгновений.

«Соня, что ты творишь? Как попала в экстремальную ситуацию, так забыла всё, чему тебя учили⁈ Зачем тебе брючный костюм⁈ Зачем бумаги, которые через десять часов никому будут не нужны?», — прозвучало в её голове. Это трезво оценивший ситуацию, говорил её внутренний голос.

«Успокойся. Так, что надо с собой взять? Во-первых, надо переодеться и переобуться, а потом собираться. Так, что ещё? Тревожный чемоданчик с собой. Там еда, вода на сутки, смена белья, всякие нужные мелочи. Так, хорошо, ещё личное оружие — ПМ 3, кобура скрытого ношения, патроны. Что ещё?», — одновременно с размышлениями Соня переодевалась, не обращая внимания на то, что на полу лежит труп, а по коридору постоянно кто-то ходит, но сейчас не та обстановка, чтобы стесняться. Вдруг очередной толчок, состав тряхнёт и дверь перекосит, и заклинит…