Императрица эпохи авантюристов. Взятие Берлина и Прусская губерния - Валерий Евгеньевич Шамбаров

Дошло до того, что вакантный пост генерал-губернатора Петербурга никто из вельмож принимать не хотел – городу предстояло стать провинцией. Подвернулся второстепенный инженер, генерал Миних, и его от имени царя назначили даже не губернатором, а «правителем» Петербурга. Заранее предполагая, что государь будет далеко.

Зимой 1727/1728 г. вся знать, правительственные учреждения, гвардия хлынули в Москву. Петр торжественно въехал в нее 4 февраля. Елизавета постоянно была рядом с ним. Когда он с сестрой Наташей навестил бабушку Евдокию в Новодевичьем монастыре, даже туда взял с собой Елизавету. Хотя это выглядело вопиющей бестактностью! Дочка ненавистной второй жены, занявшей место предшественницы! Возможно, мальчик хотел примирить бабушку с царевной, к которой был неравнодушен. Но скорее, его подучили советники. Специально, отрезвляющим душем для Евдокии, пресекая ее претензии влиять на внука. Петр и подарок ей преподнес символический – молитвослов. Откровенный намек, что ей отведено в жизни.

Пышная коронация в Успенском соборе прошла 25 февраля. Хотя замыслы главных организаторов свержения Меншикова, вице-канцлера Остермана и Дмитрия Голицына, лопнули, как мыльные пузыри. Один размечтался взрастить «просвещенного монарха» – и самому при нем стать первым лицом. Второй – манипулируя юным царем, повернуть Россию от самодержавия к аристократическому парламентаризму, как в Польше или Швеции. Но Петра захватили под полное влияние Долгоруковы. Главное место при дворе занял царский любимец Иван. Его отца и дядю, Алексея Григорьевича и Василия Лукича, царь ввел в Верховный тайный совет, они стали ключевыми фигурами в правительстве.

Делиться этим влиянием Долгоруковы ни с кем не собирались. Иван закрутил Петра в вихрях банкетов и балов, таскал в их родовое имение Горенки, где создали самые шикарные условия для охоты. Конечно же, с застольями, да и услужливые женщины оказывались под рукой. Елизавета вращалась в той же компании, постоянно была в центре внимания. И если сестру царя прозвали за ум «Минервой», то его молодую тетю – «Венерой». Испанский посол Лириа округло писал, что она допускала «без стеснения вещи, заставлявшие краснеть наименее скромных людей».

Однако увлечение Петра Елизаветой беспокоило Долгоруковых, она становилась конкуренткой. Правда, по крайнему легкомыслию, она не вмешивалась в государственные дела и назначения, только транжирила без счета, и влюбленный царь оплачивал ее запросы. Но в качестве мужчины субтильный племянник ее не интересовал. Заговорили о ее связи с камер-юнкером и родственником по линии бабушки Семеном Нарышкиным. Факты были настолько явными, что подозревали даже их тайное венчание. Петр вскипел, услал Нарышкина в миссию за границу. И… тут же поползли сплетни про еще оного родственника Елизаветы, Александра Нарышкина. Он проходил по делу Девиера, был сослан Меншиковым в поместья. Теперь вернулся ко двору. Услышав про его совсем не родственную близость с Елизаветой, Петр разгневался. Сослал обратно в самые глухие села.

Слухи о похождениях царевны вынюхивали и доносили царю Долгоруковы, стараясь настроить против тети. Он дулся на Елизавету некоторое время, однако из собственных чувств все ей прощал. А Иван Долгоруков, считая себя всесильным, совсем распоясался. Заставлял отдаться дам, приехавших в гости к родителям. С княгиней Трубецкой, дочерью канцлера Головкина, сожительствовал открыто, издеваясь над ее мужем [19, с. 178–179]. Слава «Венеры» возбудила его, Иван и к ней стал приставать. Пытался шантажировать, что иначе ее за подобные связи упекут в монастырь.

Не вышло, царевне Иван был противен, а контроль ревнивого племянника ее раздражал и возмущал. В числе материнского наследства ей досталось имение прежних царей в Александровской слободе. От Москвы было далеко, и Елизавета приказала устроить там собственную резиденцию. Как бы для охоты, но перебралась туда на постоянное жительство. Это породило даже версию о ссылке, хотя на самом деле она появлялась в Москву, когда хотела. Только подобное желание у нее возникало редко. Недоброжелателями Елизаветы стали не только Долгоруковы, пристраивались их клевреты.

Особенно усердствовала Наталья Лопухина. Ее мать была сестрой казненного Монса, сообщницей по придворному «бюро взяток», за что и была бита на площади кнутом, поехала в Сибирь. Но дочка угодила в опалу даже раньше матери. Ее муж, Степан Лопухин, был осужден по делу царевича Алексея, сослан с семьей в Кольский острог. Был настолько вздорным, что избивал караульных солдат, чиновников, и буйного арестанта выпороли. При Екатерине все попали под амнистию, а при Петре II возвысились. Они же были родственниками царской бабушки. Сестра Степана Лопухина была наперсницей Евдокии, и он стал камергером, вошел в свиту Ивана Долгорукова. А у его супруги накопилось немало злобы на Петра I за выпоротых мать и мужа, за собственную ссылку – вот и вымещала на дочери обидчика ядовитыми насмешками, сплетнями.

Елизавета стала избегать придворных мероприятий. А Долгоруковым это было только на руку. Конкурентка исчезла с глаз, и они решили закрепиться у власти тем же способом, что и Меншиков. Женить царя на 16-летней сестре Ивана Екатерине. Она выросла с братом в веселой Варшаве, западные нравы впитала в полной мере и уже имела серьезный роман с австрийским графом Миллезимо. Теперь начала окручивать Петра. Хотя и Елизавета в Александровской слободе не скучала. Скакала с друзьями на охоты, устраивала вечеринки с танцами. Зазывала и угощала местных девушек. Сама наряжалась в народные платья, пела и плясала с ними, водила хороводы, зимой каталась с горок. Для охраны царь выделил ей наряд гвардейцев-семеновцев под командованием прапорщика Александра Шубина. Он и стал очередным фаворитом царевны.

У нее в это время появился еще один племянник – в Голштинии сестра Анна в феврале 1728 г. родила сына, Карла Петера Ульриха. Петру II показалось лестным, что у него за границей появился младший родственник, он учинил очередные празднества. Однако через три месяца пришло известие, что Анна разболелась и умерла. Завещала похоронить ее в Петербурге рядом с отцом и матерью. Но… такая новость не давала повода для балов и пиршеств. Царь кружился в собственных забавах, и никто этим заниматься не стал. Картина становилась слишком некрасивой уже на международном уровне. Только усилиями Остермана с задержкой в 4 месяца, осенью 1728 г., в Киль отправили корабль «Рафаил», привезти гроб. 12 ноября Анну упокоили во временной церкви Петропавловского собора.

Ни царь, ни другие сановники на похоронах не появились. Но и Елизавета не приехала проводить в последний путь любимую сестру. Исследователи предполагают, по легкомыслию, не хотела отрываться от развлечений. Но уже позже, став императрицей, Елизавета всячески избегала упоминаний о смерти, покойниках, при ней подобные темы в разговорах не допускались. Возможно, и в данном случае сказался этот комплекс. Сопровождая гроб, в Россию вернулась Мавра Шепелева, и она-то очутилась у подруги Елизаветы.

Вокруг царевны собирались те, кому при