Укус скорпиона - Виталий Пищенко

Мы обменялись крепким рукопожатием, и он ушел. Я остался один в ожидании своей участи.

— Мистер Хопкинс?

Я поднял голову. В дверях стояла миловидная девушка лет двадцати и вопросительно смотрела на меня васильковыми глазами.

Я утвердительно кивнул.

— Следуйте за мной…

Прошло более получаса, прежде чем обо мне наконец вспомнили. Впрочем, об этом я не жалел. Впервые со времени освобождения из Стрэнка у меня была возможность спокойно обдумать свое положение, ибо вопрос «Почему именно я?» по-прежнему не давал мне покоя. Конечно же, ответов на него у меня было множество, но я не знал верного.

Им нужен эксперт, разбирающийся в виртуальной реальности? Но таких спецов множество, причем я отнюдь не самый лучший из этой когорты. Или ЦРУ предпочитает использовать людей, которых легко удержать на крючке? Но не связываться же из-за этого с убийцей, коим я, как это ни прискорбно, но все же являюсь. Крючок можно найти и менее острый. А может быть, им просто потребовался достаточно молодой и деятельный индивидуум, не обремененный семейными и иными узами? Впрочем, могло быть и так, что при отборе вообще не существовало одного критерия, а какая-то их часть в совокупности дала тот результат, который и привел меня в Лэнгли…

И все-таки что-то меня тревожило, не давало покоя с того самого момента, как подле моей камеры возникла гротескная фигурка Уильяма Мактерри. И только сейчас я понял, что это было. ЦРУ ни при каких обстоятельствах не имело права освобождать меня из тюрьмы. Значит, в той нормальной и привычной жизни на мне окончательно поставили крест. Эндрю Хопкинса больше не существует, он умер, а вместо него появился совсем другой человек — без прошлого, без документов… По всей видимости, это более всего соответствовало истине.

Моя проводница резко остановилась возле электронного турникета, и я едва не налетел на нее. Из небольшой стеклянной кабинки вышел, наверное, тридцатый охранник, которого мне довелось здесь лицезреть, и что-то вручил моему гиду. Оказалось, это была пластиковая карточка оранжевого цвета с моей фотографией и пятизначным номером, что свежо напомнило мне Стрэнк.

— Прицепите это к пиджаку, — сказала моя провожатая. — И постарайтесь как можно быстрее выучить личный номер. Это облегчит вам перемещение из блока в блок.

— Постараюсь, насколько позволят мои умственные способности, — улыбнулся я. — А впрочем, это легко. Число дьявола плюс чертова дюжина.

— Вы это о чем? — подозрительно посмотрела на меня милашка-«бортпроводница».

— Личный номер 66613, — отрекомендовался я. — Что вы делаете сегодня вечером?

— Посетитель? — угрюмо спросил охранник.

— Новичок.

— А-а, — протянул охранник, открывая турникет. — Не обломанный, значит, еще…

Я косо зыркнул на него, но промолчал, покуда мы не вошли в длинный коридор.

— Простите, мисс, — сказал я, сотворив на лице ангельскую мину. — Я даже не знаю вашего имени. А ведь я впервые в Лэнгли, здесь так много интересного и совершенно мне незнакомого, что я в полной растерянности. У меня столько вопросов, но не зная, как к вам обратиться, я не решаюсь их задать.

— Я не уполномочена отвечать на вопросы, — отрезала девушка.

— Спасибо, что не ударили, — усмехнулся я, все же решив не сдаваться. — Неужели и ваше имя засекречено?

— Почему же. Мой личный номер 55955.

— Ага, — обрадовался я, — вот и познакомились. Отныне и навеки я буду называть вас Пятерочкой.

Она фыркнула и, даже не взглянув, на меня, добавила:

— Через десять минут мы расстанемся и вряд ли когда-нибудь увидимся снова.

— О боже, — театрально прижав руку к груди, застонал я. — Вы разбили мне сердце.

— Лучше постарайтесь не разбить себе голову.

Она резко повернула в боковой коридор, менее освещенный, чем предыдущий, и мне действительно пришлось быть более внимательным. Однако через несколько мгновений я убедился, что пол здесь столь же гладок, а потолки так же недосягаемы, и опасаться за свой лоб не имело никакого смысла. Но продолжать бесцельный треп почему-то уже не хотелось. Я нашел более достойное занятие и принялся пялиться по сторонам.

Оказалось, что этот коридор освещен не хуже прежнего, просто стены здесь были выкрашены в фиолетовый цвет. Оттого и возникало ощущение полумрака. Еще я заметил, что на нас все время нацелены телекамеры, закрепленные под потолком на специальных кронштейнах. Впрочем, едва ли все это предназначалось моей персоне — чем-чем, а манией величия я не страдаю. Просто по всему зданию скорее всего велось общее наблюдение, а так как мы с Пятерочкой были единственными в этом коридоре, то следили камеры именно за нами, а не за пустым пространством.

Кроме того, я сделал еще одно интересное открытие. Сколько дверей ни попадалось на моем пути, я так и не увидел ни одной, на которой была бы прикреплена хоть какая-то табличка, как это заведено в других правительственных учреждениях.

«Пора привыкать, — подумал я. — Работа в разведывательном управлении требует секретности. Теперь каждый день кто-то будет рыться в твоем грязном белье, просвечивать внутренности и промывать мозги. Ты будешь обязан научиться не болтать языком почем зря, даже если в тебя вколют сыворотку правды, ты должен будешь беспрекословно подчиняться, выполняя чьи-то приказы, при этом даже мысли не допуская о каком-то своем, личном мнении. Тебе предстоит заново научиться жить, видя в каждом заговорившем с тобою на улице или в баре потенциального врага. Тебе предстоит…»

Хотя, по правде говоря, ни хрена я не знал, что мне предстоит. В дешевых книжонках, из которых я мог сложить свое представление о ЦРУ, львиная доля написанного была беззастенчивой брехней, остальное — чистым вымыслом. Те же сведения, которые я мог почерпнуть из прессы, касались лишь скандалов и громких разоблачений…

Пятерочка замедлила шаг и остановилась у одной из дверей, ничем не отличавшейся от других. Как она только разобралась, что нам нужна именно эта дверь?

Я встал за спиной девушки, наблюдая, как она вставляет пластиковую карточку электронного допуска в щель идентификатора. Щелкнул замок. Мой «поводырь» толкнула дверь и, не глядя на меня, тихо произнесла:

— Вам сюда.

— Только после вас, — галантно раскланялся я.

— Вам сюда, — повторила она, никак не отреагировав на мои кривляния.

Я вздохнул и переступил порог. Дверь сразу же бесшумно захлопнулась за моей спиной.

Я оказался в просторном кабинете, меблированном в сугубо канцелярском стиле: сейф в углу, несколько стульев, стол, компьютер со всей периферией. Только людей здесь не было.

Я на всякий случай заглянул под стол. Там тоже никого не оказалось. Я пожал плечами и только теперь заметил две двери справа и слева от окна. Одна из них отворилась. Несколько секунд я по-прежнему оставался в комнате один, затаив дыхание и ожидая явления нового персонажа трагедии, коя называлась «Моя жизнь». И дождался!

В кабинет ввалился грузный джентльмен с мексиканскими усами и не менее мексиканским орлиным носом. В остальном же его физиономия могла послужить эталоном чистокровного янки, такой холеной и самодовольной она была. Я уже собрался сообщить пришельцу об этом, но он перебил меня радостным возгласом:

— Ага! Вы уже здесь!

— Собственно, а где мне еще быть? — спросил я. Но он продолжал, не слушая меня:

— Личный номер — шестьдесят шесть шестьсот тринадцать?

— А вот и не угадали, — ответствовал я.

— Позвольте. — Он подошел ко мне вплотную и, уставившись на пластиковую карточку, печально спросил: — А это что? Я же вижу, что у вас написано…

— Все правильно, — согласился я, не дав ему закончить фразу, — но здесь написано, что мой личный номер — шестьсот шестьдесят шесть плюс тринадцать, а не так, как вы изволили его прочесть.

— Какая разница?! — взревел янки с носом отъявленного мексиканца.

— Ну вот, — обиделся я. — А где поэзия мистики, где зловещая окраска моего вновь приобретенного имени? Я имею на это право, черт возьми, раз вы мне его подсунули!

Янки изучающе посмотрел на меня — почти так же, как этим утром оценивал в камере мой нос Мактерри. Впрочем, я уже сильно сомневался, что это была настоящая фамилия моего вербовщика. Судя по тому, как они любили здесь секретничать, так оно и было на самом деле.

— Еще один шутник попался, — хмыкнул янки. — Зря вы это, шестьсот шестьдесят шесть тринадцать, ох зря.

— Вы так думаете, тридцать пять тысяч сорок восьмой? — усмехнулся я. — Разве в вашей конторе юмор запрещен?

— Гм… все зависит от обстоятельств, мой друг, и только от них. — Он поскрипел стулом, усаживаясь, положил узловатые руки на крышку стола. — И вот еще что… В пределах этой комнаты вы можете называть меня… ну… скажем, Джеком. Так проще, чем каждый раз обращаться друг к другу по номерам.