Обречен тобой (СИ) - Резник Юлия

Будто услышав меня, Валера берет под контроль эмоции и даже первый протягивает Миру руку для пожатия.

– Добрый день. Мы уже закончили.

– Я так и понял, – с каменным лицом замечает Мир. – Смотрю, у тебя свободно со временем. Уделишь мне пару минут?

Вот как он умудряется двумя словами выбивать опору у меня из-под ног? Просто талант у человека. Стыдно ли мне? Нет. Ни капли. Просто жаль. Очень жаль девочку, которая верила, что он будет моим единственным. Следующий мужик после Мира случился у меня лишь через четыре года. Я потом сутки блевала. Не потому, что было как-то ужасно. Так я, наверное, избавлялась от рухнувших в один миг надежд.

– Валер?

– Ага. Я пойду. Не забудь, включи звук на телефоне. Я еще позвоню.

– Не забуду.

Напоследок Валера машет рукой и скрывается за дверью. Это означает, что мои доводы возымели действие, и он действительно поверил, что меня можно оставить наедине с бывшим, и мир не рухнет.

– Ты ему не ответила.

– А?

– Он спросил, может ли к тебе переехать, а ты не ответила.

– Отвечу. Мы никуда не спешим. Ты же не об этом пришел поговорить?

– Почему же?

– Очевидно, потому что тебя это не касается.

– Я бы так не сказал, Вик.

– Вот как? Это что, ревность, господин Тарута?

Господи, я что, кокетничаю?

– Это здравый смысл. Если я соглашусь на ребенка, мне надо понимать, в каких условиях он будет жить. И с кем.

Ну, конечно же. Завьялова, ты идиотка, каких свет не видел! Разве можно быть такой дурой?

– Ты хочешь обсудить это сейчас? У тебя есть какие-то условия?

– Да. У меня есть условия.

– Хорошо. Я согласна.

– На что? Я вроде их еще не озвучил.

– Но ясно дал понять, что не хочешь, чтобы я съезжалась с Валерой. Я согласна.

– Когда я такое сказал? Вик, ты опять додумываешь. Я не жду, что ты поставишь крест на своей личной жизни. Но мне важно убедиться, что рядом с тобой адекватный, психически уравновешенный человек с понятными мне ценностями.

– Постой… То есть ты все-таки согласен? – шепчу я, округлив глаза.

Глава 11

Мир отходит к окну, оставляя меня томиться от неизвестности у него за спиной. Просовывает руки в карманы.

– Я могу говорить как есть, не боясь обидеть твои нежные чувства?

Его голос звучит так спокойно. Он вообще производит впечатление очень уравновешенного, степенного человека. Как будто за время, что мы не виделись, Мир победил всех своих демонов, обтесал углы, смягчил острые линии и, наконец, стал таким, каким его и задумывала природа. Стопроцентным мужчиной.

Чужим?

Наверное. Но как же нелегко, оказывается, осознать эту правду.

– Да, – откашливаюсь, – конечно.

– Я не буду врать, что в восторге от этой затеи.

– Ясно. Но тогда зачем тебе соглашаться?

– Затем, что, вполне возможно, эмбрионы окажутся нежизнеспособными, а мы никогда этого не узнаем, не попробовав. Не хочу всю жизнь потом винить себя за то, в чем моей вины не могло быть априори.

– То есть, соглашаясь, ты, тем не менее, надеешься, что ничего не получится? – хмурю брови, старательно переваривая услышанное, чтобы не подавиться им.

– Нет. Я хочу, чтобы мы точно знали, что сделали все от нас зависящее. И если ты останешься бездетной, то не потому, что мы не попытались. Так яснее?

– Хочешь облегчить себе совесть, – понимающе киваю я. – А если все же получится? Что ты планируешь делать тогда?

– Если ты о моем участии в жизни ребенка, то сейчас сложно судить об этом наверняка. Никаких родительских чувств у меня нет. Надеюсь, ты это понимаешь. А как будет, когда он появится – я понятия не имею.

– Значит, ты не исключаешь, что влюбишься в него с первого взгляда, – цепляюсь за что угодно, лишь бы оставить Таруте шанс проникнуться нашим малышом, а там – как знать?

– В этой ситуации я ничего не исключаю.

Потому как надеется, что никакой ситуации в принципе не возникнет. Пытаюсь осознать, какие чувства во мне это вызывает, но пока в них царит сумбур.

Мир поправляет манжету. Проходится крупными пальцами по сухожилиям на тыльной стороне ладони. Весь такой отстраненный. И строгий. Далекий, как никогда. Что-то екает в груди. Сжимается под грузом сомнений. Имею ли я право так нахально лезть в его жизнь, осознавая, что пытаясь поступить по отношению ко мне честно, он поступает нечестно по отношению к себе самому и своему настоящему. Что это просто жалость. Банальная жалость к несчастной девочке, которую он когда-то давно любил. А ведь я терпеть не могу, когда меня жалеют. Впрочем, ситуация такова, что мне придется сожрать это блюдо под любым соусом. И, наверное, хорошо уже то, что я прекрасно осознаю реальность.

– Тогда нам нужно будет обратиться в клинику. Ты дашь нужные разрешения, и я начну подготовку к процедуре.

Мир отрывисто кивает. Похлопывает по внутреннему карману, словно вспомнив о чем-то важном.

– Я узнавал. Это недешёвое удовольствие. Поэтому я…

– Хочешь предложить мне денег? – недоверчиво вскидываю брови.

– Ну, да. Почему нет?

Это то, что в нем не изменилось: если уж он за что-то берется, то предусматривает сразу все. Мир может сколько угодно абстрагироваться от происходящего, но это не изменит вот какого факта – я точно знаю, что не одна. Чем бы это все не закончилось. В носу щиплет от подступающих слез, горло перехватывает от эмоций. Приходится откашляться, чтобы продолжить:

– Спасибо, конечно. Но я хорошо зарабатываю. А вот если все получится, то я не стану отказываться от твоего финансового участия в жизни ребенка. Кстати, ты еще не думал, кого бы хотел больше?

– Что?

– Кого бы ты хотел? Дочь или сына?

Мир моргает, впервые за время этого разговора демонстрируя мне растерянность, свойственную в такой ситуации, наверное, каждому человеку.

– Мне без разницы. Но врач, с которым я говорил, дал понять, что лучше подсаживать сразу два эмбриона, на случай если один не приживется. Можем подсадить разнополых и предоставить выбор судьбе, – усмехается.

– Отличное предложение. Так и сделаю, – уверенно киваю, тем самым вроде как подводя черту под нашим разговором. Однако расстаться на этой высокой ноте у нас не выходит. Все портит влетевшая в кабинет Наташка.

– Вик, капец! Там маманя твоего Валерки требует встречи. Думаю, будет скандалить, что ты трахаешь ее сыночка. Ой, здрасте… – затыкается, наконец, увидев Таруту и сходу въезжая, перед кем выставила меня полной дурой. Краснеет, бледнеет, пока я всеми силами пытаюсь сохранить изрядно потекшее лицо.

– Здравствуйте, – насмешливо кивает Мир.

Твою мать. Что могло быть хуже?

– Э-э-э, здравствуйте. Я не знала, что ты занята. Прости.

– Мы уже закончили, – отмахиваюсь, мужественно встречая взгляд Таруты.

– Проводишь? – вздергивает бровь.

Вот гад. Мало ему моего унижения, что ли? Вон как веселится! К нему, небось, не прибегали ничьи родители выяснять отношения. И это какая-то вселенская несправедливость, учитывая тот факт, что я старше Валеры всего на восемь лет, а Мир старше Лены по меньшей мере лет на пятнадцать.

– Конечно, – вздергиваю подбородок. Я тоже изменилась, да. Отрастила зубы, вынужденно осмелела. Жизнь заставила. И если Мир этого еще не понял, его ждет большой сюрприз. Не знаю, приятным он для него будет или нет. Ожидаемым или неожиданным. Запнется ли он об это вообще, или не заметит даже, потому что в принципе обо мне не думает. Что скорее всего.

Наташка сбегает из кабинета первой. Следом выхожу я с Тарутой. Чуть полноватая стильно одетая женщина ожидает меня у ресепшена. Я сразу понимаю, что это она, ведь они с Валерой очень похожи.

– Ну что? Пока? Я узнаю, когда нас смогут принять, и сообщу тебе.

– Хорошо. Пока, Вик.

Мир уходит, не преминув пройтись взглядом по моей посетительнице. И хоть я благодарна ей, что она не набросилась на меня с порога с упреками, все равно не могу простить, что ее визит испортил прекрасное послевкусие от нашего разговора с Миром. Я даже не успела толком осознать, что, возможно, вот-вот стану мамой! Что он согласился. Он согласился! Аа-а-а!