История одной большой любви, или Бобруйск forever (сборник) - Борис Шапиро-Тулин

Но к тому, что произошло в августовские дни на двух расположенных рядом балконах, он не был готов абсолютно. Неизвестно, почему именно его Мария Францевна выбрала на роль покорного слушателя. Может быть, ей было чересчур одиноко, может быть, она просто истосковалась хоть по какой-нибудь мало-мальской аудитории, а может быть, все та же неугомонная Судьба следила, чтобы написанный ею сценарий неукоснительно выполнялся. Так или иначе, но в ближайшие несколько часов Мите пришлось совершить множество удивительных открытий.

– Годы жизни Ленина: 1870–1924, – доверительно сообщила ему Мария Францевна. – Если их последовательно сложить, – продолжила она, – то получим 16 и 16, а если будем складывать дальше: 1+6 и 1+6 … – Тут она взяла многозначительную паузу и начала протирать очки, напомнив Мите учителя математики, который, перед тем как поставить очередную двойку, тоже тщательно протирал очки, потом произносил свою коронную фразу: «Художник Репин, «Не ждали», – и любовно выводил в дневнике честно заработанную оценку. Митя не знал, сколько еще продлится повисшая пауза, но, вспомнив своего школьного учителя, поспешил подвести итог:

– Получится семерка и семерка.

– Отлично! – заулыбалась Мария Францевна так, будто он только что решил задачу невероятной сложности. – Именно две семерки, – радовалась она, прижимая к своей груди том, входящий в полное собрание сочинений вождя мирового пролетариата. Наверное, Герман из «Пиковой дамы» не был так счастлив, узнав карточный секрет графини, как сейчас Мария Францевна была счастлива тому, что кто-то еще, кроме нее, сумел прикоснуться к тайне великого человека.

Потом она достала из лежащей возле кресла деревянной шкатулки очередную папиросу, чиркнула спичкой, затянулась, разогнала рукой струйку дыма и уже совершенно спокойным голосом сказала:

– Если у кого-либо число рождения совпадает с числом смерти, то, как написано в старинных манускриптах, такой человек пришел в наш мир, чтобы перетряхнуть все его грязное белье.

То, что манускрипты – старинные рукописи, Митя уже знал, но то, что товарищ Ленин занимался грязным бельем, разбросанным по разным странам и континентам, это было для него, пожалуй, чересчур. Марию Францевну, однако, его эмоции не очень-то интересовали. Она снова затянулась, снова разогнала ладошкой дым и продолжила:

– Надеюсь, Вы поняли, что число «7» для нашего с Вами Владимира Ильича было главным, то есть все основные моменты его жизни так или иначе оказались связаны именно с ним.

Вначале Митя уловил только одно – оказывается, Мария Францевна обращалась к нему на «Вы», после этого открытия он попытался осмыслить связь Владимира Ильича с загадочной семеркой, но, если честно, у него ничего не получилось.

– Ну, это же просто, – заметив его затруднение, подбодрила Мария Францевна, – Владимир Ильич – человек числа «7», и это все, что надо знать, чтобы правильно ориентироваться в его биографии.

Вряд ли эти слова для Мити хоть что-нибудь прояснили. Человека с таким числом он знал только одного – это был Зураб Джадашвили, или просто Джада, как все его называли. Джада выступал за футбольный клуб бобруйского СКА и был кумиром всех местных мальчишек. Он блестяще отрабатывал в защите и в нападении, играл в команде, как тогда говорили, «правого полусреднего» и носил на своей красной футболке большую белую цифру «7». Но представить себе, что вождь мирового пролетариата в шипованных бутсах, гетрах, натянутых почти до колен, в длинных черных трусах и в красной майке с номером «7» на спине бегает по футбольному полю, кричит: «Пас, батенька, пас!» – а потом, высоко выпрыгнув, головой забивает архиважный мяч в сетку ворот противника – это, знаете ли, попахивало выговором по комсомольской линии и характеристикой, закрывавшей двери для поступления не только в институт, но даже в ученики сапожника, сидящего в своей будке напротив колхозного рынка.

Митя отогнал от себя крамольное видение, но на смену ему тотчас же пришло другое.

– Вспомним, – сказала Мария Францевна, – что именно седьмого числа в декабре 1887 года Володю Ульянова отчислили из университета и выслали под надзор полиции.

Тон у нее был такой, будто Митя все это знал, вот только, может быть, подзабыл немного. А так, конечно, сидит его превосходительство ректор Казанского университета, макает в чернильницу ручку и думает, а когда, собственно, отчислить из студентов этого неугомонного Ульянова. Шестого числа вроде бы еще рано. Восьмого – будет уже поздно. Уволю-ка я его седьмого. И с тех пор покатилось. В длинном списке судьбоносных событий, помеченных числом «7», которые Митя запомнил, значилась Надя Крупская с мамой и тяжеленным чемоданом, в котором были книги и варенье, – 7 мая они приехали к будущему мужу и зятю в Шушенское. Затем некий господин Карпов – под этим псевдонимом 7 ноября 1905 года Ленин нелегально пересек границу России и появился в гриппозном и дождливом Петербурге, а через два года тоже 7-го числа, но только уже в декабре, вынужден был бежать из любимой Родины куда подальше по очень тонкому льду Финского залива. А еще врезались Мите в память польские жандармы, которые в самом начале Первой мировой нетерпеливо посматривали на августовский календарь, когда же наступит это чертово число «7», чтобы начать операцию по аресту подозрительного русского. И, конечно, присоединившиеся к ним ищейки Керенского, они тоже не стали портить общей картины, дождались 7 июля, только уже 1917 года, и объявили наконец в розыск гражданина Ульянова (Ленина), а тот, уйдя у них из-под носа, укрылся в конспиративном шалаше и посылал оттуда ненавистным буржуям свой пламенный пролетарский привет.

И это была лишь малая толика тех событий, когда семерка выскакивала, словно чертик из табакерки, путая карты противникам будущего вождя и спасая его в самых, казалось бы, безвыходных ситуациях. А когда все же случилась непредвиденная закавыка и главное дело его жизни – пролетарская революция – произошла вопреки всем расчетам Марии Францевны почему-то 25 октября, то и здесь история поспешила исправить ошибку: большевики, по настоянию Ленина, перешли со старого юлианского календаря на новый григорианский, и ноябрьское отлитое в бронзе число «семь» гордо воссияло над миром.

Если честно, то, как Митя вскоре покинул балкон, было похоже на элементарное бегство. Он оказался переполнен информацией. Число «7» стояло у него в глазах, лезло из ушей, отдавало странным привкусом во рту, если он пытался его произнести. Единственное, что Митю еще какое-то время удерживало около Марии Францевны, была зеленая книга, лежащая по-прежнему на круглом столике и, казалось ему, хранившая куда как больше тайн, нежели тот коричневого цвета том, который все это время нежно прижимала к себе его соседка.

Но с этой зеленой книгой все вышло совсем не так, как можно было предположить. Судьба словно раздумывала, стоит или нет передавать ее в Митины руки, а потому мешкала и всячески оттягивала заветный момент. Во всяком случае, той же ночью за стенкой его квартиры, которая граничила с квартирой Лиходиевских, послышались какой-то странный шум и чужие голоса. Слышимость в доме благодаря славным бобруйским строителям была почти идеальной, но понять, о чем бубнили за тонкой стенкой, ни он, ни проснувшиеся родители так и не смогли. Митина мама предположила, что соседей грабят и надо вызывать милицию, на что его папа резонно возразил, что в таком случае были бы слышны крики о помощи, а раз с той стороны никто не кричит, значит… тут папа и мама переглянулись, и папа шепотом сказал: «Это обыск».

Митя не спал до утра, лихорадочно вертелся в постели, и ему казалось, если это обыск, то, наверное, придут и к ним. А что, если, думал он, число «7» в биографии Ленина составляет некую государственную тайну, а Мария Францевна об этой тайне догадалась и даже разгласила ее совершенно постороннему человеку. Те резоны, что разговор на балконе никто не мог услышать, полностью разбивались о качество перегородок, возведенных в доме. Он уже не сомневался, что кто-то из соседей все тщательно зафиксировал и сразу передал добытую информацию в соответствующие органы. Обливаясь холодным потом, Митя даже пытался вычислить предполагаемого доносчика, но потом решил, что это бессмысленно, поскольку сотрудники в синих фуражках с чистыми руками и горячим сердцем уже были на месте и перетряхивали за стенкой все подозрительные вещи в поисках антигосударственной крамолы.

Ранним утром он дождался момента, когда соседи внизу включили на полную громкость радио, передающее утреннюю гимнастику, и под настойчивые фразы: «Встаньте прямо, голову держите выше, плечи слегка отведите назад, на месте шагом марш» – бесшумно пробрался на балкон и неожиданно наткнулся на мужа Марии Францевны. Тот, видимо, только что в очередной раз побрил голову и сейчас, укутав ее белым вафельным полотенцем, шарил в деревянной шкатулке, пытаясь отыскать папиросу.