По Америке и Канаде с русской красавицей - Андрей Троицкий

Возле плакучей ивы, склонившейся над водой, обливается слезами прекрасная девушка: американский вариант Золушки. А к ней со своими утешениями уже спешит на своем белом "Мустанге" прекрасный принц. Да, неплохо… Вечно живой сюжет.

Мы свернули направо, проехали мили полторы вдоль кукурузного поля и оказались перед загородкой и распахнутыми настежь воротами. Поставили машину возле одноэтажного дома с плоской крышей, будний день – посетителей почти нет, кроме нашей всего четыре машины. Тишина, людей не видно. Впереди луг, на другом его конце, у реки, старые липы и плакучие ивы исполинских размеров.

Рита вошла в дом, а я задержался. В багажнике лежали наши спортивные сумки с разными мелочами, их надо взять с собой. Красная сумка Риты вдвое больше моей и тяжелее. Я вытащил из нее и переложил к себе большое махровое полотенце, чтобы женщине было легче нести. Прихватил два раскладных стула в нейлоновых чехлах.

С обратной стороны дома, навес, под которым пара плетеных кресел. На цепочках подвешены поилки для птиц, похожие на большие бутылки газировки, наполненные розовой подслащенной водой. Возле них – целая стайка колибри. Птички крошечные, с палец, но размах крыльев большой. Они неподвижно висят в воздухе, длинными клювами достают до нижней части поилки. Этих птиц много на юге и на Среднем западе, но изредка видел их и в северных штатах.

Внутри помещался магазинчик, где можно купить кучу вещей с рыболовной символикой, от маек до утепленных курток, а также удочки, блесну, высокие прорезиненные сапоги… За прилавком скучала приветливая женщина лет шестидесяти, она же – хозяйка "Незабываемой рыбалки".

Мы разговорились, Барбара Андерсон рассказала, что эта земля принадлежала еще ее прадеду, но тогда земли было гораздо больше. Все окрестные поля, – были его собственностью. Фермерское хозяйство разорилось во время Великой депрессии 20-30-х годов прошлого века, земли были распроданы. Но остался большой кусок вот этой живописной равнины, примыкавшей к холмам. Речка берет начало в пещере, течет дальше на запад по равнине.

Вода идет из-под земли, она прозрачна, как слеза и холодна, как лед. Попробуйте войти в воду, судорога сведет ноги. Идея создать здесь рыбью ферму и выращивать форель, живущую именно в чистой, проточной и, как правило, очень холодной воде, пришла в голову отцу Барбары. Он сделал два искусственных водоема, примыкающих к пещере, откуда вытекает река, – это два рукава реки, довольно узкие, всего метра три шириной, бетонированные.

Течение такое быстрое, что вода не замерзает там даже в самые холодны зимы. Форель там живет и размножается. Часть рыбы идет на продажу, часть выпускают в реку, – на радость рыбакам. Дела идут неплохо, особенно летом, когда в выходные люди приезжают семьями. Останавливаются на ночлег, разбивают палатки, чтобы посидеть вечернюю зорьку на берегу с удочкой. Зима и весна здесь – мертвый сезон. Больших доходов с этого бизнеса не получишь, но и жаловаться грех.

Мы купили два билета по двадцать пять долларов, разрешающих лов рыбы, взяли в аренду две удочки. И еще купили кое-что по мелочи: банку червей, пару маек – на память. К билетам Барабара выдала нам листки бумаги с номерами. Их надо приколоть на бейсболку или на рукав. Бывает, наезжают с проверкой полицейские или частные охранники, следящие за порядком в округе. (Правда, ни полицейских, ни частных охранников мы в тот день не заметили). Надо, чтобы номера были видны издали – тогда полицейские не станут беспокоить.

Мы вышли на воздух и направились к реке.

– В России полно мест, где никому в голову не придет брать с человека деньги только за то, что он поймал на удочку пару пескарей, – сказала Рита. – Просто не все водоемы в стране стали частными.

– Здесь тоже самое. Большинство водоемов – собственность государства. Но, чтобы ловить в них рыбу, – нужна лицензия. Это долларов 40 – 50 за сезон. Чтобы собирать грибы тоже нужна лицензия. Хотя мне лично не знакомы американцы, увлекающиеся этим занятием. Они в грибах не разбираются. И собранные в лесу грибы есть не станут, – боятся отравиться. По грибы ходят эмигранты из бывших республик СССР. Но эти люди экономят на лицензии. Действуют на свой страх и риск. Случается, – налетают на штраф. А это долларов 500. Штрафы в каждом штате свои.

Мы прошли к холмам, заглянули в пещеру, где брала начало река. Затем вернулись, прошли вдоль искусственных рукавов реки, длинных бетонированных желобов шириной в три метра. Желоба неглубокие, от силы метр.

Мальчик лет десяти, оставленный на пару минут без отцовского присмотра, стоит на мостике через искусственную речку, в руке булка с изюмом. Он смотрит на воду, в которой кишмя кишит форель, рыбам тесно в воде, – так их много. Сунь туда руку – и точно схватишь одну за хвост. Мальчик садится на корточки, перекладывает из ладони в ладонь булку и борется с желанием бросить в воду кусочки хлеба. Вечно голодная форель ждет подачки. Мальчик поднимается и уходит, рыбам ничего не достается.

Детям внушают простые истины: нельзя кормить рыб и диких животных. Нельзя прикасаться к зайчонку, ежу или черепахе, которая заползла на задний двор дома. Сын никогда не прибежит к отцу с криком: "Папа, я поймал ежика". Здешние дети знают не так много запретов, им позволено очень многое. Но дикие животные, рыбы, птицы – это не игрушки. На них можно только смотреть.

Доводилось бывать во многих зоопарках. Последний раз долго стоял возле совсем молодого медведя гризли. Если по прямой, посетителей зоопарка отделали от медведя шагов десять-двенадцать. Перед зрителями металлическая загородка по пояс взрослому человеку, за ней глубокий ров, – это чтобы мишка не перебрался на эту сторону. И все – больше никаких препятствий, металлических сеток, прутьев ограждения или толстого стекла.

Впереди медведь, который качается в гамаке, сделанном из веревки в три пальца толщиной. Он высовывает язык, словно передразнивает зрителей. Есть у медведя своя пещера, где он, утомленный вниманием, отдыхает после обеда, есть свой бассейн.

Отличие от наших зоопарков даже не в отсутствие железного забора, а в том, что посетители не пытаются кормить зверей, никто не бросает медведю или жирафу конфеты, печенье или хот доги, которые продаются на каждом шагу. На видных местах не развешаны таблички: "Кормить зверей строго запрещается", в них нет надобности, и полицейских в зоопарке не встретишь, и охраны не видно, – просто никому в голову не приходит – подкармливать зверей булками или конфетами.

В одном русском зоопарке я видел как два парня, лет под тридцать пытались бросить медведю батон белого хлеба. От зверя парней отделял турникет, высоченный забор из железных прутьев, железная сетка, натянутая на рамку, и стеклянная стена. Ну, многие посетители старались забросить за препятствие конфеты или объедки бутербродов, – не получалось, слишком высоко.