Санки - Анна Кудинова

благоволила мне – вокруг никого не было. Я подкрался к учительской, еще раз осмотрелся и нырнул внутрь. Это был другой мир, мир с другой стороны – как-то так. Мне даже захотелось задержаться в нем ненадолго, но это было бы слишком рискованно. Я подошел к доске с ключами и взял нужный. Серый большой ключ пах железом, старостью и кухаркой. Он лежал на моей распрямленной ладони, от которой я не мог оторвать взгляд. «Нужно поторапливаться, – подсказывал внутренний голос,– беги скорее, пока никого нет!» Я сжал ключ в руке и рванул к выходу, перед самой дверью остановился и приготовился выглянуть, проверить обстановку в коридоре. Но, даже не высунув носа, услышал, как по деревянному коридору стучат тоненькие каблучки. Мое сердце застучало в ритме с ними. «Что делать, что делать?» – я бросился вглубь учительской и нырнул под самый дальний стол, за которым вроде бы обычно сидит учительница по черчению. Каблучки приблизились, я наклонил голову, стараясь не дышать, в поле зрения появились красные туфли на небольшом каблучке и часть ноги в черных, собравшихся в гармошку колготах. Ясно – это учительница по музыке, она всегда надевает колготы на размер больше нужного. Я съежился и прижался к задней стенке стола как можно сильнее, но часть моего тела все равно была видна. Она села за стол и что-то накарябала ручкой в журнале, затем пропела вслух несколько куплетов новогодней песни и удалилась. Страх немного отступил, я вылез из-под стола, но, не успев сделать и шагу, услышал разговор той самой учительницы по музыки. В учительскую направлялся еще кто-то, я нырнул обратно и посмотрел налево, в паре метров от меня стоял еще один стол, более надежный, гора книг на нем говорила о том, что его никто не занимает. Я хотел было перебежать и спрятаться, но опоздал – в комнату зашла учительница по черчению. Ее зеленые бесшумные валенки подкрались ко мне так близко, что удалось рассмотреть еще не растаявшие снежинки, прилипшие к подошве. Она только пришла в школу, сейчас будет переобуваться, я почувствовал под своей задницей что-то твердое – это ее туфли, пропал я. Правда, не шучу, лучше бы я сварился в кухаркиной кастрюле ночью или просто умер во сне. Мама, конечно, была бы в шоке, когда увидела бы мое тело утром, а папа, возможно, даже бы не расстроился, потому что я разочаровал его ожидания, и как он сам неоднократно говорил – «проще создать новое, чем переделать старое». Правда, это касалось не меня, а его зданий, которые он проектирует. Я готов согласиться со всем, что он скажет, лишь бы это облегчило ему жизнь.

Я аккуратно вытащил из-под себя обувь и переставил ее под стул, чтобы хотя бы не стукнуться лбами. Она поставила сумку на стол прямо над моей головой и брякнулась в кресло. Я задержал дыхание. В учительскую вошли стертые до дыр коричневые лодочки. Они суетливо перемещались от стола к столу и что-то тараторили о своем, я не распознал голос, но, кем бы ни оказалась, пришла она как нельзя кстати. Валенки встали с кресла, прошли в центр комнаты, а навстречу им появились еще две пары ног, я воспользовался созданным шумом и выдвинул туфли еще дальше, насколько мог дотянуться руками, а затем сел и, полагаясь на Бога, стал вспоминать слова из молитвы. Я прошептал первую строчку и вдруг почувствовал, как мои губы будто бы склеились, я пытался разжать челюсти, но они были неподвижны.

Раздался звонок с урока. Куча разных ног в туфлях и колготах разом хлынули в учительскую и перемешались, словно салат оливье в новогодней хрустальной чаше. Голоса, перебивая друг друга, легли одним единым фоном как туман, курятник зажил в привычном для него ритме десятиминутного перерыва. И вот вдруг наступило затишье, туфли расступились и в комнату легкой, вальяжной походкой вошли белые кеды в синих трениках. Я почувствовал, как мой мочевой пузырь наполнился до краев и начал давить в пах. От страха это ощущение усилилось, и мне очень сильно захотелось сменить позу. А точнее, мне просто необходимо было сменить позу, иначе… Но это было слишком рискованно, мое движение очевидно привлекло бы внимание.

– Васин! – сказал физрук. Я вздрогнул и ударился головой об стол, это отвлекло меня от мыслей о мочевом пузыре. Я уже приготовился вылезти и даже выставил одну ногу вперед, как физрук неожиданно продолжил: – Ох, и достал меня этот Васин, удрал с урока прямо у меня за спиной после полученного предупреждения…

Курятник подхватил волну негодования, словно только и ждал этого. Перебивая друг друга, они стали обсуждать меня и мою успеваемость за эту четверть, будто я единственный ученик в школе. И только один тонкий медлительный женский голос выступил в мою защиту:

– Может, он еще не выздоровел до конца, все же сотрясение мозга – серьезная травма.

– Товарищи, нужно поговорить с родителями, пусть они принимают меры и вообще занимаются воспитанием ребенка, в конце концов, сколько можно его жалеть!

«А вы меня прям жалеете не переставая, – думал я про себя, сдвинув брови. – Какой ужас ждет вас всех, когда вы обнаружите меня под столом!» – продолжал я злиться и в этот момент набрался смелости вылезти и сказать им всем правду. Правду о том, что я не такой, каким они меня считают, что единственный плохой поступок за всю мою жизнь – это то, что я, не подумав, как всегда советует папа, схватил веревку и побежал. А нужно было сказать «Нет!» – так четко и уверенно, что даже Ден не посмел бы мне возразить, пойти дождаться бэшек, построить крепость из снега, который в тот день был таким липким и податливым, словно выпал специально для игры. Нет мне никакого прощения за это, проклятые санки преследуют меня по ночам и не дают мне покоя. «А самое обидное, – закончил я мысль, – что всем остальным участникам преступления это просто сошло с рук, а нас ведь было четверо!» Мне стало жалко себя, и я передумал вылезать и рассказывать им правду, потому как знал, что в нее все равно никто не поверит, меня сочтут идиотом и высмеют перед всей школой, а после Ден еще раз разобьет мне лицо и голову. Мой мочевой пузырь снова забрал все внимание себе, терпеть было сложнее, я стискивал губы, корчил лицо, сжимал кулаки, а главное – не понимал, сколько еще придется ждать и как скоро меня обнаружат.

Кеды вальяжно, задрав мысок, расхаживали по учительской и