Жатва скорби - Роберт Конквест

«Да, мелкие хозяйчики, мелкие собственники готовы нам, пролетариям, помочь скинуть помещиков и капиталистов. Но дальше пути у нас с ними разные».

И продолжал:

«Тут нам с этими собственниками, с этими хозяйчиками придется вести самую решительную, беспощадную борьбу»[9].

Еще в мае 1918 года большевики решили, что начальная фаза союза с крестьянством в целом завершена и пришло время всерьез перейти к социалистической революции. Ленин высказался в том смысле, что если Россией могли править несколько сот тысяч аристократов, то с той же задачей справятся и несколько сот тысяч коммунистов. И эту волюнтаристскую идею, а вовсе не какой-то схоластический классовый или социальный анализ следует принимать во внимание, когда пытаешься анализировать ситуацию того периода.

Ухудшение отношения к крестьянству было узаконено в июле 1918 года, когда новая советская конституция дала рабочим преимущество перед крестьянами в представительстве в официальных органах власти – Советах: от рабочих один представитель приходился на 45 тысяч избирателей, а от крестьян – один представитель на 125 тысяч населения, то есть в пропорции, вероятно, 3:1. В центральных советских органах, где в основном проявлялось это неравенство, партийный контроль в любом случае свел бы к нулю любое законное голосование. Но даже выряженный в мантию добропорядочного марксизма, этот «классовый» шаг едва ли мог польстить крестьянству. В селах же лозунгом новой фазы социализма был объявлен союз лишь с беднейшим крестьянством (и «сельским пролетариатом») против кулачества при нейтрализации «середняка» (хотя в критический период гражданской войны середняка вновь превратили в «союзника»).

Несмотря на то, что с точки зрения базовой классовой теории эта формулировка выглядела более или менее удачной, в жизни, однако, все протекало негладко. Начнем с того, что кулак, то есть богатый крестьянин-эксплуататор, против которого все остальные должны были отныне повести борьбу, превратился к этому времени в некую мифическую фигуру. Ростовщичество и выдача ссуд под закладную, что считалось первичными признаками былого кулака, потеряли актуальность, поскольку были официально запрещены законом. Официально считается, что первый удар по кулачеству был нанесен только летом 1918 года, когда число кулацких хозяйств сократилось втрое и 50 миллионов гектаров было экспроприировано у богатых крестьян[10], так что кулаки потеряли сразу более 60 процентов своих земель[11]. В августе 1918 года Ленин еще говорил о двух миллионах эксплуататоров-кулаков, а в апреле 1920 года уже об одном миллионе «эксплуатирующих чужой труд».

Конфискация и перераспределение кулацкой земли продолжались (во всяком случае, на Украине) вплоть до середины 1923 года, и никто, даже очень приблизительно подпавший тогда в категорию кулаков, не избежал этой участи.

Но что было самым странным – одновременно с этим и сельский пролетариат считался теми же коммунистами наиболее слабым элементом в деревне, и они вовсе не желали сравнивать его с городским пролетариатом, хотя бы в плане производительности труда. Категория «сельских пролетариев», по признанию коммунистов, анализировавших события тех дней, включала в себя лентяев, пьяниц, в общем – людей, не пользовавшихся никаким уважением в деревне. Там, где Столыпин делал ставку на сильных, Ленин отдавал предпочтение слабым. У него просто не было иного способа обеспечить поддержку своей политики в деревне. Позиции партии в деревне всегда были чрезвычайно хлипкими: до революции в большевистской партии насчитывалось только 494 представителя крестьянства и существовало лишь четыре сельских партийных ячейки[12].

Большевистские руководители в то время не скрывали необходимости организовать классовую борьбу в деревне, поскольку вначале ее практически просто не существовало. Свердлов в обращении к Центральному исполнительному комитету в мае 1918 года сказал:

«Мы должны самым серьезным образом поставить перед собой задачу разделить деревню на классы, создать в ней два противоположных враждебных лагеря, восстановить беднейшие слои населения против элементов кулачества. Только если нам удастся расколоть деревню на два лагеря, вызвать в ней такую же классовую борьбу, как в городе, только тогда мы добьемся в деревне того, чего добились в городе»[13].

Борьба в деревне, действительно, непрерывно ожесточалась. Конфликт, раздиравший ее, заключался вовсе не в столкновении бедных и богатых крестьян. В гораздо большей степени, чем сия классовая борьба, центральной задачей властей к тому моменту стало проведение в жизнь вполне конкретной меры – отмены права крестьянина продавать выращенный им урожай. Борьба шла за то, чтобы отобрать этот собранный урожай в пользу государства. Декретом от 9 мая 1918 года о «монополии на продукты питания» наркомату продовольствия была предоставлена власть отнимать у крестьян «излишки зерна» сверх установленных комиссариатом норм, причем указывалось, что «это зерно находится в руках кулаков». Декрет призывал «всех трудящихся и неимущих крестьян незамедлительно объединиться для беспощадной войны против кулаков». В декрете, изданном 27 мая, наркомат продовольствия получал полномочия создать специальные «продовольственные отряды» из надежных рабочих для конфискации зерна силой; в июле 1918 года в этих отрядах было 10 тысяч человек, а к 1920 году – 45 тысяч. Как вели себя эти «войска», можно представить из описания самим Лениным их обычного поведения: «Отряды красноармейцев… иногда, прибыв на места… поддаются соблазну грабежа и пьянства»[14].

В декрете, изданном в мае 1918 года, речь еще шла об изъятии «излишков», сделанных из расчета, что мужику оставят вдвое больше зерна, чем считалось необходимым для обеспечения «нужд» его семьи. Но в январе 1919 года в новом декрете «о конфискации продовольствия» расчет был совсем иной: в его основе были «нужды» государства, и узаконивалась конфискация, при которой не имело значения, сколько зерна вообще оставалось у крестьянина. Ленин позднее признал:

«Мы фактически брали от крестьян все излишки и даже иногда не излишки, а часть необходимого для крестьянина продовольствия»[15].

Один советский ученый в изданном не так давно исследовании рассказывает, что продотряды первоначально пытались отнимать зерно непосредственно у тех, кто подозревался в его сокрытии, остальных крестьян в это дело не вмешивали. Но оказалось, что без давления со стороны односельчан кулаки отказывались сдавать «излишки», они даже прятали часть зерновых запасов в домах у бедняков, обещая им за это вознаграждение[16]. Деревенская солидарность не была еще поколеблена пришельцами из города.

Тогда для введения нового этапа классовой борьбы декретом от 11 июня 1918 года были созданы комитеты крестьян-бедняков (о них мы уже говорили применительно к Украине). По заявлению Ленина, они-то и ознаменовали переход от борьбы с помещиками к началу социалистической революции в деревне[17].

Из имеющихся у нас данных по отдельным губерниям следует, что комитеты бедноты (комбеды) только наполовину состояли из представителей крестьян[18] (в 1919 году, после упразднения комбедов, в России их члены приблизительно в том же составе влились в сельские советы). В обоих случаях активистами стали городские коммунисты – свыше 125 тысяч таких коммунистов было направлено в деревню для укрепления там советов[19]. В многочисленных речах, произносимых одна за другой, Ленин вначале требовал, а потом и объявил об отправке в деревню «тысяч и тысяч» «политически грамотных» рабочих из двух столичных городов, с тем чтобы они возглавили продотряды и обеспечили руководство комитетами бедноты.

Несмотря на то, что большинство даже самых бедных крестьян без энтузиазма отнеслось к подобным планам, властям все же удалось создать в деревне какую-то собственную базу. По мере того, как усиливались противоречия в деревне, мелкие банды, пользовавшиеся покровительством коммунистов, при поддержке вооруженных пришельцев из городов, начали грабить и убивать своих односельчан уже более или менее по собственной инициативе[20]. В конце августа 1918 года Ленин порекомендовал брать в каждом районе заложников – 25–30 заложников из числа богатых крестьян, которые будут отвечать головой за сбор и погрузку всех излишков зерна[21]. Он предложил также выделять часть конфискованного зерна местным осведомителям[22].

По подсчетам одного советского специалиста в 1919 году было конфисковано 15–20 процентов сельскохозяйственной процукции, а в 1920 году 30 процентов[23]. (По декрету от 5 августа 1919 года принудительным поставкам подлежала также продукция «надомного производства».)