Жатва скорби - Роберт Конквест

Третья советская оккупация Украины завершилась к марту 1920 года. Непродолжительное завоевание большей части правобережной Украины, включая Киев, поляками в мае 1920 года явилось последним значительным перерывом для советской власти в этой стране.

В ноябре 1920 года регулярные украинские войска потерпели еще одно поражение от Красной армии, их остатки перешли через польскую границу и были интернированы. Но крупные партизанские выступления продолжались до конца 1921 года. В апреле 1921 года на Украине и в Крыму еще действовало 102 вооруженных антикоммунистических отряда по 20 или 30 человек, а в некоторых по 50 или даже 500 человек, не считая армии анархиста Махно, которая все еще насчитывала от 10 до 15 тысяч человек. Менее значительные партизанские выступления, как подтверждают советские источники и как мы увидим в следующей главе, продолжались и много лет спустя, после разгрома в 1921 году антисоветских украинских сил[40].

Но как бы то ни было, в 1921 году Украина оказалась наконец усмиренной – первым независимым государством Восточной Европы, успешно завоеванным Кремлем. Попытка московских властей покорить Польшу в 1920 году провалилась: в противном случае некоторые и сейчас рассматривали бы как естественное явление то, что являлось просто историческим, и Польша выглядела бы в их глазах сегодня традиционно подчиненной Москве. Они считали бы, что такая традиция прервалась лишь несколькими годами польской независимости…

Итак, в 1918–1920 гг. на Украине одно за другим поменялись три советских правительства, причем каждое из них создавалось вслед за вступлением в страну Красной армии. Первые два были изгнаны соперничавшими силами других оккупационных армий, но не ранее чем успели продемонстрировать полную неспособность завоевать поддержку украинского народа. Только во время третьей попытки Ленин и большевики поняли, что без серьезных или, по крайней мере, кажущихся серьезными уступок украинским национальным интересам их власть всегда будет слабой и ненадежной. Отдадим должное Ленину: как только он усвоил политический урок на тему о том, насколько важно не задевать национального самолюбия других наций, он запомнил его навсегда и позднее отчитывал Сталина и других, когда чувствовал, что они выступают как явные великорусские шовинисты.

Украине была предоставлена формальная независимость, и в течение последующих десяти лет она пользовалась значительной культурной и языковой свободой, власти старались не слишком грубо и демонстративно навязывать ей политическую волю Москвы. Борьба, однако, продолжалась, и ясно было, что значительная часть РКП/б/ считает украинские национальные чаяния фактором, сеющим в СССР раздоры, а стремление Украины к достижению фактической независимости все еще недостаточно искорененным. Сталин разделял это убеждение, и когда пришло его время властвовать, он действовал в соответствии с подобными взглядами и безжалостно расправлялся с непокорным украинским народом.

Глава третья. Революция, крестьянская война и голод

(1917–1921 гг.)

Любит, любит кровушку

Русская земля.

К 1917 году у крестьян в собственности (часть которой они сдавали в аренду) было уже вчетверо больше земли, чем у других российских землевладельцев (включая выскочек-«горожан», доля которых в населении страны к 1911 году превышала 20 процентов). 89 процентов посевных площадей империи уже находилось в крестьянских руках[1].

Гибель старого режима в марте 1917 года привела к захвату крестьянством крупных поместий. В 1917 году у 110 тысяч помещиков было отобрано 108 миллионов акров земли, и еще 140 миллионов акров – у двух миллионов богатых крестьян, причем последние, как показывают цифры, владели в среднем по 70 акров каждый, и их скорее можно отнести к мелким помещикам. За 1917–1918 гг. (данные по 36 представительным губерниям) крестьяне увеличили общую площадь своих наделов с 80 процентов до 96,8 процента всей пригодной к возделыванию земли[2], и средний крестьянский надел увеличился приблизительно на 20 процентов (на Украине же – почти вдвое)[3].

Число безземельных крестьян снизилось почти наполовину в период между 1917-м и 1919 гг., а число тех, кто владел участками свыше 10 десятин (приблизительно 27,5 акра), уменьшилось более чем на две трети[4]. Естественно произошло реальное сглаживание социальных различий между сельскими жителями.

В соответствии с тактическими соображениями Ленина, Декрет о земле, изданный 8 ноября 1917 года, сразу же после захвата власти большевиками, основывался на требованиях крестьян, изложенных социалистами-революционерами. Это был вполне сознательный маневр, рассчитанный на завоевание поддержки крестьянства. В декрете было заявлено, что только Учредительное собрание (разогнанное большевиками позднее, в январе 1918 года) сможет решить земельный вопрос, но тут же отмечалось, что «самым справедливым решением» была бы передача всей земли, включая государственную, «тем, кто ее обрабатывает», и что «формы земледелия должны совершенно свободно выбираться… по решению конкретного села».

Позднее Ленин совершенно открыто признавал, что это был маневр:

«Мы, большевики, были противниками закона… Но все же мы его подписывали, потому что мы не хотели идти против воли большинства крестьянства… Мы не хотели навязывать крестьянству мысли о никчемности уравнительного разделения земли. Мы считали, что лучше, если сами трудящиеся крестьяне собственным горбом, на собственной шкуре увидят, что уравнительная дележка – вздор… И поэтому мы помогали разделу земли, хотя и сознавали, что не в этом выход»[5].

В декрете о социализации земли, изданном 19 февраля 1918 года, перечислялись достоинства коллективизации, но фактический упор делался на распределении наделов в соответствии с Декретом о земле от 8 ноября.

Вновь возникла, вернее, заново укрепилась в ходе стихийной аграрной революции община, и произошло это как бы само собой. Общине была предоставлена возможность заняться перераспределением помещичьей и прочей земли. Большевики, по-видимому, думали, что только этим можно ограничить полномочия общин и что остальные функции сельского управления возьмут на себя Советы. Но в жизненной практике реальное руководство селом оказалось именно в руках общины.

Возрождение общинных отношений повлекло за собой, можно сказать, частичный регресс крестьянства, разумеется, в столыпинском понимании движения вперед. Отделившихся зачастую принуждали возвращаться в общину[6]. Частные хозяйства, или хутора, во многих случаях оказались достаточно крупными или процветающими, что и дало властям формальные основания отнести их владельцев к разряду кулаков и ликвидировать под корень: таковы были жестокие и удобные для коммунистов тогдашние меры. В Сибири, как и на Украине, где почти всегда больше значения придавалось хуторам, достаточно много их сохранилось, но в целом по СССР к 1922 году осталось менее половины прежних выделившихся хозяйств[7]. (Позднее, в период, когда производству зерновых начали отдавать предпочтение перед верностью теоретической догме, власти вновь стали поощрять хуторные методы ведения интенсивною хозяйства.)

Восстановление общин в те годы явилось социальным фактором первостепенной важности. Накануне революции менее 50 процентов крестьян в 47 губерниях европейской части территории состояли членами деревенских общин. Но к 1927 году в прежние общины вернулось до 95,5 процента всех хозяйств и лишь 3,5 процента крестьян владели частными фермами столыпинского типа. В результате возрождения общинного социализма (какая ирония!) не произошло, однако, ни малейшего продвижения к социализму, о котором мечталось! В общине укоренилась технологическая хозяйственная отсталость; в то же время как истинная крестьянская форма организации села она становилась препятствием к дальнейшему обобществлению земли и собственности. Так это виделось, во всяком случае, коммунистам. С их точки зрения, весь этот «черный передел» сводился к тому, что «когда деревне удалось захватить помещичью собственность, ее перестали интересовать идеи социализма»[8].

Ленин не раз излагал свое мнение по поводу этого явления. Он высказался четко:

«Да, мелкие хозяйчики, мелкие собственники готовы нам, пролетариям, помочь скинуть помещиков и капиталистов. Но дальше пути у нас с ними разные».

И продолжал:

«Тут нам с этими собственниками, с этими хозяйчиками придется вести самую решительную, беспощадную борьбу»[9].

Еще в мае 1918 года большевики решили, что начальная фаза союза с крестьянством в целом завершена и пришло время всерьез перейти к социалистической революции. Ленин высказался в том смысле, что если Россией могли править несколько сот тысяч аристократов, то с той же задачей справятся и несколько сот тысяч коммунистов. И эту волюнтаристскую идею, а вовсе не какой-то схоластический классовый или социальный анализ следует принимать во внимание, когда пытаешься анализировать ситуацию того периода.