Ветер плодородия. Владивосток - Николай Павлович Задорнов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А у вас едят свинину? — спросил И Шань.
— Да, ваше сиятельство.
Ответ понравился И Шаню.
— А баранину?
— Да, конечно.
И Шань поморщился. Молодой хорунжий знал, что китайцы считают далеко не всякую баранину изысканной пищей. Любую баранину едят монголы. Это плохая рекомендация. Но он не желал бы из вежливости осуждать то, что принято в другом народе. Дадешкалиани сказал, что кавказская аристократия, как все и всюду в Европе, приняла французскую кухню, но что и народ, и знать одинаково любят баранину и сохраняют вкус ко множеству собственных кушаний. И Шань услышал, как бараньи вырезки жарятся на шомполах и что шашлыки любимое кушанье всей русской императорской кавказской армии. И какое вино пьется в каком случае. И Шань выслушал целую проповедь, как по священной книге, про символы вин и про обычаи мужского братства.
И Шань вздохнул, но не мог не согласиться, что это может быть очень вкусно и освящено древними легендами. Даже слушать вкусно. Народ с обычаями заслуживает уважения. Даже если в нем меньше, чем триста миллионов душ. И очень гордо рассказывает молодой князь. В нем есть аристократизм. Мужская дружба воинов превыше всего! Муравьев сказал, что тоже любит шашлыки.
— У нас есть шандунская баранина, которую тоже любят все китайцы, — обронил И Шань.
«Про Муравьева не скажешь, что он варвар. Вежлив и честен, как настоящий азиат, тверд, как татарин, и вызывает к себе доверие. Он никогда не предаст Китая и его династии, в этом можно быть уверенным».
— А что еще говорят у вас про политические события, князь?
— Опасаются, что вы. Муравьев и англичане, деля мир и враждуя, дошли до Китая и разорвете его на части, а мы будем виноваты. Кому мешает огород с тыквами на острове Манчсаха или с арбузами на Ли Шуй Коу? Люди тихо живут и гонят самогонку из своего проса… Так хорошо. Но мы не можем так сказать, конечно, мы сами виноваты, не устояли перед соблазнами индийских зелий и товаров морских пиратов. С этого все началось. Теперь я понимаю, почему вы их не любите. А они вас.
И Шань сказал грузинскому князю, что велит подать на своем пиру юнаньские и гучжоуские вина. Настойки на тигровых костях. Вина с островов южных морей. Какие ароматичные и сладкие вина с юга Китая! Крепкие северные, настоянные на целебных корнях. Тут и возбуждающие: из корня жизни и из коры целебного дерева. А есть амбань-ханьшин — генеральский ханьшин — чудо виноделов, из риса, выгоняющих не ту араку, которой спаивают простолюдинов, а прекрасную водку для руководства и бюрократии высших мандаринов, наикрепчайшую, как спирт. Многие иностранцы ценят ее как алкоголь удвоенного действия. Один день пьешь, а несколько дней ходишь пьяным. Если с утра выпьешь натощак чашку чистой холодной воды, заново становишься опьяненным!
Прибыли генерал Дзираминга, айгунский амбань и Фудь Хун Га. Дзираминга сказал, что пушки хороши. Все благодарили Муравьева. Хотя не стоило беспокоиться.
Пальба на островах началась сегодня спозаранку. Видно, китайцам понравилось, и они в свое удовольствие все еще лупят по мишеням. Так могут истратить все бомбы.
— Будем еще учиться, — сказал айгунский амбань.
— А где ваш офицер Си Ли Фу? — спросил Фуль Хун Га.
— Это они так нашего Сибирцева окрестили. — пояснил переводчик Шишмарев.
— Сибирцев — Си Ли Фу, — ответил Муравьев, — готовится в дальний поход по моему поручению. Он все объяснил? Он вам еще нужен?
— Ваш офицер действовал правильно, как вы ему приказали, и принес большую пользу, — похвалил дивизионный генерал.
— А вы знаете, кто этот офицер? — вдруг спросил И Шань.
— Да, конечно, — ответил Муравьев. — Мой офицер Сибирцев представился вам?
— Да, да. Он являлся ко мне в Ямынь с офицерами.
— Вы с ним поговорили лично?
— Да… — ответил И Шань, давая понять, что мало говорил. Известно, что еще вчера князь пожелал видеть Сибирцева. — Мне показалось, что я его где-то видел.
— Где же?
— Не могу вспомнить.
— Были ошибки при соблюдении этикета?
— Нет, нет… Что вы? Как можно! Все прекрасно. Он слишком хорошо все знает.
— Ваши чиновники смогли понимать моего офицера, когда он говорил по-китайски?
— Да… — грустней ответил князь. Что-то ему, кажется, не понравилось.
— Или он плохо говорит?
— Нет, он говорит хорошо.
— Можно понять?
— Да, понять… вполне…
И Шань все же что-то недоговаривал. Ну ничего, позднее узнаем.
— Он князь, как Дадешкалиани? — спросил Фуль Хун Га.
— Он дворянин высокого звания, — ответил Муравьев и подумал: «Вот и вози после этого с собой князей; с другими офицерами дела не хотят иметь…»
— Да. Но… знаете… ваш офицер говорит не на нашем языке, — сказал вдруг И Шань. — Это мои чиновники утверждают.
— Они его не поняли? — багровея, нервно и требовательно спросил Муравьев.
И Шань смолчал.
— Мы поняли его, — сказал генерал Дзираминга.
— Как же вы его поняли, если он говорит не на вашем языке?
— Старались и поняли, как нам было приказано.
— Его сиятельство князь И Шань понимал Сибирцева. А вам помогали толмачи?
— Толмачи, как люди небольшого звания, не принимают участия в государственных разговорах.
И Шань молчал.
«Дел еще много, — подумал Муравьев, — закончим возиться с маньчжурами, и благодарственные молебны придется слушать во всех ротах и эскадронах». Генеральская баржа иллюминирована. Сегодня предстоят салюты. И Шань всегда просит не стрелять громко, зря, поберечь снаряды на случай встречи с врагами и не пугать местных жителей.
— Си Ли Фу говорит по-кантонски, не так, как у нас считается правильным, как говорят в Пекине, — объяснил Фуль Хун Га.
У Николая Николаевича отлегло от души. Ах, не так, как в столице! Это понятно! Экий бюрократизм!
— Пишет ли мой офицер по-китайски?
— Да, он письменно объясняется.
Муравьев и князь И Шань уединились для отдыха в спальном салоне. С ними переводчик Шишмарев.
— Но вы, генерал-губернатор и управляющий пяти величайших провинций империи, давно ли знаете Си Ли Фу? — спросил И Шань.
— Конечно.
— Он человек вашего народа?
— Да.
— Вы уверены?
— Вполне. Он верно служит государю.
— Моим чиновникам кажется, что он нерусский.
— Он не немец.
— Да, конечно.
— За кого его приняли?
— Ах, черт возьми! Вот я забыл название этого народа. Только что мы с вами о них говорили. Из тех морских пиратов, которые взяли Кантон.
— Они решили, что он англичанин?
— Да.
— Почему так показалось?
— Со мной
