Саломея. Стихотворения. Афоризмы - Оскар Уайлд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Конечно, для человека столь современного, как я, такого «enfant de mon siècle», видеть мир будет всегда наслаждением.
Я дрожу от радости, когда подумаю, что в тот день, когда я покину тюрьму, в садах будут цвести ракитник и сирень, и я увижу, как ветер без устали будет качать без конца висящее золото ракитника и шевелить бледно-пурпурные перья сирени, и весь воздух будет для меня Аравией.
Линней упал на колени и заплакал от радости, когда впервые увидал обширные луга английского нагорья, желтые от пахучих цветов дрока; и я страстно тоскую по цветам и знаю, что меня ждут слезы в лепестках роз.
С самой юности со мной бывало так. Нет ни одной краски, что прячется в чашечке цветка или в изгибе раковины, на которую не отвечала бы моя душа нежным сочувствием Душе вещей.
Подобно Готье, я всегда был одним из тех, «pour qui le monde visible existe». Между тем я знаю, что за всей этой красотой, как бы убедительна она ни была, скрывается душа, и различные образы и формы служат лишь ее проявлениями; с этой душой желал бы я гармонически слиться.
Все явственно выраженное в людях и вещах – утомило меня.
Мистическое в искусстве, мистическое в жизни, мистическое в природе – вот чего я ищу; и, быть может, в величественных музыкальных симфониях, в священной скорби и в морских глубинах я найду его. Но где бы то ни было, я должен, безусловно, найти его.
Во всех судебных процессах дело идет о жизни, ибо все приговоры – смертные приговоры.
Я три раза являлся перед судом. В первый раз я был взят со скамьи подсудимых под стражу; во второй раз, как подследственный арестант, был отведен назад в тюрьму, и в третий раз я был приговорен к двухлетнему заключению.
В обществе, как оно устроено теперь, нет места для меня; но Природа, чей благодатный дождь падает равно на правых и неправых, найдет для меня ущелья в горах, где могу я укрыться, и глухие долины, в чьем молчании я могу плакать спокойно.
Она осыплет ночь звездами, чтобы уверенно мог я блуждать во мраке, и ветер завеет следы моих ног, чтобы никто не мог преследовать меня.
* * *
В великих водах очистит меня Природа и исцелит меня горькими травами.
Баллада Редингской тюрьмы
I
Он больше не был в ярко-красном,
Но он обрызган был
Вином багряным, кровью алой,
В тот час, когда убил, —
Ту женщину убил в постели,
Которую любил.
В одежде серой, в сером кепи,
Меж тех, кто осужден,
И он гулял походкой легкой;
Казался весел он;
Но не знавал я, кто смотрел бы
Так жадно в небосклон.
Да, не знавал я, кто вперял бы
Так пристально глаза
В клочок лазури, заменявший
В тюрьме нам небеса,
И в облака, что проплывали,
Поставив паруса.
Я также шел меж душ страдальных,
Но круг другой свершал.
Я думал о его поступке,
Велик он или мал.
Бедняге в петле быть, – за мною
Так кто-то прошептал.
О, Боже! Словно закачались
Твердыни стен кругом,
И небо налегло на череп,
Как огненный шелом.
Я сам страдал, но позабыл я
О бедствии своем,
Я знал одно: с какою мыслью
Он между нас идет,
И почему он смотрит жадно
На ясный небосвод.
Он ту убил, кого любил он,
И вот за то умрет.
* * *
Возлюбленных все убивают, —
Так повелось в веках, —
Тот – с дикой злобою во взоре,
Тот – с лестью на устах,
Кто трус – с коварным поцелуем,
Кто смел – с клинком в руках!
Один любовь удушит юной,
В дни старости – другой,
Тот – сладострастия рукою,
Тот – золота рукой,
Кто добр – кинжалом, потому что
Страдает лишь живой.
Тот любит слишком, этот – мало;
Те ласку продают,
Те покупают; те смеются,
Разя, те слезы льют.
Возлюбленных все убивают, —
Но все ль за то умрут?
* * *
Не всем палач к позорной смерти
Подаст условный знак,
Не все на шею примут петлю,
А на лицо колпак,
И упадут, вперед ногами,
Сквозь пол, в разверстый мрак.
Не все войдут в тюрьму, где будет
Следить пытливый глаз,
Днем, ночью, в краткий час молитвы
И слез в тяжелый час, —
Чтоб узник добровольной смертью
Себя от мук не спас.
Не всем у двери в час рассветный
Предстанет страшный хор:
Священник, в белом весь, дрожащий,
Судья, склонивший взор,
И, в черном весь, тюрьмы Смотритель,
Принесший приговор.
Не всем придется одеваться
Позорно впопыхах,
Меж тем как ловит грубый Доктор
В их нервных жестах страх,
И громко бьют, как страшный молот,
Часы в его руках.
Не все узнают муки жажды,
Что горло жжет огнем,
Когда палач в своих перчатках,
Скользнув в тюрьму тайком, —
Чтоб жажды им не знать вовеки,
Окрутит их ремнем.
Не все склонят чело, внимая
Отходной над собой,
Меж тем как ужас сердца громко
Кричит: ведь ты живой!
Не все, входя в сарай ужасный,
Свой гроб толкнут ногой.
Не все, взглянув на дали неба
В окно на потолке
И, чтобы смерть пришла скорее,
Молясь в глухой тоске,
Узнают поцелуй Кайафы
На трепетной щеке.
II
Он шесть недель свершал прогулку
Меж тех, кто осужден.
В одежде
