Черный подснежник - Сергей Иванович Зверев

машины, будто профессиональные танцоры, ловко кружили вереницей по дороге, огибали ямы, плавно переваливались через ухабы, резво соскальзывали с пригорков. Мехводы, казалось, слились со своими машинами в одно целое, чувствуя телом, как вибрирует бронированный корпус, уши чутко улавливали каждое изменение в гудении двигателя. Каждый из них понимал, что поломку допустить невозможно. Даже простейший ремонт, вроде выбитых пальцев у траков, займет в темноте на ощупь несколько часов. А на этом смертельно опасном перешейке промедление даже в минуту могло стоить жизни. Да и по уставу не имеют они права бросать Т-34 на дороге, обязаны обороняться у боевой машины до последнего.

Сидящий за управлением «тридцатьчетверки» Николай Бочкин хоть и был сосредоточен на точном выполнении команд, ловил себя на мысли, что, оказывается, все-таки трудно быть командиром целого экипажа. Повезло ему, что нашелся неутомимый и понятливый Митрич, крепкий заряжающий Генка Конев, который играючи тягает снаряды почти в 10 килограммов весом. Если бы ему попался вот такой, как Кривоносов, который и в открытую не саботирует приказы, зато при этом больше мешается, чем помогает работе экипажа, что бы тогда он делал? «Ух, сначала бы вмазал от души кулаком прямо по носу, а потом расстрелял бы, как дезертира!» – от такой мысли у него непроизвольно сжался кулак и тут же вспомнились слова Соколова: «Силой экипаж не научишь, тут к каждому подход нужен, терпение. Со словами, а не с кулаками больше толку». Только теперь Колька стал понимать, сколько же усилий и терпения уходило у Алексея Ивановича, чтобы донести до неопытных танкистов все премудрости фронтовой жизни. Хотя и сам он молодой совсем, буквально на четыре года старше его и Руслана. Недаром Соколов – лейтенант, командир роты, боевой офицер, умеет и поговорить, и тактику боя выстроить, и кулаком врезать, если человек слов не понимает.

Младшему сержанту Омаеву, который наполовину торчал из люка «тридцатьчетверки» посередине колонны, было не до размышлений. В отличие от Кольки он не упражнялся в вождении под присмотром искусного Бабенко, и поэтому сейчас изнывал от тревоги, прислушиваясь к каждому движению своего восемнадцатилетнего водителя. Про себя безмолвно умолял двух парнишек, Мотю Хвалова и его помощника Власа: «Мягче, мягче жмите, не дергайте! Ух, молодцы, ребята, понимают, что не в игрульки тут балуемся, а рядом со смертью идем!» Горячий порывистый чеченец так был рад, что его танкисты справились с тяжелой дорогой, что, когда впереди «тридцатьчетверок» замаячило строящееся железнодорожное полотно, он спрыгнул внутрь и крепко обнял обоих парней:

– Молодцы, молодцы какие! Настоящие джигиты, будто по ниточке танк провели!

* * *

Эфир вдруг вместе с восстановившейся связью заполнил шум сообщений, отдаленные частоты, эхо чужих переговоров. И сквозь этот фон прозвучала четкая команда ротного командира:

– Всем экипажам, курс на восток, повторяю, курс на восток, трасса М-14. Смена маршрута! Сохраняем маршевый порядок. Заряжающие – на наблюдение, командирам отделений команда «отбой». Через час смените мехводов, им нужен отдых, уже больше пятнадцати часов идут.

– Так точно! Двенадцатый принял! – отозвался Омаев и тут же не удержался, чтобы не полюбопытствовать: – Куда нас отправили, товарищ командир? Снова сопровождать груз до Ленинграда? Город же в другой стороне.

Даже через треск эфира он услышал, как усмехнулся Соколов:

– Учиться едем, товарищ младший сержант, искусству танкового боя. Все вопросы на месте, ориентировочное время прибытия пять утра по Москве. Поэтому отбой немедленно!

У всех танкистов в голове крутились вопросы: что это за учения, когда идут боевые действия, фронт в шести километрах и артиллерия вермахта ведет бесконечные обстрелы?

Ни ротный командир, ни они сами, даже комбат танкового батальона не знали о том, какая подготовка была развернута в преддверии наступательной операции под кодовым названием «Северная звезда». По приказу Ставки Верховного главнокомандования прямо в болотистых лесах Ленобласти, практически на границе с вражеской территорией был организован учебный полигон для отработки атакующих действий техники и личного состава. Освободить оккупированную территорию от противника решительными атаками – таков был приказ главнокомандующего товарища Сталина. Приказ сложный для выполнения, так как именно группировку армий «Север» укреплял Гитлер, стягивая сюда все больше и больше техники и военных. Дополнительно всю линию пока еще своей территории фашисты активно укрепляли фортификациями, минными полями, сооружая Восточный вал – оборонительную линию, что тянулась от Идрицы, по реке Великой, по Псковскому и Чудскому озерам до реки Нарва. Такие мощные укрепления, при этом осложненные труднопроходимым рельефом из возвышенностей и болот, были для Красной армии серьезным препятствием. Вермахт, не желая уходить на Запад от второй по важности столицы на советской земле, с каждым днем усиливал оборону. Именно поэтому было принято решение отработать с экипажами бронетанковых войск действия в условиях сложного рельефа, когда приходится преодолевать преграды, настилать переправы, а также выстраивать тактику боя в условиях эшелонирования войск противника. После переправы через Неву войска попадали на линию укреплений, преодолев ее, сталкивались с передней линией огня, потом снова шли германские фортификации, вторая линия обороны противника, и все это на крошечном пятачке в 5–7 километров. На учебном полигоне танкистам, саперам, пехоте, артиллерии предстояло научиться работать вместе, споро, на ходу подстраиваясь под новые условия, действуя как отлаженный часовой механизм.

В тыловой части Ленинградского фронта трудовые резервы совместно с боевыми подразделениями отстроили учебные поля и специальный городок, которые были приближены к реальным позициям противника в болотисто-лесистой местности. Командующий Ленинградским фронтом рисковал, но выводил для проведения учений во второй эшелон передовые подразделения, чтобы те в короткий срок освоили наступательные действия по новым правилам – узкий пятачок земли, плотный огонь противника, массовые противотанковые заграждения.

Сюда, на учебный полигон с времянками-казармами, прибыла рота Соколова. Только постройки, настилы для переправы, имитацию вражеских окопов танкисты даже не успели рассмотреть. Они прибыли в лагерь настолько вымотанными после суток марша, почти перед рассветом, что сил уже ни на что не оставалось. Потому рухнули спать, даже не перекусив, разместившись вповалку внутри танков. Сил копать яму и согревать пространство под днищами машин ни у кого не осталось. Лишь ротный командир, еле держась на ногах от усталости, сдал ящики с документами дежурному в КП. И только потом вслед за членами своих танковых отделений уснул прямо в тесноте танковой башни, бок о бок с боевыми товарищами.

Уже через два часа их разбудил протяжный крик:

– На построение!

Сонные и всклокоченные танкисты Соколова поспешно выбрались из Т-34, выстроились перед машиной, пытаясь на ходу поправить ремни, волосы, измятую перепачканную одежду. Перед гомонящим строем уже ходил офицер из учебной части. От вида его выглаженной формы, чистого подворотничка, аккуратной прически под фуражкой Соколову стало стыдно. Он сам и экипаж выглядели бродягами или разбойниками из леса, а не танкистами на фоне остальных служащих, у которых после прибытия с передовой было время, чтобы заняться своим внешним видом.

Капитан пристально осмотрел их помятые лица, распухшие красные глаза и, скривив губы, резко вдохнул воздух:

– Пили?

– Никак нет, товарищ капитан. – Бабенко удивленно захлопал глазами на такой странный для него вопрос. В отличие от остальных фронтовиков он даже свои боевые сто граммов никогда не выпивал, тщательно копил в отдельную емкость для протирки механизмов и очистки приборов в родной «тридцатьчетверке».

Капитан вздернул вверх гладко выбритый подбородок:

– Товарищи танкисты, прощаю на первый раз такой непотребный вид. Но прошу впредь являться на занятия в уставном виде советского танкиста.

Зычный голос Логунова прозвучал на весь плац, где шло построение:

– Так они настоящие танкисты и есть, с передовой прибыли, с боевого задания. Их немцы причесывали так, что до сих пор волосы дыбом стоят.

Он со вчерашнего дня сдерживал растущее раздражение от высокомерной манеры общения штабного служащего. Тем более сейчас, когда тот задел его боевых товарищей, смолчать сибирский богатырь уже не смог.

По рядам танкистов пробежал смешок, от него у командира танковых учений заалели пятна на щеках. Капитан прошипел в бешенстве:

– Фамилия!

– Старшина Логунов. – Василий Иванович не отводил взгляда, со стороны казалось даже с наглецой и вызовом смотрит он на старшего по званию.

– После занятий приказываю явиться в штаб учебного корпуса. – Голос капитана взвился вверх.

Правда, Логунов никак на повышенный тон не отреагировал, лишь спокойно, согласно уставу, ответил:

– Есть явиться в штаб после учений.

Его новый командир вскинул подбородок и пошел