Черный подснежник - Сергей Иванович Зверев

башня назад повернута? Полосу препятствий прошли и ни единого выстрела не сделали по-вашему? Это что за прогулка по немецким траншеям?!

Бабенко с толку было не сбить, он был покладист и добродушен, но если дело касалось любимого танка, то готов был защищать каждое свое решение.

– В условиях боя башня будет повернута как надо и скорость будет ниже, чтобы вести прицельный огонь на коротких остановках. Сейчас, поскольку скорость прохождения высокая, то орудие повернуто назад, чтобы распределить вес машины. Чем больше тяжесть в передней части кормы, тем выше опасность повредить ствол при ударе о надолб или при неудачном прохождении по рву. По высоте клиренса я рассчитал, что с пушкой впереди пройти через ров не удастся, можно сползти и нырнуть вниз.

Командир учений молча смотрел на танкистов, задыхаясь от злости и поспешной ходьбы. Он процедил сквозь зубы:

– Свободны, покинуть полигон!

– Почему, товарищ капитан? Мы же все правильно сделали, я хотел остальным ребятам пример показать, чтобы понимали, как проходить препятствия. ИСы тяжелее, им скорость надо выше развить, поднимать обороты сразу после надолбов, – заторопился Семен Михайлович, искренне не понимая, почему штабист не хочет прислушаться к его советам и сохранить технику от повреждений.

Только тот шагал уже обратно, не слушая слова опытного инженера и механика, на ходу давая отмашку следующим в веренице «тридцатьчетверок». Семен Михайлович беспомощно оглянулся на остальных членов танкового отделения:

– Алексей Иванович, товарищи, что произошло-то? Зачем технику ломают, я никак не пойму?! Как остановить их, что это за учения, ведь разобьют всю трансмиссию и гусеницы. Вон уже пальцы в новом танке выбило, прямиком в ремонт. Им же помочь надо, – кивнул он на экипаж, который ходил вокруг прочно застрявшего на позиции танка ИС.

Ему ответил прямолинейный Логунов:

– Да ему, Сема, не техника твоя важна, а как по полигону красиво ходить и начальство изображать. Ты ему что шило в заду, при всех советы даешь и замечания делаешь, его аж вон в жар бросило с бешенства.

Сержант развел руками:

– Я же хотел как лучше, ведь по делу советовал. Разве лишнего что-то сказал? Товарищ командир, Алексей Иванович, что теперь дальше будет? Я вас подвел всех, наболтал лишнего, старый дурак! Только как молчать?! Это же новые танки, с завода, они так до поля боя не доедут!

Соколов успокаивающе похлопал по плечу разволновавшегося мужчину:

– Вы все правильно сделали, Семен Михайлович, все замечания по делу. Что дальше будет, этого я не знаю, но в штаб нас точно вызовут в ближайшие пару часов. Так что предлагаю привести себя в порядок, раз уж вместо учений у нас возможность отдохнуть появилась. Дальше хоть штаб, хоть передовая, мы с вами и не в таких переделках бывали.

Мехвод с облегчением вздохнул и пошел на свое место в отделении управления, чтобы отогнать машину на пятачок для парковки под маскировочным брезентом. Все, кто был в этот момент на полигоне, провожали взглядом «семерку» с экипажем на корме. В глазах у боевых танкистов читался немой вопрос: почему исключили из прогона такой опытный экипаж, который служил для них примером? Да не просто отправили, а с позором, как провинившихся хулиганов-школьников.

В импровизированной казарме Алексей принялся щеткой усердно чистить форму, затем устроился с ведром теплой воды в помещении, отведенном для умывания, чтобы его подчиненные не заметили, как и сам командир раздосадован стычкой со штабистом. Он не стал говорить это вслух, не позволяла самодисциплина, хотя до глубины души его возмутила показушность учений. Штабному командиру учений не хватало ни такта, ни опыта, ни желания, чтобы провести полезные прогоны по фортификациям, подсказать, как лучше преодолевать то или иное заграждение. Мало того, он еще и устроил выволочку пожилому опытному Бабенко, словно глупому мальчишке, прилюдно. Повезло штабисту, что у мехвода такой мирный характер. Другой на его месте устроил был скандал, а то и похлеще, проучил бы невежду кулаками. Хотя, с другой стороны, Алексей понимал, что капитан в данный момент – их преподаватель, учитель по ведению танкового боя. По уставу они должны беспрекословно выполнять его приказы, а не делать замечания, пускай даже из лучших побуждений. В любом случае кончится это разговором с командиром штаба, который тоже объяснит экипажу и ротному командиру положения армейской субординации. Поэтому вдвойне яростно тер щеткой Соколов форму, торопливо намыливался и окатывал себя из ведра теплой водичкой. Обычно такие процедуры ему приносили радость, не часто удается во время боевых действий организовать полевую баню, а зимой становится особенно трудно. Только вот сегодня мрачные мысли отвлекали от приятного чувства свежести. Алексей раз за разом перебирал варианты того, что может ждать их в штабе. Только Соколов пригладил мокрые волосы и натянул свежую пару нательного белья, в дверях показался невысокий кудрявый парнишка:

– Лейтенанта Соколова в штаб на доклад к генералу Лозину немедленно!

– Сейчас прибуду! – Он откликнулся и начал поспешно надевать гимнастерку и брюки, оставив в стороне промасленный черный комбинезон танкиста.

Ординарец генерала уходить не спешил. Наоборот, с любопытством уставился на танкистов, потом и вовсе не удержался от вопроса:

– Это вы так капитана Карпова довели? Он уже полчаса в штабе кричит, генералу грозится в НКВД на вас донесение написать.

– Сильно ругается? – Бабенко выглядел очень взволнованным от плохой новости.

Ординарец насмешливо фыркнул:

– А то, орет, красный весь, слюнями мне все бумаги заплевал. Саботаж, говорит, вы устроили. – Он окинул внимательным взглядом фронтовиков, подумал про себя, но вслух говорить не стал, что они непохожи на саботажников.

Мозолистые руки с несмываемым мазутом и машинным маслом, лица серые от постоянного нахождения в загазованном тесном пространстве танка, затертая, латаная форма, совсем непохожая на лощеный вид капитана Карпова. И смотрят ребята прямо, без страха. Обычные боевые танкисты, спаянные между собой работой в одном экипаже, вон как дружно выстроились следом за командиром.

Соколов окинул удивленным взглядом остальных членов отделения:

– А вы куда?

– Алексей Иванович, я с вами, раз с меня все началось, то я и отвечу перед генералом, – решительно заявил мехвод.

Логунов встал рядом с ним плечо к плечу:

– Мы никого из своих в обиду не дадим. Это из-за меня Карпов этот беситься начал, поэтому я тоже пойду. Пускай он мне в глаза все про саботаж скажет, а то за спиной горазд шуметь, как я посмотрю.

За спиной башнера вытянулись напряженные, перепуганные происходящим Омаев и Бочкин, по серьезным лицам стало понятно, что их тоже не прогнать, вместе пойдут с командиром как в бой, так и на выволочку в штаб.

Но перед тем как шагнуть за дверь командного пункта, который расположился в добротном бывшем домике лесника, Соколов приказал своим ребятам:

– Ждите на улице, если будет нужно, то позову. – Ему меньше всего хотелось представать перед генералом Лозиным беспомощным ребенком, который привел с собой защитников.

Весь экипаж послушно застыл у двери и напряг слух, чтобы постараться понять, о чем же будет идти речь внутри постройки. В маленькой избушке была жарко натоплена печь, только сидящий на табурете капитан Карпов был красным не от духоты, а от приступа гнева. Он все еще тяжело дышал, поводя по сторонам налитыми от крови глазами. При виде Соколова штабист подскочил и ткнул пальцем ему почти в грудь:

– Вот полюбуйтесь, товарищ генерал. Утром явились на занятия в пыли, в грязи, рожи помятые, словно только что с гулянки. С первой минуты задираются, слова не дают вставить. Устроили не учения, а черт-те что. И это при своем боевом командире, который стоит и молчит, пока его бойцы нарушают дисциплину, хамят, на полигоне гонки устраивают, будто мы тут в детские покатушки играем.

Алексей мысленно в сторону отодвинул растущую злость, представился коротко:

– Лейтенант Соколов, командир третьей танковой роты в составе первого батальона первой Краснознаменной танковой дивизии по вашему приказанию прибыл.

Лозин, высокий круглолицый мужчина с короткой «под ежик» стрижкой, взмахом руки остановил Карпова, который набрал уже было воздуха в грудь побольше, чтобы дальше продолжить перечислять прегрешения экипажа «семерки»:

– Товарищ Соколов, Алексей Иванович, если не ошибаюсь, расскажите по порядку, с чего начались учения и как так получилось, что товарищ капитан удалил вас с полигона за саботаж занятий.

Соколов немало удивился, что командующий знает лично его фамилию и отчество, но откашлялся и подробно пересказал все события утра, стараясь избежать резких слов, делая акцент лишь на технической стороне вопроса. По лицу Карпова он видел, что тот опять начинает закипать от ярости, но сдерживает свой пыл при начальстве. После окончания его