Черный подснежник - Сергей Иванович Зверев

– Не бойтесь ничего, идите в дом, успокойтесь, возьмите вещи и выходите. Остальное мы сделаем сами. У них есть оружие или боеприпасы?

– Гранаты, есть автоматы, но они не заряжены, у них кончились патроны.

– Сколько там человек?

– Пятнадцать.

– Хорошо, – еле слышно сказал он. – Зайдите в дом, скажите им, что в селе советские бойцы, чтобы они не выходили из погреба. И уходите с документами, мы будем вас ждать здесь.

Женщина молча кивнула, подхватила пару поленьев и пошла в дом. До Соколова донесся тихий разговор, мужской голос что-то злобно выговаривал, а женщина оправдывалась:

– За дровами сбегала, печка затухает. Иди, иди вниз, по селу красноармейцы ходят. Бери туда чугунок, готова каша, прячься.

Конечно, Алексея мучили сомнения о том, что женщина может их выдать и тогда спастись им будет трудно. Пускай даже у танкистов есть оружие, но в доме 15 обученных вести бой, злых, испуганных противников. Самое страшное, что эти люди загнаны в угол и пойдут на все, чтобы снова сбежать, поэтому вступать с ними в открытую схватку опасно. Да, он видел, как вспыхнули глаза женщины, когда он дал ей обещание не рассказывать о ее тайне никому, наоборот, помочь начать новую жизнь в большом городе. В них появилась надежда – стать счастливой матерью, найти свое счастье, стать свободной от того позора и ужаса, что ей пришлось пережить. Ради этого она сделает все так, как попросил советский танкист.

Вот снова тяжело стукнула крышка подполья. Минута, вторая, третья… Они тянулись долго, так что сомнения снова начали одолевать Соколова. Резко скрипнула дверь, прошелестела одежда. Грузная неуклюжая фигура торопливо начала спускаться по ступеням крыльца. Из темноты, наперерез ей, вынырнул Омаев, Соколов поманил его поближе и прошептал на ухо:

– Заходим тихо, я дергаю крышку, ты бросаешь вниз все гранаты, которые есть.

Руслан в знак согласия кивнул и показал два пальца – его дежурные две Ф-1 висели на ремне, как обычно он делал, выступая на рекогносцировку местности. Они оба стянули тяжелые сапоги прямо во дворе дома, и, ступая босыми ногами по половицам, осторожно пробрались внутрь. Сени, приоткрытая дверь, наконец комната с растопленной печью, а в углу чернеет квадрат входа в подпол. Беззвучно Соколов отсчитал:

– Один, два, три! – И рванул вверх настил из массивных досок.

Омаев одним движением сорвал кольца с гранат, швырнул их в темноту погреба. Единственное, что Руслан успел увидеть, – это разинутый от удивления рот заросшего щетиной фашиста. Даже за эту секунду младший сержант успел его узнать – это был тот самый грабитель, что ударом отключил Прохорчука и запрыгнул в кабину на место водителя, чтобы угнать полуторку. С грохотом опустилась крышка, танкисты отработанным движением отпрыгнули в сени и забились по углам, спасаясь от осколков и огня. Домишко содрогнулся от страшного взрыва под полом, со стен попадала утварь, половицы вздыбились под напором красного пламени и занялись черным дымом с искрами.

– Уходим! Сейчас их боезапас рванет!

Лейтенант выскочил на улицу, следом выбежал Руслан, они пригнулись при грохоте второго взрыва, который местами выбил бревна из стен дома, сильно перекосил стены. Танкисты, схватив свою обувь, кинулись к дороге, где уже ждала Агафья с узлом в руках. Соколов перехватил ее вещички, закинул себе на спину и зашагал медленно, подстраиваясь под шаг женщины. По пути их провожали взгляды из-за заборов, из темных окон домов, никто из сельчан не торопился на помощь немецкой любовнице, хотя сейчас ее дом исходил черным дымом от пожара в подполье. Агафья шла медленно, не опуская впервые за три года войны глаза.

Всю дорогу она проехала на броне «тридцатьчетверки» с открытым спокойным взглядом, поднятым вверх подбородком, хоть колючий ветер бросал пригоршнями ей в лицо снег. Танки снова возвращались в Ленинград по лесной дороге, которую показал им Володя. Найденный грузовик болтался на прицепе позади, все продукты, лекарства были уложены на кормах и накрепко примотаны веревками. Раненый Прохорчук лежал тихо, вдыхая такой родной запах дизельного топлива, которым был пропитан танк.

Агафье пришлось ехать рядом с башней, так как из-за большого живота в люк она не могла протиснуться. Танкисты заботливо поместили ее на корме, накрыли брезентом. За час дороги та не пожаловалась на тряску и холод, наоборот, светилась от радости, что враз избавилась от своих мучителей. Когда Соколов передавал ее вместе с раненым капитаном и возвращенным грузом Момашуле, она спросила:

– Как тебя зовут?

– Лейтенант Соколов, Алексей.

Женщина взяла его руку и на секунду прижала к своему тугому животу:

– Если мальчишка родится, назову Алексеем, чтобы вырос хорошим человеком. Таким же, как и ты.

Борис ненужных вопросов задавать своему приятелю не стал, как им удалось найти и вернуть угнанную мародерами полуторку, удалось ли задержать преступников. В суматохе с грузами и прибывшими ранеными он успел махнуть на прощание рукой уже мелькающим в темноте огонькам фар «тридцатьчетверок» и выкрикнуть:

– До встречи, танкист!

Глава 4

Дорога снова шла на подъем, лесополоса темнела, обрываясь перед подошвой возвышенности. За несколько часов подбитые на дороге немецкие панцеры окончательно догорели, хотя от прогорклого смрада машинного масла и топлива начинало першить в горле еще до того, как глаза стали различать в темноте массивные силуэты «тигров». Соколов тронул Бабенко за плечо, отключил ТПУ:

– Семен Михайлович, сможете «тэшку» без света провести? Есть подозрение, что немцы могут нас караулить. Наш бой точно они видели и слышали. Пускай даже и не решились сунуться за своими танками, чтобы с дороги их отбуксировать, но в кустах могли подготовить артиллерию. Проскочить сейчас можно на полных оборотах с выключенными фарами. Только дорога вся изрыта ямами, вдруг пальцы выбьет, всю ходовку разнесет. Только если вы по памяти… Сможете? Отрезок до следующего холма, там после спуска на тридцатом километре снова лесок нас прикроет от линии фронта, светомаскировку можно будет отменить.

Бабенко кивнул, не отрывая глаз от картины впереди: «тигры» застыли на дороге и обочинах, будто забытые кем-то гигантские игрушки, вокруг по дорожной полосе растеклись черные пятна от выгоревшего бензина. За все годы войны он так и не набрался злости к фашистам, сейчас лишь с сожалением рассматривал груды изуродованного металла, жалея о том, что не может детально изучить их внутренности. Любопытство и азарт инженера-конструктора танков было всегда у него сильнее воинского азарта.

На просьбу ротного командира обстоятельный мехвод заметил:

– Потом еще два таких отрезка будут, через километров пять лысина сплошная, поле и берег озера. Дальше еще два километра перед началом стройки, там лес совсем редкий, мы на белом фоне Ладожского будем хорошо видны, – и тут же продолжил размышления вслух: – Вверх на пригорок подниматься с включенным светом тоже опасно, лучи вверх направлены, даже над лесом их смогут увидеть немцы, на подъеме тоже лучше свет выключать.

Соколов молча ждал, какое же решение найдет опытный водитель, его всегда восхищало, с какой математической точностью выверял Бабенко каждую деталь, запоминая дорогу.

– Вот как сделаем, Алексей Иванович. «Семерку» в голову поставим, остальные на дистанции не больше пятнадцати-двадцати метров пойдут ровно по следу. Светомаскировку соблюдаем на всем протяжении дороги, фары и фонари не нужны, я специально все выбоины и крупные ямы на схемке накидал. – Бабенко ткнул пальцем в обрывок листа, где его бисерным почерком была нарисована схема движения по «дороге смерти» с отметками больших выбоин, крутизной поворотов и перепадами высоты местности.

Командир прижал поплотнее ларингофон к горлу:

– Всем экипажам, построение в колонну, режим светомаскировки. Держим дистанцию к корме переднего не более пятнадцати метров. Управление по моим ориентирам. Голова – «семерка», замыкающий – «три пятерки».

По его команде «тридцатьчетверки» выстроились в плотную линию, тронулись медленно, повторяя за ведущей машиной все маневры. Мотя Хвалов, который буквально месяц назад выпустился из танкового училища, от напряжения прикусил до крови губу. Он вцепился в рычаги, чутко вслушиваясь в приказы командира, раздававшиеся из шлемофона, а рядом на сиденье радиста заряжающий Влас Ковальчук помогал ему переключать тугие механизмы.

– Принять левее! Сократить дистанцию! Двенадцатый, резче угол, корпус выровняй! Направление на корму впереди идущего! Больше ход, еще больше! Приближаемся к открытому участку, наблюдающие, внимание! Правый фланг – «пятерки», левый – «двенадцатый»!

Тяжелые бронированные