Преодоление - Валерий Игнатьевич Туринов

сейчас сидит здесь, в Ярославле, на воеводстве, недавно был воеводой в Казани, а при нём был дьяк Шульгин, сейчас захвативший там всю власть. И Василий Морозов не посмел вернуться в Казань, зная, что там сидит худородный дьяк, и его поддерживает всё население. И сковырнуть его, Шульгина, там нет возможности. Сейчас да, а вот как станет порядок, тогда и полетит дьяк с того места.

В этот день всё обошлось благополучно. Но раздражение осталось.

Биркин отписал обо всём в Казань, Шульгину. И тот от имени казанского городского совета отозвал из Ярославля казанских служилых. Основная масса их подчинилась Биркину, и он увёл их обратно домой.

По этому поводу князь Дмитрий тотчас же встретился с Мининым. Дело с их ополчением грозило провалиться из-за того, что происходило сейчас здесь, в Ярославле.

– Кузьма, нам придётся смириться!.. Ради всей земли, ради страны!..

За него князь Дмитрий был спокоен. Этот посадский, когда речь шла о благе страны, мог перешагнуть через себя.

* * *

Так, в подготовке, строительстве приказов, в склоках, порой и в драках, время подошло к весне. Наступил апрель.

К этому времени уже был готов и план борьбы против польских отрядов, рыскающих по всем окрестным замосковным волостям, собирая корма для сидевших в Кремле и голодающих гусар.

В совете «всей земли» разгорелись споры: как вести себя по отношению к казачьим таборам под той же Москвой, да и вообще ко всем казакам.

Князь Дмитрий, встретившись с Мининым, тоже стал обсуждать с ним этот вопрос.

– Ляпунов жил в дружбе с казаками того же Трубецкого и Заруцкого. А они раскатали вон как его!.. А эти-то! – показал князь Дмитрий в сторону Приказной, которая была где-то там, за стенами их избы, где сейчас собрались Куракин и Черкасский со своими ближними. – Ни в какую! Казак – он враг! Вот их правда-матушка! Я же поостерегся бы говорить так сейчас, когда мы здесь, а казаки там – под Москвой!.. Вот войдём в Москву, всё успокоится, тогда можно и порядок наводить! – сжал пальцы в кулак князь Дмитрий.

И Минин понял, что Пожарский, хотя и выглядит добреньким, вежливым и покладистым, на самом же деле не такой. И дай ему власть, государить в Москве, то неизвестно как он себя покажет.

* * *

В апреле же пришло новое тревожное известие. Пришло оно письмом с Белоозера. Зачитывал его Василий Юдин. Из письма следовало, что в Новгороде митрополит Исидор и князь Иван Одоевский зовут шведского короля Густава Адольфа на новгородское княжение. Это дело в прошлом году начинал Ляпунов. За тем и посылал в Новгород воеводой Василия Бутурлина. Но тот сбежал оттуда, когда де ла Гарди стал доискиваться города.

– Какое такое княжение! В Новгороде Великом оно и отроду не бывало! – встревожился Василий Юдин. – Поляки с Владиславом своровали! Так и шведы своруют со своим королевичем!

Здесь, в совете, не было единства.

Пожарский стал доказывать советчикам, что нельзя сейчас заводить драку со шведами, пока не освободили Москву… Так можно и надорваться…

Кузьма заикнулся, что хорошо бы обмануть шведов, потянуть время, в протяжку повести дело. Его поддержал Пронский. Он, князь Пётр, появился здесь, в Ярославле, вместе с Долгоруковым. Что принесло его сюда: на эту тему он ни с кем не откровенничал. Отшучивался…

Морозов стал развивать предложение Кузьмы, отправить в Новгород посольство. Небольших людей. Пусть поговорят, хорошо поговорят. И скажут, что ополчение будет просить об этом совет «всей земли»: как на то «земля» скажет. Избрать ли на царство Московское одного из шведских королевичей, какого король Карл укажет.

Решено было послать провинциального дворянина.

Пожарский велел дьякам подыскать такого.

Юдин тут же сообщил, что есть такой: Степан Татищев. Тот ходил с посольством Василия Голицына к Сигизмунду.

С этим согласились. С Татищевым решено было отправить сто человек: показать этим размах их ополчения и того, что они здесь, в Ярославле, представляют «всю землю».

Василий Юдин управлял здесь Поместным приказом. Дело это было для него знакомое, ещё по прошлому, в бытность Шуйского. И он вёл его хорошо. Нареканий на него ни у кого не было. Да и Пожарский ценил его как толкового дьяка.

Перечисляя как-то дела Пожарскому, которые требовалось решить, Юдин обратил внимание на одно из них.

– Вот ещё такое письмо пришло, Дмитрий Михайлович! Пишет сосланный Гришкой Отрепьевым в Соловецкий монастырь бывший казанский царь Симеон Бекбулатович. Ну, тот, который у Грозного был великим князем! А затем Грозный, когда натешился чудачеством, назвал его тверским царём!..

– А за что Лжедмитрий сослал его?

– Он обличал его в принятии латинской веры!.. Так вот, он, постриженный под именем инока Степана, просит освободить его от соловецкого жития! Стар он уже, слеп. Невмоготу ему там!

– Надо уважить старца! – расчувствовался князь Дмитрий, тронутый судьбой невольного старца. – Кузьма, проследи за этим! – велел он Минину. – Перевести старца Степана, по его челобитью, в Кириллов монастырь. Отпиши об этом игумену на Соловки. Да чтобы проводили старца до Кириллова, сдали там игумену и покоили бы его по монастырскому чину!..

В Ярославле, в ополчении, понимали также, что надо как можно скорее избрать законного царя.

– Чтобы земля стала! – говорил чуть ли не на каждом заседании князь Дмитрий.

И на одном из заседаний постановили, чтобы города прислали свои решения – приговоры, кого хотят в государи. И прислали бы они их, эти приговоры, со своими представителями, чтобы на совете наметить кандидатуру государя. В соборной грамоте, которую оформили дьяки ополчения, не было ничего о боярах, сидевших в Кремле, и выступавших против них ополченцев.

Соборную грамоту князь Дмитрий, хотя и был главой ополчения, подписал десятым, после Морозова, Долгорукого, Головина, Одоевского, Пронского, ещё и других, и даже после Мирона Вельяминова… Этого требовало местничество. И оно получило свое… Кузьма же оказался в этом ряду ещё дальше князя Дмитрия, пятнадцатым, и за него руку приложил князь Дмитрий…

– Ляпунов-то обличал тех, кто в Кремле сидит, заодно с поляками, – сказал Кузьма. – А здесь, в соборной грамоте, – ни слова о них! Всё свалили на одного Михаила Салтыкова!

Он осуждающе покачал головой.

– Великих бояр нельзя отстранять от избрания царя! – резко заявил Иван Шереметев.

– Ну да… – тихо пробормотал себе под нос Кузьма. Ему было понятно, что тот же Иван Шереметев отстаивает это из-за того, что его родственник, Фёдор Шереметев, сидит сейчас в Кремле с «литвой». Да и Черкасский – родня Филарету! А брат того и сын сидят тоже в Кремле, при великих боярах.

Но Шереметева поддержали все князья, окольничие, стольники. И это раскололо совет.

* * *

Их стояние здесь, в Ярославле, затянулось. И Пожарский, встречаясь с Мининым, каждый раз подбадривал его, да и себя тоже, что они вот-вот, наконец-то, выступят.

– Опять этот архимандрит, Дионисий! –