Крылья - Игорь Рыжков

У одного болталась на шее необычная цветастая полоска ткани, завязанная хитрым узлом. Мужчины стояли позади. Впереди женщины. Ближе всех к камере стояли, держась за руки, мальчик и девочка лет семи-восьми.

Мальчики был одет в короткие штанишки и светлую рубашку, а на девочке было воздушное платье, словно ее всю облепили пеной. И все улыбались. Всем было хорошо.

Я присел на нары и положил фото на колени. Подкатила к горлу странная тоска.

– Вот жили люди, любили, детей рожали, а вот пришла война. В которой даже Солдат не было и не стало ни радости, ни счастья. – Я стер рукавом остатки пыли и присмотрелся внимательней.

– Странные они эти Последники. Все вроде как у нас. Две руки две ноги. Голова одна, а кто из них кто, и не поймешь. Глаза у всех одинаковые, у кого побольше, у кого поменьше, но все равно одинаковые.

– Волосы разные и носы разные, но, ни по одному не скажешь, кто кем родился. Как вот тут разберешься кто из них Истопник, а кто Химик? Кто грибы на плантациях выращивает, а кто людей лечит? – Я покачал головой. – Тим как то говорил, что до последней войны многое машины делали.

– Это вроде того, что Механики придумывают. Колесики разные, винты, болты, гайки. Машины в Городе и воздух качают и воду на верхние уровни подают. Многое что они делать могут.

– А Тим говорил, что у Последников Бегунов и вовсе не было. Все машины делали.

Я представил себе такую машину, похожую на Роутера. Голенастого туповатого Бегуна с шестого уровня.

Очень уж он своей работой гордился.

Представил я его всего из колесиков и шестеренок и смешно мне стало.

– Врал – выходит Тим. Как же это можно такую машину придумать, чтобы она Бегуна заменила? Невозможно! Никак невозможно! Ни Лекаря машиной не заменишь ни Храмовника. Да и зачем? Все же при деле. Никто по углам не шатается. Норму свою честно отрабатывает.

Я качнулся из стороны в сторону, вглядываясь в не потускневшие за многие сотни лет краски группового портрета.

– Хотя вот у них, наверное, никого не было. Ни Изгоев, ни Плантаторов. Жили себе. Рождались. Каждый по душе дело выбирал. Умирали, конечно. Как же без этого?

–Я вот тоже умру. Умру, как Тим умер, наверное. Я вот только блокиратора принимать не буду. Состарюсь как все. Буду ходить с палочкой да молодым Изгоям сказку рассказывать про Крышу, про Крылья, про то, как мы с Верой нору нашли, и уголь и катализатора целую бутыль.

Думал я про это и не понравился мне старик – Изгой. Очень не понравился.

– Не смогу я как старый Гаст кряхтеть да руками трясти. В очереди распределителя за своей пайкой толкаться, да хвалиться годами прожитыми. Не смогу.

Я снял каску и поднес фонарик вплотную к картинке. Рассматривал каждую деталь. Каждую мелочь.

– Хорошая картинка. В Городе такие картинки так и не научились делать. В общем, то и незачем Городу такие картинки. Баловство.

Некоторые детали меня заинтересовали особо. Фоном к группе Последников была какая-то странно зеленая мешанина из плоских кругляков посаженных в переплетения ржавых проволок.

Под ногами такая же зелень, но похожая на ковер с длинным-длинным ворсом.

– Мох такой не вырастает. Совсем не вырастает. Он сантиметра на два всего вверх растет. Дальше кудряшками стелется мелкими и тонкими. И что же это у них за убранства то такие?

– Норы какие-то особенные. Перекрытия над головой голубые как храмовое вино, которое в причастие дают. Да еще белым сверху подернулось словно плесенью. Плесень то на полотке зачем? Она только воздух потребляет. – Покачал я головой удивленно.

– Странные Последники. Ох, странные. И света на картинке столько, что и не поверишь, что его столько бывает. Будто бы десять тысяч Светляков вместе в одной банке собрали. Да самых лучших. Да кормили их сахаром. Да отдохнуть дали недели две не меньше.

– Богато все-таки они жили. Не то, что мы сейчас. Ну, да ладно. Последники на то они и Последники, чтобы мертвыми быть. Мы теперь здесь живем. Долго живем и нам теперь решать, как жить и как свою жизнь устраивать.

– Вот захочу – вылезу на Крышу, найду место хорошее и сам Город построю! И будет он чистым и светлым. Большим и богатым. И будет в нем грибов видимо-невидимо. И воды вдоволь и сахару – завались! И все будут в нем делать то, что надо не потому, что так на роду написано, а потому что им этого хочется.

Я прикрыл ладонью рот. Крамольные мысли были готовы сорваться с языка.

– Ох, и досталось бы мне – услышь сейчас мои думы, какой ни будь из Храмовников. Еды бы лишили. Воды бы лишили.

– Хотя, воды бы может и не лишили, а вот еды – точно. На целую неделю не меньше. – И улыбнулся зажатыми пальцам губами. Нравилась мне крамола.

Нравилась и ничего я собой поделать не мог. Вот ведь как.

Смотрел я на картинку. Смотрел. А потом вспомнил то, что Гаст по пьяному делу говорил. Странный он, конечно. Где вот только вина взял? Да его, же еще и много надо чтобы вот так язык развязался.

Он сидел тогда на нарах тряс своей жиденькой седой бороденкой.

Щурил раскосые свои глаза. Даром, что уже и не видел почти ничего. И говорил и рассказывал. Хорошо, что кроме меня этого никто не слышал. А то бы отдали его Химикам и вся не долга.

Говорил он тогда, что не Изгой он вовсе. А самый что ни на есть Династ.

Что он сам из другого Города и прилетел в наш Город к Королеве свататься.

– Вот ведь какой крамольник! Как это может Изгой к Королеве свататься? Никак не может! Да у нее и свой Король есть. Не хуже других, наверное.

А Гаст все говорил и говорил. А я слушал. Про Крылья говорил. Говорил, что вырастают они, когда Небо видишь. А что это такое не сказал.

Сказал, что оно самое для Изгоя важное.

Сказал, что оно голубое и что оно в белых пятнах, словно от плесени.

Красивое оно Небо. И зовет. Так может у Последников над головой и не перекрытия вовсе? А самое что ни на есть Небо?

– Небо… – Попробовал я на язык вкусное слово. – Небо. – Хорошо мне от этого слова стало. Сладко. Не рядом оно, но уже ближе, чем раньше.

– Может, пока Вера отдыхает попробовать самому до Крыши дойти, и