Летописи еврейского народа - Рэймонд Шейндлин

как центром мусульманской империи стал современный Ирак, а с 762 г. столицей стал Багдад. Таким образом самая главная община диаспоры ока­залась в самом центре мировой империи, а ее лиде­ры, эксилархи, были приняты при дворе калифов (так называли мусульманских владык). В силу этого эксиларх становился, по крайней мере теоретически, не только главой местной диаспоры, но и главой мирового еврейства, наделенным властью собирать налоги и назначать судей и учителей в диаспорах всей империи.

Ранние мусульмане не слишком почитали сельс­кое хозяйство, но хорошо знали и поощряли тор­говлю. Это повлияло на «иракских» евреев, которые постепенно переселялись из деревень в города и принимались за торговлю. Процесс переориентации деятельности евреев на торговлю совпал с аналогич­ным, хотя и имевшим другие причины, процессом в Византии, где евреев вытеснили из крупного сельскохозяйственного производства. Итак, к концу VIII в. большинство евреев мусульманского мира были заняты в торговле и ремеслах; общины стано­вились все богаче и влиятельнее.

Сурская и Пумведифская иудейские школы теперь привлекали к себе студентов из всех диаспор, и по всему миру расходилось их религиозное учение. Ско­ро эти образовательные центры переместились в Багдад. Их руководителей называли геоним (множе­ственное число от «гаон» — сияние), что представля­ет собой аббревиатуру грандиозного титула, кото­рый означает «президент школы сияния Иаковлева».

Геоним старались унифицировать религиозную практику евреев во всем мире, публикуя официаль­ные мнения по религиозным вопросам (называвши­еся «респонса»). В силу исторической случайности — того обстоятельства, что вавилонские евреи оказа­лись на той территории, которую мусульмане реши­ли сделать центром своей империи, — именно вави­лонский, а не палестинский Талмуд навсегда стал высшим авторитетом в еврейском законе. Роль гео­ним была столь велика, что весь период еврейской истории с VII по XI в. называют геоническим пери­одом.

Одним из геоним, привнесших большие измене­ния в еврейскую интеллектуальную жизнь, был Саадия бен Иосиф (882—942). Евреи, как и прочие завоеванные народы, давно уже освоили арабский язык; но Саадия был первым среди раввинистических авторитетов, кто широко использовал арабский язык в своих сочинениях по религиозным вопросам. Он практически является основателем иудео-арабской литературы, которой суждена была долгая исто­рия. Он перевел на арабский язык Библию, написал подробный комментарий на нее и был автором пер­вой еврейской философской книги — «О вере и знании».

Всю жизнь Саадия вел интенсивные литературные баталии с различными еврейскими сектами. Среди сект, на которые он нападал особенно рьяно, была секта караимов (караитов), основанная ученым по имени Анан бен Давид, который в конце VIII в. предпринял попытку разорвать с многовековой раввинистической традицией и восстановить иудаизм на базе одной только Библии. Караимы, чье название означает «люди Писания», считали, что каждый мо­жет самостоятельно изучать Библию на предмет оп­ределения религиозного закона. Такой подход при­влекал многих евреев — особенно живших в отда­ленных уголках империи, — которых не удовлетво­ряло засилье раввинов. Караизм стал самостоятель­ной альтернативной ветвью иудаизма и сохранился, пусть и в сильно уменьшенных масштабах, до наших дней. Впрочем, он не остался столь привольным, как должно бы вытекать из основополагающей его док­трины. На практике караимы, как и евреи-некараимы, выработали некую единообразную систему ре­лигиозных обрядов и кодексов религиозного права, хотя и весьма отличающуюся в деталях. Несмотря на суровость некоторых из их обрядов, караимы приоб­рели в средние века много последователей. Саадия и другие раввины делали все, что в их силах, чтобы заклеймить караизм как ересь и запретить его.

Жизнь и деятельность Саадии столь важны для нас потому, что он явил собой новое направление в еврейской интеллектуальной жизни и новый тип раввина. Свободно говоря по-арабски и досконально изучив арабскую литературу, он имел доступ к са­мым широким областям интеллектуальной деятель­ности, ранее недоступным для раввинов или не воз­буждавшим в них интереса. Мусульманские ученые впитали в себя литературные идеи таких великих ци­вилизаций, как Индия, Персия и Греция; они уг­лублялись в естественные науки и философию; пере­вели на арабский множество трудов античных авто­ров, размышляли над ними, по-новому развивали их идеи. Это соприкосновение с мудростью других народов — особенно с греческой философией — воспитало во многих мусульманских интеллектуалах широту взглядов, позволившую им обсуждать рели­гиозные материи на равных с евреями и христиана­ми, хотя и тех и других официальная исламская доктрина объявляла неверными. Эта интеллектуаль­ная закваска пошла на пользу не одному Саадии, но и многим другим евреям, и скоро нашла свое отра­жение в еврейских книгах.

Еврей этого времени, вооруженный знанием араб­ского языка, имел возможность изучать необъятную сокровищницу мировой культуры. Саадия начал процесс синтезирования еврейской традиции с ре­зультатами многовековых естественнонаучных и фи­лософских исследований. Это дерзкое интеллектуаль­ное предприятие стало характерным для евреев му­сульманского мира, выдвинув их в авангард миро­вой еврейской интеллектуальной жизни, аналогично тому, как сами мусульмане находились в авангарде всеобщей мировой интеллектуальной жизни того периода.

Еврейская жизнь в Багдадском халифате протека­ла довольно ровно, хотя значение ее уменьшалось по мере ухудшения дел в самой империи, которая к X в. стала ослабевать. Последним гаоном, еще пользовавшимся всемирным авторитетом, был Хаи, умерший в 1038 г. Вскоре после этого еврейская община Ирака канула в безвестие вплоть до наших времен, как и сам Ирак перестал быть центральной ареной ислама.

В пору расцвета ислама еврейская община в Испа­нии тоже переживала невиданный подъем. Исламское вторжение VIII в. избавило испанских евреев от го­нений христианского короля, запретившего своим декретом отправление иудаизма, и под доброжела­тельным исламским владычеством они скоро подня­лись. К X в. некоторые из них с помощью торговли и производства тканей скопили значительные богат­ства. Тогда же местный правитель провозгласил себя формально независимым от Багдада, принял титул калифа и превратил свою столицу, Кордову, в вели­колепный город. Один из его придворных, еврей по имени Хасдай Ибн Шапрут («Ибн» по-арабски то же, что «бён» по-еврейски, т.е. «сын такого-то»), собрал вокруг себя кружок еврейской интеллиген­ции, в том числе писателей и поэтов, желая способ­ствовать развитию еврейской поэзии. Хасдай был первым из так называемых придворных раввинов, т.е. тех, кто совмещал службу на уровне всего обще­ства в целом со служением в качестве одного из вождей еврейской общины.

У евреев имелась давняя традиция сочинять поэ­зию для синагоги, но сама идея светской поэзии на иврите была для них в новинку. По сути, это было следование за арабской модой. Среди арабов поэзия была популярна в такой степени, какую нам трудно даже себе представить, — ведь у нас она находится где-то на задворках. Способствуя развитию еврейс­кой поэзии, Хасдай внес новую струю в унаследо­ванную от Саадии тенденцию включения элементов мировой культуры в еврейскую жизнь. В результате стихи о любви, о вине, о садах, о радостях