Жизнь и удивительные приключения Нурбея Гулиа - профессора механики - Александр Никонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда самолет приземлился, но еще не остановился, сосед, потеснив меня, прильнул к иллюминатору, и с паническим выражением лица смотрел куда-то вниз. И только тогда, когда самолет остановился, он откинулся на спинку кресла и выдохнул, казалось бы, кубометр воздуха.
— Молодой человек, вы не думайте, что я сумасшедший! Мы, то есть наш завод, эти «АНы» и выпускает. На них летать нельзя — это гробы с крыльями! Вы увидите, скоро они начнут падать массами. Это я вам говорю — не последний специалист на заводе! — прошептал сосед мне на ухо.
Фамилии своей и должности он не назвал, но костюм на нем был красивый, дорогой, а на лацкане пиджака какой-то значок с изображением «пузатого» самолета. Действительно, вскоре после нашего разговора, через полгода, что ли, эти «АНы» стали падать, после чего их сняли с полетов.
Во Львове я двумя автобусами добрался до Львовского автобусного завода
— ЛАЗа, на территории которого и находилось Головное КБ по автобусам. Улица Стрыйская, где размещался завод, была почти на краю города.
Меня принял начальник КБ — Карп Миронович Атоян, высокий красивый армянин. На беседу он позвал своего заместителя Рябова и опытного специалиста Нагорняка. Я рассказал об опытах по «гибриду» на УАЗике, показал фотографии. Будучи специалистами, собеседники тут же поняли меня, мы прошли в цех и осмотрели моторный отсек автобуса ЛАЗ-695. Справа от двигателя было предостаточно места для размещения «гибрида».
— Сдается мне, что мы залезаем в будущее лет на пятьдесят вперед, — с улыбкой произнес Атоян, — но больно уж интересно посмотреть на «гибрид» в работе! Что ж, старенький 695-ый у нас есть, берите чертежи автобуса, его данные. Нам нужно изделие в металле, установленное на автобусе. Сколько вам нужно времени и денег?
— Проектирование и рабочие чертежи — год; изготовление и стендовые испытания — тоже год; установка на автобус и испытания всей машины — еще год. Оплата по процентовкам — по тридцати тысяч рублей в год; аванс — 25 процентов от годовой оплаты; в конце каждого года отчет — бойко распланировал я.
Вообще, это была чистой воды авантюра. У меня не было никакого КБ в Тольятти. За год даже в профессиональном КБ не изготовить технического проекта и рабочей документации на сложное изделие, включающее совершенно новые элементы — скоростной маховик, дискретный вариатор, редуктор с карданом к заднему мосту. Я понятия не имел, кто сможет в Тольятти изготовить такое чудо! А где стенд для его испытаний и помещение для этого? Я уже не говорю об испытаниях всего автобуса. Сейчас меня охватывает ужас от этого объема работ, который я тогда и не представлял себе! И за такие ничтожные деньги — ведь на подобные работы в США будут тратить десятки миллионов долларов в год!
Ну, а какова альтернатива? Вообще не начинать такой работы? Ведь ясно, что никакой головной институт, тот же НАМИ, никогда не включил бы себе в план подобной фантастики! Но говорят, что «смелость города берет». Договор был подписан, и я «королем» возвращался в Тольятти.
Находки и потери
Наступило лето — период сессии в институте, а затем и отпусков. Работу с ГСКБ — а именно так называлось Львовское КБ, я решил начать с сентября. А тут прямо с начала июня мне стали поступать тревожные сигналы от моих родных и друзей.
Первое письмо пришло из Тбилиси от Лили. Оказывается, к нашему домуправу Тамаре Ивановне приходил человек из КГБ и расспрашивал обо мне странные, с точки зрения домуправа, вещи. Люблю ли я деньги, женщин, выпивку, правильно ли сексуально ориентирован?
Тамара Ивановна отвечала, что деньги я не люблю, иначе бы занялся спекуляцией в Тбилиси, а не уехал строить коммунизм в Тольятти; из женщин люблю только свою жену, а выпиваю ровно столько, сколько и должен выпивать грузин. А то, что я не педераст, она, Тамара Ивановна, ручается головой. А еще Тамара Ивановна добавила, что если нужно, то она может указать, кто у нас во дворе педерасты. Но другие педерасты почему то агента КГБ не заинтересовали.
Он взял слово с домуправа, что она оставит их разговор в тайне, но только он вышел за ворота, Тамара Ивановна прокричала через весь двор:
— Марго, Марго! — и когда мама выглянула в окно, так же громко сообщила ей, — сейчас приходил агент НКВД (она еще не привыкла к так знакомой и любимой нами аббревиатуре — КГБ) и интересовался Нуриком. Спускайся ко мне, все расскажу!
Второе письмо пришло от Тани. Оказывается и в общежитие, где я жил, тоже приходил агент КГБ и задавал те же вопросы Лукьянычу, и уже выпившим, Саиду и Моте (Жижкин притворился спящим и от ответов самоустранился). Соседи сказали, что деньги я люблю — а кто же их не любит? Баб тоже — а кто же их не любит? Водку тоже — а кто же ее не любит? Насчет сексуальной ориентации они ничего не поняли, но когда прозвучало слово «пидорась» (так они его услышали), то соседи это слово восприняли как мат, и со словами «сам ты пидорась» избили агента и вышвырнули его вон. А потом ребята позвонили Тане и все ей рассказали.
— Берегись КГБ, — писала мне Таня, — эти черти кого хочут засадят, держись от них за километр! — переживала она.
Посоветовавшись с Тамарой, я зашел в институтский отдел кадров, где было еще две комнаты с надписями «Первый отдел» и «Второй отдел». Первый отдел мне показался надежнее, и я заглянул туда. За столом у окна лицом ко мне сидел мужчина в штатском с военной выправкой, а по бокам комнаты лицами к стенам сидели за своими столами две дамы. Я подошел к мужчине и представился. Он встал и, протянув мне руку, сказал: «Капитан Кузнецов!». Только я начал говорить с ним по существу, как капитан хорошо поставленным голосом приказал своим дамам: «Всем прошу покинуть помещение!», и дамы четко, по-военному, чуть ли ни строем вышли из комнаты.
На мой рассказ капитан отреагировал спокойно и попросил пару дней на консультации. Я вышел от него с сознанием выполненного долга. Через два дня я нашел на своем столе на кафедре записку, что меня ждут в Первом отделе.
После обычного приказа своим дамам, капитан Кузнецов посоветовал мне зайти в городской отдел КГБ к капитану Неронову, который в курсе дела и ждет меня. Листок с адресом, номером комнаты и телефоном Неронова был вручен мне.
— Неронов, Неронов, — фамилия интересная, — подумал я, — не соответствовала бы она и привычкам капитана! «Знаковая» фамилия, как сказали бы сейчас. Неронов оказался мужчиной совершенно ординарной внешности, встретив которого на улице, никогда не узнаешь — таких тысячи. Но военная выправка при штатском костюме была. После рукопожатия, Неронов закурил сигарету и предложил мне: «Садитесь, курите!»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});