Церковь плененная. Митрополит Никодим (1929-1978) и его эпоха (в воспоминаниях современников) - Гусейнова

Пимена (Извекова). «Власти боялись влияния митрополита Никодима, вынуждены были считаться с его авторитетом. Об этом почему-то умалчивают те, кто ставят в вину покойному владыке его ориентацию не на противостояние, но на диалог с «царством кесаря», – пишет митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл (Гундяев). – Однако мы-то помним, что епархиальным архиереям давались прямые указания и инструкции: ни в коем случае не голосовать за митрополита Никодима во время избрания Патриарха. Это можно назвать доказательством от противного: если кандидатура митрополита Никодима была неприемлема для гонителей веры, значит, его труды были угодны Богу и хороши для Церкви» [578] .

«Нэ жалэй!»

Однажды владыка рассказал о том, как, будучи ещё в сане архимандрита, он был направлен в Грузию – присутствовать на праздновании тезоименитства грузинского патриарха Ефрема IV. Обращаясь с речью к виновнику торжества, гость из России произнёс: «Ваше Святейшество!» – и далее по тексту, не учтя того, что у грузинского патриарха есть второй титул: «… и Блаженство». И тогда патриарх Ефрем, вклинившись, воскликнул: «Нэ жалэй! Нэ жалэй!»

Историк Рой Медведев приводит следующий эпизод, который говорит о многом. Разговаривая с католикосом Грузинской православной Церкви в середине 1940-х годов, Сталин спросил его: «И кого же Вы больше боитесь – меня или Бога?» Служитель Церкви был в замешательстве и не смог ответить. Тогда Сталин высказал следующую мысль: «Я знаю, что Вы боитесь больше меня, иначе Вы не пришли бы на встречу со мной в обычной гражданской одежде» (духовенству тогда было «не рекомендовано» появляться вне храмов в церковном облачении). В этом контексте отождествление Сталина себя с Господом Богом полностью подтвердилось. Католикос действительно боялся Сталина больше, чем Бога [579] .

Ещё одним Блаженнейшим был владыка Елевферий (Воронцов). Родился он в Москве в 1892 г., в архиереи рукоположен в 1943-м; стал епископом Ростовским и Таганрогским. После освобождения Чехословакии ему было предложено стать Патриаршим экзархом, архиепископом Пражским и Чешским.

Приехав в Прагу, осмотрелся: масса проблем, неустроенность. Вернулся в Москву, и сразу – на приём к патриарху Алексию I. Состоялась беседа.

– Ваше Святейшество! Освободите от послушания! Верните на родину!

– Владыко! Это ведь будет понижение! Здесь Вы и Высокопреосвященнейший и Блаженнейший!

– Да Бог с ним, с «Блаженнейшим»! верните на русскую кафедру!

Тем не менее Блаженнейшему пришлось пребывать на «братской чужбине» с 1946 по 1955 гг. А потом он, «желая служить на родине, а также по состоянию здоровья, устраняется от первосвятительства и возвращается в Россию, где назначается на вдовствующую Ленинградскую митрополию» [580] .

Будучи ещё архимандритом, о. Никодим был однажды приглашён на престольный праздник в собор, куда прибыло духовенство из разных епархий. У престола все должны вставать «по старшинству» – архимандриты, протоиереи, священники. У «младших» наперсные кресты посеребрённые («беленькие»), у «средних» – позолоченные, а у «старших» – с украшениями. Здесь всё просто, без вопросов. В своей «подгруппе» тоже можно определиться: пожилые, маститые протоиереи занимают почётные места, за ними следуют менее «продвинутые в возрасте».

О. Никодим оказался в паре с незнакомым архимандритом, приблизительно одного с ним возраста. Казалось бы, становись к престолу и молись. Но занять место «одесную» (справа от престола) – более почётно, чем «ошуюю» (слева). И вот «конкурент» подходит к о. Никодиму и, сладко улыбнувшись, спрашивает: «Как Ваше святое имечко?»

– Никодим.

– А с какого Вы года?

– С 1929-го.

– И я с 29-го.

Отошёл в раздумье. А через пять минут – новый заход.

– А в каком году Вас рукополагали?

– В таком-то.

– Надо же! И меня в том же!

Снова «впал в задумчивость», и по третьему кругу.

– А в каком месяце?

И тут о. Никодим не выдержал и рассмеялся.

– Батюшка! Становитесь справа! (И, дескать, не морочьте мне голову!)

«Ревнитель протокола» с радостью встал одесную; он, видимо, забыл евангельские слова: «Последние станут первыми…». А когда о. Никодим стал вторым лицом после патриарха, подобные «искатели чинов» подходили в рязанском соборе к матери владыки и пытались «приложиться к ручке»: Владычица! Но митрополит такие попытки безжалостно пресекал.

В 1970-х годах викарным архиереем Ленинградской митрополии был епископ (впоследствии – архиепископ) Тихвинский Мелитон (Соловьёв). Бывший фронтовик, он до преклонного возраста сохранял врождённую мягкость и деликатность. Митрополит Никодим называл его «владыка-воин». Главным бухгалтером в епархии в те годы была горластая наглая тёткообразная дама, не боявшаяся никого, кроме митрополита. Ежемесячное жалование почтительно, в конверте, доставлялось ему прямо в покои. А викарию она могла позвонить по местному телефону и изречь властным тоном: «Зайдите ко мне в кабинет!». И маститый архиерей смиренно заглядывал в «серпентарий»: «Вызывали?» Узнав об этом, митрополит немедленно уволил зарвавшуюся «владычицу»: «если хамство в крови – надо делать переливание крови». В резолюции на увольнение было начертано: «Для пользы Церкви».

«Ленинградский»

Один из молоденьких иподиаконов владыки был призван на военно-морскую службу. Митрополит посылал ему телеграммы, иносказательно поздравляя с Рождеством, Пасхой и днём ангела. «Архипастырское благословение» он заменял простым «благопожеланием». А про ангелов – «сил бесплотных», в Вооружённых силах тогда лучше было не заикаться. И чтобы не «дразнить гусей» – особистов, владыка подписывал «шифровку» предельно кратко – «Ленинградский», что, вероятно, и давало чекистам пишу для размышлений, анализа, сопоставлений…

Этим иподиаконом был Герман Ветров, старший матрос, служивший тогда на военно-морской базе в Северодвинске. Когда приходила очередная поздравительная телеграмма, сослуживцы Германа кричали ему с КПП: «Ветров, тебе опять шифровка из Центра!».

Наконец чекистские нервы не выдержали, и однажды на «объект» в Северодвинске прибыл особист из вышестоящего Североморска. Майор в чёрной форме ВМФ с красными просветами на погонах: береговая охрана, военная прокуратура… Матроса Ветрова вызывают в кабинет к замполиту на задушевку.

– Как жизнь, как служба?

– Не жалуюсь. (А попробовал бы пожаловаться!)

Ещё ряд отвлекающих вопросов, а потом внезапно:

– У тебя день рождения такого-то числа. А почему поздравления приходят в другое время? И кто такой «Ленинградский»?

Прижатый к стенке, старший матрос Ветров пытался что-то переспросить, но прозвучало резкое: «Здесь вопросы задаём мы!». А потом был следственный конвейер, и в конце концов из Ветрова удалось выбить признание: он связан с «религиозниками». А это уже новый поворот темы.

– Значит, откажешься брать в руки оружие?

– Нет, почему? Я же не иеговист, а православный и давал присягу. А православные христиане всегда защищали Отечество: Александр Невский, Дмитрий Донской…

Особист чешет маковку, у него