Гибель советского кино. Интриги и споры. 1918-1972 - Федор Раззаков

Вот почему, когда летом 1971 года Герман представил законченный фильм на суд чиновников от кино, тем он категорически не понравился. Режиссера обвинили в воспевании власовцев и в очернении особых отделов. Как заявил недавно назначенный зампредом Госкино Борис Павленок: «Многие военные картины имеют разные ошибки. Эта уникальна тем, что собрала все ошибки, какие только возможно допустить».

Герману было предложено внести в картину существенные правки. Режиссер правки внес, но не существенные – думал, что удастся проскочить и с такими. Не удалось. Причем даже с помощью руководства «Ленфильма» в лице мэтра отечественного кинематографа Иосифа Хейфица. В своем письме другому зампреду Госкино В. Баскакову именитый режиссер писал: «Мне бы хотелось надеяться, что критика ошибок фильма пройдет в атмосфере спокойствия и доброжелательности, о которых мы часто говорим. В особенности это важно для молодого талантливого парня, только еще становящегося на трудный (ох какой трудный!) путь кинорежиссуры...»

Однако даже заступничество мэтра не спасло ситуацию: Госкино не хотело принимать фильм в первозданном виде. Суть претензий к картине была ясно выражена в заключении, которое подписали главный редактор сценарно-редакционной коллегии И. Кокорева (та самая, что «не заметила» эпопею «Освобождение») и ее коллега В. Щербина. Приведу несколько отрывков из этого документа:

«В фильме искажен образ героического времени, образ советского народа. На задний план фильма отступила главная его тема – тема героической борьбы с оккупантами, тема важной партизанской операции. Вместо этого ведущей темой произведения стала тема человеческого бессилия перед лицом жестоких обстоятельств войны, тема трагических случайностей, управляющих человеческими судьбами.

В центре художественного повествования в фильме оказался образ человека, однажды предавшего свой народ. Его страдания, его положение человека, оказавшегося жертвой происходящих событий, всячески акцентируются и исследуются авторами.

Главное управление считает ошибочной оценку картины, данную в заключении киностудии «Ленфильм», и не считает возможным принять фильм в том виде, как его представляет студия».

Понимая, что Герман вряд ли пойдет на те правки, которые требовало внести Госкино, там было принято решение отстранить его от картины и назначить другого режиссера. Им должен был стать Геннадий Казанский (снял такие фильмы, как «Старик Хоттабыч», «Человек-амфибия», «Музыканты одного полка» и др.). Узнав об этом, Герман бросился за помощью в Ленинградский обком партии, к секретарю Зинаиде Кругловой. И та его поддержала, заявив: «Вы сняли картину по сценарию, который был принят студией. Если допущена ошибка, то почему должны расплачиваться вы, а не студия? Каждый должен отвечать за свои ошибки». Круглова позвонила директору «Ленфильма» Киселеву и потребовала отменить приказ о назначении нового режиссера.

Однако вносить правки в фильм все равно пришлось. Были сокращены сцены гибели партизан, истерика полицая в сарае, разговор Локоткова и Лазарева, переозвучена вся (!) роль особиста Петушкова и др. В середине марта 1972 года новая версия фильма ушла в Москву. Но результат оказался тем же. 28 марта из Госкино пришел ответ, подписаннный все тем же В. Баскаковым, начальником Главного управления художественной кинематографии Б. Павленком и главным редактором сценарно-редакционной коллегии И. Кокоревой. Приведу отрывок из него:

«Поправки не внесли существенных изменений в содержание и идейную концепцию картины. Главное внимание авторов по-прежнему сосредоточено на образе и переживаниях раскаявшегося предателя родины Лазарева... Несмотря на отдельные коррективы, в фильме продолжает явственно звучать тема отступления Советской Армии, которое предопределило все трагические повороты в судьбах героев... Фильм не может быть принят к выпуску на экран».

Не помогло даже заступничество писателя Константина Симонова, который направил председателю Госкино А. Романову письмо. В нем он писал, что «фильм является серьезной суровой картиной, остро, но при этом глубоко, верно ставящей проблему патриотизма и ответственности человека за свои поступки перед товарищами и перед Родиной». Письмо хоть и дошло до адресата, однако никакого положительного результата не возымело.

Много позже, уже в наши дни, сам А. Герман так описал свои впечатления о мытарствах картины:

«Картина раздражала многих. Не нравится все: что Локоткова играет Быков, а не какой-нибудь актер с героической внешностью, раздражает выпивка в финале (этот эпизод режиссеру подсказал консультант фильма, фронтовик, генерал-полковник Д. Драгунский. – Ф. Р.), мужики в прологе, даже то, что небо пасмурное, что идет дождь, тоже раздражает. Раздражает, что нет окладистых партизанских бород, нет густого соснового леса, а какие-то жиденькие палки и кустики; раздражает подлинность фактур, был даже пущен в ход термин – «взбесившаяся фактура». Раздражает сама тема пленных советских солдат, обходившаяся столько лет кинематографом, а уж то, что показана целая баржа пленных, вообще кажется оскорблением и кощунством.

Один хороший военный писатель, увы, оказавшийся не на нашей стороне, сказал: «Если такую картину принять, наше поколение должно с собой покончить». Потом те же слова мне повторил Баскаков, тогдашний зампред кинокомитета. Я взорвался: «Ну, кончайте с собой, что же вы не кончаете?! Я где-нибудь соврал?! Что-то в фильме неправда?!»

Та партизанская война, которую показали мы, была действительно непривычна экрану, да и литературе тоже. Тогда еще не было ни «Сотникова», ни «Круглянского моста» Василя Быкова, не было «Восхождения» Ларисы Шепитько и уж подавно «Иди и смотри» Элема Климова. Зато было достаточно штампов партизанского кино, против которых мы пошли. Наши партизаны – нищие, плохо одетые, таскают за собой женщин с детьми, это пока еще только самое начало партизанского движения, и еще ох как далеко до партизанских соединений и краев...»

В этом пассаже режиссер забыл назвать главную причину невыпуска его фильма на экран – попытку реабилитации власовцев, солдат Русской освободительной армии, воевавших на стороне Гитлера. В конце 60-х годов на Западе вышли десятки книг о генерале Власове, в которых этот предатель изображался как мученик, как герой, принявший сторону Гитлера ради святого дела – борьбы со сталинизмом (отрывки из некоторых этих книг регулярно зачитывались по «вражьим голосам» для советских слушателей, а некоторые из этих опусов нелегально проникали в СССР). Именно этим генерал-предатель и был дорог многим советским либералам, которые, по сути своей, идейно были близки к власовцам – они тоже готовы были служить хоть черту, хоть дьяволу, лишь бы против советской власти. Поэтому фильм Германа стал для них своеобразным символом в деле реабилитации предательства. А все эти разговоры о «плохо одетых партизанах», о «пасмурном небе» и т. д. были всего лишь ширмой, должной привлечь к фильму очередных сторонников. Одним из них оказался и Герой Советского Союза, генерал-майор в отставке Александр Сабуров. В своем письме Романову в защиту фильма он отметил, что «увидел серьезную картину о первых труднейших днях становления партизанского движения».

Еще одним защитником фильма был известный журналист Анатолий Аграновский, который служил спичрайтером у самого Брежнева. Однако деятель пера пробивал выход фильма по иным причинам: он как раз войны воочию не видел, но был одним из активных деятелей либерального лагеря. Аграновский устроил просмотр фильма Брежневу и ряду других членов Политбюро на даче у генсека, но этот показ только усугубил ситуацию. Посмотрев фильм, Кирилл Мазуров сказал: «Интересно, есть ли партийное руководство в нашем кинематографе?» Стоит отметить, что Мазуров, в отличие от Аграновского, в годы войны работал в Белоруссии и не понаслышке знал специфику партизанского дела. Поэтому сразу обнаружил в фильме Германа определенные исторические неточности, но главное – плохо скрываемую симпатию к власовцам.

В итоге в августе 1972 года председатель Госкино Алексей Романов поставил точку в этом деле, подписав приказ №389, в котором объявлялось, что «дальнейшую работу над фильмом признать бесперспективной, фильм сдать на хранение в Госфильмофонд». Самое интересное, но этот приказ стал одним из последних в карьере Романова на посту главы Госкино: спустя неделю после этого он уступил свое кресло другому человеку – Филиппу Ермашу. В советском кинематографе наступала новая эра – предпоследняя перед распадом.

Стоит отметить, что мытарства Алексея Германа вошли в так называемый золотой фонд легенд советского либерального сопротивления. Когда либералы хотят ткнуть советскую власть лицом в дерьмо, они вспоминают именно эту историю – с «Проверкой на дорогах». Скажем прямо: фильм талантливый. Однако и власть понять можно: не дура она была, чтобы не оценить разрушительную идеологическую силу этого фильма. В армии Власова были, конечно, разные люди, но делать даже лучших из них героев советская идеология позволить себе не могла, поскольку с этой уступки начался бы необратимый процесс пересмотра многих событий Отечественной войны, причем не в пользу советской власти.