Курский излом - Валерий Замулин

Взвешенная, четкая, а главное — отвечающая оперативной обстановке точка зрения по вопросу применения бронетанковой техники отсутствовала и у самого Н. Ф. Ватутина. Это ясно продемонстрировал запланированный им на 6 июля контрудар силами 1‑й ТА. Звонок И. В. Сталина стал, по сути, спасительным для армии, но вопрос о контрударе на этом не был закрыт. Создается впечатление, что у командующего не хватало выдержки и терпения. После отмены этого контрудара он немедленно, уже с утра 6 июля, приступает к организации нового контрудара. Для его проведения он решил привлечь две армии — 40‑ю и 6‑ю гвардейские. Николай Федорович считал, что пока войска еще обладают достаточными силами, необходимо их не растрачивать в тяжелых оборонительных сражениях, а, создав на флангах 4‑й ТА две сильные группировки, нанести таранные удары под основу ее наступающего клина. Он понимал, что контрударом невозможно уничтожить столь мощную группировку, но остановить ее и [591] заставить врага обороняться вполне реально. В тот момент столь масштабные задачи для армий И. М. Чистякова и К. С. Москаленко были неподъемными. Командующий фронтом не учел возможности противника, пробивную мощь его соединений, сконцентрированную на узком участке фронта, сильное фланговое прикрытие и, наконец, не рассчитал силы собственных войск.

Планирование и подготовка столь масштабной операции — дело непростое и требует значительного времени и сил. 40‑я А не вела масштабных боевых действий, поэтому разработка операции для ее штаба была делом, казалось, вполне обычным. Чего нельзя сказать о 6‑й гв. А. Ее командование все внимание и усилия сконцентрировало на отражении вражеского наступления. Значительная часть старших офицеров и генералов штаба находилась в войсках, при этом ряд ключевых фигур, таких, например, как командующий артиллерией генерал–майор Д. И. Турбин, лично руководили боем при отражении танковых атак противника на ответственных участках.

Поэтому в столь напряженных условиях параллельно с управлением войсками планировать контрудар было дополнительной и очень существенной нагрузкой. Во–первых, и это главное, подготовка плана отвлекала от выполнения основной задачи, во–вторых, тратилось драгоценное время на контрудар, который был в тот момент нецелесообразен, так как не мог решить поставленные перед ним задачи. В-третьих, надеяться на высокое качество работы в такой обстановке не приходится. Поэтому от войск невозможно было добиться ни четкости, ни сбалансированности действий.

Командующий фронтом все это прекрасно знал, но в полной мере оценил лишь после завершения операции. Его достаточно самокритичная оценка своих действий, высказанная П. А. Ротмистрову, уже приводилась выше. В той экстремальной ситуации, когда враг нажимал танковыми клиньями с одной стороны, а Ставка и лично И. В. Сталин — с другой, генерал армии командовал фронтом так, как был способен. При оценке любых крупных сражений и битв крайне важно учитывать их «человеческую составляющую». В реальной жизни Николай Федорович был далек от своего образа мудрого, прозорливого — в общем, идеального генерала, который формировали после войны наши средства массовой информации, кино и телевидение.

Ничто человеческое ему не было чуждо. Он, как и большинство людей, увлекался, не всегда до конца продумывал последствия своих шагов, допускал просчеты, испытывал неуверенность и страх. К сожалению, ошибки командующего фронтом не могут идти ни в какое сравнение с просчетами [592] других генералов. Здесь счет шел на тысячи и десятки тысяч человеческих жизней и судеб. Долгая работа в штабах всех уровней наложила на его характер и стиль руководства войсками определенный отпечаток. Генерал нередко слишком много дел брал на себя: лично с увлечением разрабатывал планы боевых операций, доводил их до командующих, уточнял состояние их войск, но при этом отстраняясь от оперативного руководства войсками. Хотя эту работу можно и нужно было поручать оперативному управлению.

Интересные воспоминания оставил Маршал Советского Союза К. К. Рокоссовский. В ноябре 1943 г. немцы, перейдя в наступление против 1‑го Украинского фронта, которым командовал Н. Ф. Ватутин, вновь овладели Житомиром. По приказу И. В. Сталина Рокоссовский был направлен в штаб фронта, чтобы помочь Ватутину выправить ситуацию.

«Меня несколько удивляла система работы Ватутина, — вспоминал маршал. — Он сам редактировал распоряжения и приказы, вел переговоры по телефону и телеграфу с армиями и штабами. А где же начальник штаба фронта? Генерала Боголюбова я нашел в другом конце поселка. Спросил его, почему он допускает, чтобы командующий фронтом был загружен работой, которой положено заниматься штабу. Боголюбов ответил, что ничего не может поделать: командующий все берет на себя.

— Нельзя так. Надо помочь командующему. Это ваша прямая обязанность как генерала и коммуниста.

Боголюбов обещал сделать все, чтобы не страдало общее дело. Поговорил я и с Ватутиным на эту тему. К замечанию моему он отнесся со всей серьезностью.

— Сказывается, что долго работал в штабе, — смущенно сказал он. — Вот и не терпится ко всему свою руку приложить.

Сообща наметили, как выправить положение. Забегая вперед, скажу, что Ватутин блестяще справился с задачей, нанес удары, которые сразу привели гитлеровцев в чувство и вынудили их спешно перейти к обороне»{548}.

Характерным просчетом при принятии ряда решений командования Воронежского фронта в ходе Курской оборонительной операции была недооценка всего комплекса проблем, которые встанут перед войсками и неизбежно будут влиять на его исполнение. В одном случае не были просчитаны маршевые возможности корпусов, в другом — качественный перевес танков противника над нашими боевыми машинами, в третьем — неправильно оценена оперативная обстановка и, соответственно, принималось решение, не отвечающее требованиям [593] боя. Основная вина в этом была, конечно же, командующего фронтом, но следует признать, что оказать помощь Н. Ф. Ватутину было некому. Как такового заместителя у него не было, Н. С. Хрущев, И. Р. Апанасенко — не в счет. Последний, хоть и был генералом армии, официально числился в стажерах. Начальника штаба, и того 6 июля И. В. Сталин откомандировал на помощь командующему 69‑й А. В оценке намерений противника и получении резервов, бесспорно, мог помочь представитель Ставки, товарищ и сослуживец по Генштабу Маршал Советского Союза A. M. Василевский, но освободить от огромной текучки он был не в силах.

До середины дня 6 июля командующий фронтом был полностью поглощен предстоящим контрударом. И даже сообщение о прорыве южнее Яковлева не отвлекло его от этого занятия. В тот момент он просто не осознал масштаб случившегося. Пищу к успокоению давал и представленный, на первый взгляд, четкий и подкрепленный наличием в том районе двух танковых соединений план уничтожения прорвавшегося противника. Но ситуация начала быстро ухудшаться.

К оперативной обстановке в полосе фронта Н. Ф. Ватутина вернул звонок И. В. Сталина по телефону ВЧ. Верховный решил из первых рук получить информацию о том, как идут дела. Возможно, хотел убедиться и в правильности своего решения об отмене контрудара. Стенограмма разговора пока недоступна для исследователей, но главная задача, которая им поставлена перед войсками фронта, известна:

«Измотать противника на подготовленных рубежах и не допустить его прорыва до тех пор, пока не начнутся наши активные действия на Западном, Брянском и других фронтах»{549}.

В докладе об итогах проведенной оборонительной операции Н. Ф. Ватутин писал, что контрудар, который он готовил на 7 июля, был отменен им самим. Причина в том, что оборона 51‑й гв. сд была уже смята и при отсутствии прочного фронта стрелковых частей применение танковых соединений могло привести к большим потерям, а это, в свою очередь, не позволило бы удержать противника перед Обоянью. Решение, бесспорно, правильное, но утверждение, что командующий сам отказался от своего замысла, сомнительно. Отменил он его, точнее, перенес с 7 июля на 8 июля под впечатлением от разговора с Верховным, а возможно, по прямому его указанию. Об этом свидетельствует и время переноса. Непосредственно до исполнителей — командования армий приказ был доведен задолго до официального распоряжения, отданного Н. Ф. Ватутиным 7 июля в 1.25. Уже в начале разговора по Бодо [594] 6 июля в 18.42 К. С. Москаленко сообщил С. П. Иванову, что через некоторое время после получения от Николаева{550} общих задач на контрудар командующий фронтом скорректировал дату его проведения, перенеся на сутки вперед. Следовательно, Н. Ф. Ватутин принял решение о переносе контрудара не после полуночи, а уже во второй половине дня 6 июля, о чем и уведомил командарма‑40.

Разговор с Москвой был явно не из приятных, ведь пока дела шли плохо. Поэтому сразу же он решил отложить на потом план перехвата инициативы и начал собирать информацию о ходе боевых действий в полосе фронта. Получив первые данные, Николай Федорович понял, что оборона на направлении главного удара врага потеряла оперативную устойчивость. Немцы раскололи армию И. М. Чистякова пополам. Бои идут у Калинина, а отдельные танки противника отмечены на подходах к Беленихино. Командарм лично доложил ему, что справиться с ситуацией собственными силами он не может, резервов уже нет. Единственное свежее соединение, которое могло принять удар на себя, — 5‑й гв. Стк — было непонятно где, и в каком состоянии его войска, неясно. Связь с Кравченко прервалась в 18.00.