Загадочная пленница Карибов - Вольф Серно
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Витус перекрестился и поспешно удалился, радуясь хотя бы тому, что все дальнейшее может возложить на верного Кэтфилда. Он понимал, что надо бы сказать людям еще несколько ободряющих, утешительных слов, но был не в состоянии. Все его мысли, дела, устремления принадлежали теперь Арлетте, ей одной. Он должен поставить ее на ноги!
— Любимая, как ты? — Витус стоял перед широкой кроватью под пологом, на которой ее иссушенное лихорадкой тело выглядело маленьким и жалким. — Арлетта, любимая!
Она открыла глаза, и он увидел, что конъюнктива снова красная и воспаленная. Он почувствовал укол в сердце, но виду не подал.
— Смотрю, жар привольно чувствует себя в твоем теле, ну да мы заставим его убраться. Завтра или самое позднее послезавтра мы его выгоним, и дело пойдет на поправку, — он нежно поцеловал ее.
— Я, должно быть, ужасно выгляжу, — она попыталась поправить волосы.
— Ты самая прекрасная женщина на свете. И никакой глупый жар не может этого изменить. А сейчас я расскажу тебе, что мы сделаем сегодня вечером: вначале я снова дам тебе коллириум для глаз. Потом — отвар ивовой коры. Боярышник отменим, а вместо него ты получишь тарелку вкусного супа. И еще ты выпьешь свежей воды, много свежей воды, чтобы жар не иссушал тебя. Магистр все принесет, когда мы закончим.
Арлетта вопросительно посмотрела на него:
— Что закончим? Что ты имеешь в виду?
— Перед этим я тебя осмотрю и мы пустим тебе кровь.
Осмотр показал, что симптомы чумы стали еще более выраженными. Температура, правда, больше не повысилась, а вот возле гроздей бубонов в паху появились два новых. Во вчерашних уже собрался гной, но прокалывать их было пока рано. Область некротической ткани вокруг блошиных укусов расширилась и потемнела. Витус задал себе вопрос, имеют ли какую-нибудь связь эти укусы с возникновением болезни, но тут же отставил его: ответа он все равно не знал. И никто не знал точно причин возникновения чумы. Надо будет иссечь потемневшую ткань, но не сегодня, еще нет, пока что он надеялся…
В целом Арлетта выглядела слабее, чем утром. Но, возможно, внушал себе Витус, причина тому поздний час. Хорошим знаком было, что понос не возобновлялся, хотя, с другой стороны, она ведь ничего не ела. И эти бесполезные размышления он отставил в сторону.
— Скарификатор сделает лишь маленький укол, тебе не будет больно.
Арлетта кивнула, закрыла глаза и с полным доверием протянула ему руку.
Его взгляд упал на ее руку, и он подумал, что не так давно видел одну лишь эту ручку, это тонкое запястье, тогда, в Гаване, когда Арлетта смотрела на мир из глубины окутывавшего ее одеяния. Горячие слезы обожгли его глаза, и он отвернулся, чтобы она их не заметила.
Витус нанес быстрый удар скарификатором, и в подставленную миску брызнул тонкий ручеек крови.
— Ты очень храбрая, любимая.
Арлетта не ответила, только ее веки затрепетали. Витус решил, что небольшого количества будет достаточно: ее тело такое хрупкое, в нем не так уж много крови. Он наложил компресс и перевязал руку, а потом осторожно положил ее под одеяло. В дверь постучали.
— Это я! — крикнул Магистр.
Витус встал и забрал суп и кувшин воды, которые Магистр оставил за дверью. Арлетта открыла глаза.
— А почему Магистр не зашел? — слабо прошептала она.
— Ах, знаешь, у него сейчас много дел. Давай поедим овощного супчику.
— Я не хочу есть.
— Но надо. Давай!
Витус приподнял ее голову и влил немного бульона. Послушно, как маленький ребенок, она проглотила жидкость. А потом посмотрела на него своими лихорадочными глазами и пролепетала:
— Я боюсь за нашего ребенка. Жар…
— Не волнуйся, любимая, э-э… дети переносят повышенную температуру намного легче взрослых, это общеизвестная истина.
Она проглотила еще ложку супу и еще одну и обессиленно откинулась на подушки. Внезапно ее снова зазнобило.
— Мне так холодно.
Сердце Витуса разрывалось от горя, от нежности и от страха за нее. Недолго раздумывая, он снял с себя одежду, лег к ней под одеяло, обнял и прижал к себе.
— Уи, Магистр, зефир надул славное утречко, а это тебе от печеной пулярочки. — Коротышка присеменил к дверям спальни Арлетты, где маленький ученый верно нес свою вахту. В руках у него был круг колбасы и ломоть пшеничного хлеба. Магистр принял подношение и положил его возле своей скамеечки.
— Обычно я не жалуюсь на отсутствие аппетита, но сейчас кусок в горло не полезет. И немудрено, когда Арлетте так плохо.
— Ей стало хуже?
— Если бы я знал! Витус ночью попросил чистую простыню. Зачем, не сказал. Закрылся, как устрица! Но, коли хочешь знать мое мнение, похоже, дела неважны. — Магистр покосился на аппетитный кружок и все-таки решился поесть. Жуя, он продолжил: — Во всяком случае, теперь меня никто не обвинит в gula[108].
Малыш уселся прямо на пол и вопросительно взглянул на друга.
— Чревоугодие — один из семи смертных грехов, которые, как проповедует пекущаяся о нашем спасении церковь, прямым путем ведут в преисподнюю.
— Уи-уи, щеб брюхо всегда было сухо.
— Так вот, — Магистр откусил еще кусок, — к беспокойству за Арлетту добавляется еще этот невыносимый запах гари. Кажется мне, что костры уж слишком палят. Что пользы, если все миазмы сдохнут, а вместе с ними задохнемся и мы!
— Уи-уи, есть и кой-ще похуже. Щепоть этой дворни уже пальнула за дальние горы с полными штанами, а в Уортинге отдубасили двух соломонов.
— Побили двух евреев? — Магистр, собравшийся еще раз откусить, застыл с открытым ртом. — А они-то в чем провинились? Что у них общего с нашей чумой?
— Уй, бают, это они испортили влагу в тамошней купели, с этого и черная смерть.
— Евреи отравили воду в колодце?! В Уортинге?! Господи помилуй, что за чушь! Они же сами там живут! И вообще! Поэтому в Гринвейлском замке чума? Невежественное скудоумие!
Магистр уже был готов рвать и метать, как вдруг дверь в покои Арлетты открылась, и на пороге показался Витус. Он был едва одет и выглядел усталым.
— Магистр, мне нужно чистое постельное белье и кастрюля воды, как можно холоднее. И свежего супа, очень горячего. И кусок постного мяса, лучше птицы.
— Больше ничего? — В тоне Магистра, еще не успевшего остыть, прозвучало больше язвительности, чем он хотел. — Извини, я
