Неизвестный Юлиан Семёнов. Возвращение к Штирлицу - Юлиан Семенов

– Ребята сказали.

– А отдыхать тебе когда?

– Ладно, давай садись, Бесков…

…По прежним временам его бы на работу не взяли: он не имеет постоянной жилплощади, и справку из домоуправления для кадровика никто ему не выдаст.

Его знают все на трассе: и начальство, и ветераны, и те рабочие, которые только что прибыли сюда с «запада». Ну как же его не знать, когда он начштаба всей стройки – Михаил Сивенко, выпускник МГУ, филолог и романтик.

Месяцами он ездит по трассе, вникая во все и во вся. Он спит у ребят в общежитиях и палатках, ходит вместе с ними на работу, вместе с ними ловит рыбу, вместе с ними танцует в клубе, вместе с ними жарко выступает на собраниях, он живет их жизнью, их планами и мечтами.

И хотя у Сивенко нет постоянного жительства – найти его совсем нетрудно. Спросите любого комсомольца на протяжении всей двухсоттридцатикилометровой трассы: «Где начштаба?» – и вам обязательно ответят.

Он молодец, этот Сивенко, хотя и нарушает устав. Штаб наступающей армии должен быть в тылу, а здесь штаб на самом переднем крае. И право же, очень он хорошо делает, что нарушает устав. Рабочие стройки одобряют это нарушение.

Что видно весной?

Особенно ярко – поросль молодой травы. Зеленая, яркая, сочная, она сразу же бросается в глаза, она запоминается, она – самая великолепная иллюстрация к предстоящему цветению.

Почему форвард из Кордова шел 60 километров через ночную тайгу? Почему комсомольцы Кошурникова в пятидесятиградусный мороз добровольно уходят за топливом для всех? Почему Зайков перевозил людей на тракторе по горло в воде? Почему парень в беличьем треухе может ударить в лицо другого, крошащего кирпич?

Всмотритесь внимательно в этих людей, проанализируйте их поступки. Учтите: их работа качественно отлична от работы металлурга, от продуманной работы доярки, отлична их работа от творчества и тех, кто стоит у станка-автомата. Что это – противопоставление? Нет, это констатация факта.

Творчество ребят Южсиба находится в непосредственной связи с окружающей их природой, той самой суровой сибирской природой, которая не очень-то жалует людей тайги своими благами. У здешней сибирской природы блага берут с боем, с трудным, подчас кровопролитным боем.

На Южсибе штурм ведут тысячи.

В основном это люди, у которых слева на лацканах пиджаков комсомольский значок, эти люди – гвардейцы Ленина, они сражаются против природы за природу. Они – я не устану повторять – вдохновенные творцы.

Они пришли сюда, в этот трудный край, не ради личных благ, не в поисках высокого заработка (заработок у них был достаточен в Москве, Киеве, Ленинграде и Уфе), нет, они пришли сюда по велению сердца, они пришли сюда как коммунисты, они пришли сюда для того, чтобы победить. И они побеждают уже сейчас.

Уже сейчас они радуются своим победам. То, во имя чего они трудятся, – не отдаленная мечта.

Они видят плоды своего труда уже сегодня.

В тайге следом за ребятами благодаря их вдохновенному творчеству вырастают институты, студентами которых они становятся; строятся клубы, где они вечерами лихо отплясывают или затаив дыхание смотрят спектакль – театра, приехавшего на гастроли.

Радостна их жизнь, ими созидаемая. Еще вчера жили в палатках, а сегодня справляют комсомольские свадьбы в чудесных квартирах; еще вчера ездили за книгой в Абакан, а сегодня ходят в свою кошурниковскую читальню и библиотеку; еще вчера покорялись тайге, а сегодня властвуют над ней.

И потому, что труд сегодня свободен и радостен, так много песен поют парни и девчата. Они поют песни о счастье, потому что счастье они делают сами, потому что нет большей радости, чем жить и работать так, как живут и работают наши ребята сегодня.

И потому, что жизнь их радостна, и потому, что сегодня они строят счастье, побеждая суровые трудности сибирской природы, можно видеть то, что будет. Скоро, очень скоро будет…

И видится

…тот день, когда по Южсибу пройдет первый поезд. Будет много солнца и песен.

Будут развеваться знамена, будет радость и счастье совершенного подвига. И никому не известная веснушчатая, курносая, радостная девчонка будет передавать в эфир с радиостанции солнечного города Кошурниково:

– Раньше срока комсомольцами сдана народу трасса Южсиба, трасса мужества, трасса коммунизма.

Эти слова услышат все радиостанции мира. Эти слова напечатают газеты мира. Эти слова услышит вселенная.

Вся планета наша будет внимать этому голосу.

И за простыми словами человечество увидит мужество тех, кто штурмом взял небо, кто построил трассу коммунизма, кто построил трассу Ленина.

Вавилон, здравствуй! (Египет – Сирия – Ливан – Ирак, 1960)

Потный парень из Бонна

Около пирамиды Хеопса бегает молодой парень, увешанный фотоаппаратами. Он весь в мыле, рубашка промокла, по лбу катится пот. Нос обгорел, и цвет у него уже сейчас отчаянно-свекольный.

– Надо бы сказать, чтобы он смазал одеколоном нос-то, – говорю я моему спутнику господину Хамиду.

– Ну его к черту! Пусть бы он весь обгорел, этот молодчик из Бонна.

Почему добрый господин Хамид в традиционной красной феске и в синем, с иголочки, костюме от лучшего портного так неожиданно груб? Спрашивать неудобно. Надо наблюдать.

Долго ждать не приходится. Вижу, как немец подходит к арабу, одетому в национальный костюм, и пальцем манит его за собой. Араб, дежурящий у пирамиды вместе со своим верблюдом – приезжие любят делать экзотические снимки и неплохо платят за это удовольствие, – идет следом за немцем. Тот манит его еще дальше, к маленькому кусочку земли, обнесенному колючей проволокой: это чей-то крохотный огородик, проволока здесь условна, как в общем-то и сам огородишко. Но собственность есть собственность – ее пристало обносить чем-то. Колючей проволокой лучше всего. Тем более что во времена империалистического господства в Египет завозилось слишком много колючей проволоки – отнюдь не для того, чтобы обносить огороды. Сейчас она ржавеет без дела… А немец, конечно, хочет показать араба за колючей проволокой. Фальсификация совершенно явная. И очень грубая.

Немец ставит араба около проволоки, падает на колено, прикидывает кадр сразу из трех аппаратов и просит араба смотреть на пирамиду, сурово сжав губы и нахмурившись. Он так и говорит, жестикулируя, нещадно перевирая слова.

– Плохо смотри, зло смотри, пирамида смотри.

Араб внимательно разглядывает немца, а потом говорит:

– Бахшиш!

Немец отвечает:

– Потом.

– Бахшиш, – спокойно повторяет араб.

Немец лезет в карман, достает деньги и протягивает арабу несколько фильсов. Тот внимательно пересчитывает деньги, опускает их в карман и принимает позу. Только смотрит он на пирамиду, весело улыбаясь.

– Плохо смотри! Плохо! – сердится немец.

– Зачем плохо? – удивляется араб. – Мне приятно смотреть на пирамиду,