Звероловы. Сборник - Карл Гагенбек

Внезапно ночное безмолвие пронзил получеловеческий, полуживотный крик, как будто грешника поджаривали на адском огне. Африканцы бросились на землю и замерли, словно всех их совокупно и каждого в отдельности поразила смерть, а мы с Джоном возвышались над ними, как два одиноких воина, уцелевшие после побоища.

— Встаньте, дураки вы этакие! — закричал я. — Неужели вы ни разу не слыхали крика бабуина, когда на него бросается горный леопард? Встаньте!

Марджори и девочки продолжали крепко спать под весь этот шум. Очевидно, дневное путешествие сильно утомило их, а может, в ночной тишине звуки казались намного громче, чем они были на самом деле.

Должен признаться, как признался мне впоследствии и Джон, этот скребущий по нервам крик на какое-то мгновение глубоко потряс меня. Африканцы медленно поднимались с широко раскрытыми глазами, дрожа от страха.

— Гатума, ты всю душу вынул из ребят. Наше счастье, если они еще останутся с нами до завтра. Ну-ка, выкладывай нам весь этот вздор.

Как почти все африканцы, абсолютно непоколебимый в своей вере в сверхъестественное, Гатума ответил:

— Это не вздор, мастер. Когда днем вы показали на гору, я умолял вас не делать этого. Одна надежда, что духи были ослеплены солнцем и не видели вашей поднятой руки. Тот, кто показывает на гору, должен понести наказание. Не сегодня, так завтра, не завтра, так позднее. День этот придет, это так же верно, как то, что утром встает солнце. Так было в дни моего отца, и его отца, и отца его отца, и так будет всегда.

Тут в разговор вступил Джон, который до сих пор помалкивал да слушал, посасывая трубку.

— Знаете, шеф, — сказал он, обращаясь ко мне. — Из всего этого может получиться чертовски занятный рассказ, а то и целый фильм. Почему бы Гатуме не рассказать нам всю историю, которая стоит за легендой о горе?

— Это долгая история, мастер Джон, а ночь делается все старее, — ответил Гатума.

Что касается меня, я до того заинтересовался всей этой небывальщиной, что, несмотря на поздний час и взвинченность африканцев, захотел выслушать эту историю в столь располагающей атмосфере и попросил рассказать ее. Я прошел к костру, казавшемуся голубовато-красным в свете луны, бросил в него несколько больших поленьев и уселся на свой раскладной стул, протянув ноги к огню. Джон поставил рядом другой стул и тоже сел. Африканцы присоединились к нам, расположившись так, чтобы сидеть спиной к горе.

— Ну, Гатума, давай послушаем твою сказку, — обратился я к нему.

Несколько секунд он сидел неподвижно, глядя в костер. Затем низким, мелодичным голосом начал свой необычный Рассказ.

Много-много лет назад местность, где мы сейчас остановились, была самым богатым и плодородным краем в Африке. Здесь никогда не было неурожаев, народ никогда не испытывал недостатка в мясе и воде. Буйволы, гну, импалы, горные скакуны и многие другие животные и птицы водились тут в изобилии. Никакой другой край не был так щедро одарен Природой, а его народ так счастлив. Почти на том самом месте, где мы остановились, раньше было огромное озеро сладчайшей, прозрачнейшей воды. Люди ловили в нем рыбу, купались и охотились на бегемотов, добывая себе мясо и жир.

Жившее здесь племя делалось все богаче и сильнее, и скоро его люди стали многочисленны, как былинки травы летней порой, и все другие племена уважали и боялись их. Вождь Думалати управлял своим народом мудро и умело. Он был честен и справедлив, не терпел лжи, воровства, слабости и нечестности. Он был справедлив и вместе с тем тверд и непреклонен. Он крепко держался верований и обычаев своего народа и не отступал от них даже в мелочах. Если какая-нибудь женщина рождала двойню, он приказывал убить более слабого и похоронить его под полом в хижине матери. Если ребенок рождался слепым или глухим или с каким-нибудь другим изъяном, он приказывал умертвить его, согласно обычаям племени. Да, он был действительно прекрасный человек, и народ любил и обожал его.

Советчиком по делам правления у него был колдун Расабули. Говорили, что Расабули прожил уже двадцать раз по десять зим, но он все еще выглядел и держался как молодой человек. Говорили также, что он открыл тайну долголетия. Слава о его волшебной силе гремела по всей Африке. Его любили так же, как и вождя, ибо он тоже был честен и справедлив и никогда не злоупотреблял могуществом, которым обладал, хотя, как хорошо было известно, при желании он мог обратить человека в змею или в сову, так велика была его сила.

Однажды одна из девушек племени родила странного ребенка. Его тело было покрыто длинной черной шерстью, а лицом он был похож не на людей племени, а на бабуинов, живших на горе.

Народ охватило величайшее смятение, ибо ничего подобного раньше не случалось. Пошли толки о колдовстве, о дурных делах. Глухой ночью вождь Думалати, колдун Расабули и другие мудрые люди племени сошлись на совет. Они толковали, спорили, пророчествовали много ночей подряд. Все это время в народе царило великое безмолвие, ибо еще ни разу не случалось ничего такого, что угрожало бы его покойной и счастливой жизни. Ходили слухи, что эта напасть послана народу другим, более могущественным, чем Расабули, колдуном, и, если Расабули не докажет, что его колдовство сильнее, и не сможет правильно решить это дело, величайшее проклятие падет на весь народ. Некоторые говорили, что они видели, как молодая женщина каждый день уходила на закате к горе и возвращалась с наступлением темноты.

Потом пошли слухи, будто бы ее видели гуляющей рука об руку с огромным бабуином, вожаком большой стаи, жившей на горе. Теперь все были уверены в том, что он-то и есть отец ее ребенка и что она тайно избрала бабуина своим супругом. Эти слухи дошли до вождя и его мудрецов. Молодую мать призвали на совет и допросили. Она ни в чем не сознавалась и ничего не отрицала, а лишь стояла молча, склонив голову и крепко прижимая к груди свое мохнатое дитя.

Расабули удалился в свою хижину и пробыл там три дня и три ночи. Было слышно, как он обращается к духам на непонятном языке, но что они ему отвечали, знал лишь один Расабули, ибо их слова предназначались лишь для его ушей.

На четвертый день Расабули вышел из хижины. Его томили голод и жажда, и он попросил пищи и воды, ибо три дня и три ночи он