СССР-2061. Том 9 - СССР 2061

— Ясно, Николай Александрович, — улыбнулся парень, захлопывая блокнот. Он допишет эту статью потом, позже. Это не так сложно, когда знакома каждая мелочь в этой истории. Гораздо труднее ждать. Никто не верил, ни один из этих дежурных, ни один из офицеров: просто традиция, которую почему-то еще не отменили командиры. Даже мать уже не смотрела на небо, не вздрагивала, когда слышала гул садившегося корабля, только на минутку закрывала глаза и глубоко вздыхала. А он ждал, верил. Как же можно не верить, если отец пообещал вернуться, надписав на оборотной стороне старой пожелтевшей фотокарточки, что они еще пойдут погулять по парку.

— Матери привет, — устало прикрыл глаза ладонью капитан. — Еще вопросы?

— Никак нет, — бодро отозвался Макс, отрывая взгляд от черного экрана.

Он вышел из пункта управления, постоял секунды две, привыкая к яркому свету, прошел длинными металлическими коридорами и вышел из здания космофорта.

Двадцать первый век окрестили «Взлетным». Да, было трудно временами: не хватало заводов, мощностей, металла, оборудования, элементарно – денег. Но втянулись, поверили, работали сверхурочно и по ночам, отливали новые корпуса, разрабатывали лучшие конструкции машин, самолетов, ракет, вскрывали атомы снова и снова, выбирая энергию их распада. Дали зеленый свет ученым, инженерам, всем тем новаторам, чьи проекты годами пылились на полках. Зашумели сибирские кедры над молодыми городами и вгрызлись сверла в землю тайги. Ограничили импорт, потеснили с рынка Японию, США, Китай. С новой силой взметнулся красный флаг – будто и не было перестройки, бандитов, анархии, будто и не собиралась Украина отделяться, а в Чечне не вскидывали автоматы. Всем доказали – всем, СССР это не только – нефть, газ и непроходимые леса с медведями.

Не знал генерал Первой Космической Дивизии (ПКД) Лермонтов, предположить не мог, когда с широкой улыбкой жал руку генсеку, что его слова: «Успешно взлетели, товарищи!» станут и пророческими и культовыми, да еще и дадут имя новой великой эпохе. «Да! Да! Да! — захлебывались газеты, мелькая красными звездами и цветными объемными фотографиями космических кораблей. — 15 августа 2011. Взлет прошел успешно! Космос перед нами! Держим курс на Марс, товарищи!»

На Марс – так на Марс. Подключились американцы и англичане, шутили на ломанном русском, и в вакууме шли на соединение с советским «Гагариным-2011» «Кеннеди-2011», да «Елизавета-91». Года через три достроили МКС-11, оснастили по последнему слову техники, и состав исследовательских групп стал совсем уж разномастным: греки, арабы, русские, латино-американцы, японцы, корейцы. Космос сплотил всех, заставил играть по своим законам: человек уже не был отдельной частью какого-то народа, или расы, а понимался в глобальном, Земном масштабе. Не скажешь же на первом контакте: «Привет, я Петр Сидоров, гражданин Советов, из Великого Устюга, слыхали о таком»? Покрутит зеленый человечек пальцем у широкого лба и улетит на своем корабле со скоростью света.

— Привет, мам, — крикнул Максим в неопределенные дали квартиры, кинул сумку на длинном ремне на крючок, бросил ключи на тумбочку. Телефон запел тихим голосом любимой маминой певицы. В песне говорилось что-то о большой любви, синем море и этом огромном мире. Он слушал, пока скидывал кроссовки, быстро причесывался перед большим зеркалом, пил воду на кухне. Песня оборвалась на самом интересном месте, когда начались слова «Постучится время в дверь».

— Привет, пап, — задумчиво добавил Максим, оставляя стакан в сторону, осторожно погладил одним пальцем старую фотографию, прислоненную к стенке на столе.

— А трубку поднять не судьба? — насмешливо спросили за его спиной. — Привет, сынок.

— Я здесь больше не живу, — открестился Макс, оборачиваясь и обнимая мать. Уткнулся подбородком ей в плечо, закрыл глаза. От матери пахло неизвестными духами, лавровым листом и борщом. Запахи причудливо переплетались друг с другом, создавая непередаваемую атмосферу домашнего тепла, чего-то знакомого и родного. Он даже вспомнил на пару минут как давно, в детстве, собирая его в школу, мама успевала делать несколько вещей одновременно: наливать ему чай, подводить карандашом глаза и подкрашивать ресницы, глядя в маленькое карманное зеркальце со сколотым краем, делать ему бутерброды, спрашивать об сегодняшних уроках и напоминать про тренировку. И тогда уже эфирные масла её духов переплетались с ароматом копченой колбасы, сыра и зеленого чая. Была в этом какая-то магия.

— Как же, — хмыкнула мать, потрепав его по коротко-стриженному затылку и звонко чмокнув в щеку. — Борщ будешь?

— Спрашиваешь, — Макс улыбнулся и сел на стул, упершись в стол локтями. — Тебе дядя Коля привет передавал.

Мать замерла на пару секунд с поварешкой в руке, задумчиво покачивая её над кастрюлей.

— Они сегодня в гости зайти обещались, — помолчав, заметила она, выбирая из бульона мясо. — Коля, Миша и Костя. Двадцать пять лет прошло…двадцать пять. Да… Останешься?

— Только Насте позвоню, — отвернувшись к окну и делая вид, что не замечает дрогнувший, с неожиданной хрипотцой, голос мамы, ответил Максим. — Предупрежу.

— Локти, — велела мать прежним своим тоном, аккуратно ставя перед ним глубокую тарелку, до краев полную борща густого красного цвета, и вытирая уголки глаз кухонным полотенцем. Макс немедленно убрал локти со стола и принялся вылавливать лавровый лист ложкой.

— Ма-ам, — протянул он, убирая приправу на край тарелки.

— Ну? — отозвалась женщина, нарезая хлеб крупными ломтями.

— А расскажи, как ты его провожала, — попросил Максим, глядя на небольшой водоворот, образованной его ложкой. Он поднял голову, улыбнулся матери и протянул руку за хлебом. Мать вздохнула, присаживаясь с ним рядом, подперла подбородок ладонью и начала говорить, глядя куда-то мимо него голубыми ясными глазами, словно воспоминания вдруг ожили и встали перед ней, словно снова постучался в окно теплый августовский день.

— Твой отец постоянно что-нибудь забывал, особенно, когда предстоящая дорога была важной…

Андрей Яковлев никогда не отличался растерянностью. Но, однако, когда дело доходило до предстоящего рейда в космос, он постоянно оставлял дома, то телефон, то обручальное кольцо. Потом звонил уже из космофорта, будучи одной ногой в шаттле, что говорится, весело кричал в трубку: «Алёнка! Я телефон забыл, но как прилетим, я тебе наберу с Мишкиного. Максимке привет, скажи, что я привезу ему осколок метеорита. Люблю вас, целую!» И Алёна не думала даже волноваться. Они оба смеялись над этой его привычкой, оставлять перед полетом что-то дома. Считали это своеобразной приметой – платой судьбе, чтобы он вернулся. А кольцо, ну что кольцо? Семь мужиков на шаттле, в конце то концов.

Этот раз не стал исключением. Торопливо и аккуратно покидав вещи в спортивную сумку, поцеловав сонного Максима в лоб, Андрей неожиданно остановился на кухне.

— Алёнка, — обнял он жену. — Привезти тебе звезду?

— Не надо, — улыбнулась девушка. — Сам давай возвращайся быстрее.

— Неделя, всего неделя, — пробормотал Андрей. — Я и на дольше в космос уходил. Куда денусь, вернусь, конечно. Хочешь, документально подтвержу?

— Это как? — удивилась Алёна.

Вместо ответа Андрей вытащил из внутреннего кармана синего пиджака фотографию, где ярко зеленели деревья, Максимка стоял между ними, держался одной рукой за папу, второй за маму, и они все были такими невозможно счастливыми, что улыбка сама собой появлялась на лице, стоило взглянуть на снимок. Из того же кармана он вытянул автоматическую ручку, щелкнул кнопкой и принялся что-то быстро писать на обороте. Подмигнул жене, прислонил фотографию к стене и пошел к двери.

— Андрей, — окликнула его жена. — Возьми её с собой лучше. На удачу, а? Андрей поднял голову от ботинок, взмахнул длинной зеленой «ложкой».

— Хорошо, — согласился он. — А где мои запонки?

— Сейчас, — Алёна метнулась из кухни в комнату, потом обратно в прихожую. — Может тебя проводить?

Мужчина только улыбнулся, защелкивая запонки на рукавах, крепко поцеловал жену и вышел. Алёна постояла некоторое время у окна на кухне, наблюдая, как муж садится в серебристо-белую «Ладу-Экстра», потом вздохнула, пригладила волосы и посмотрела на стол. Там, прислоненная к стене стояла фотография, подписанная Андреем. Женщина осторожно перевернула её: «Максим, когда мы прилетим, пойдем в парк на колесо обозрения. Алёнка, улыбайся, солнце. Люблю вас, родные мои». Отчего-то тревожно защемило сердце. Забытая фотография показалась зловещим признаком. Забыв дома кошелек, сумочку, трясущимися руками еле закрыв замок, как была в тапочках и домашнем платье, Алёна выскочила на улицу, сжимая в одной руке фотографию, в другой ключи. Добежать? Далеко. Подняла руку вверх, надеясь, что кто-нибудь остановится. Не через одну, через три или четыре машины, затормозил рядом с ней усатый мужик, обеспокоенно окликнул: