Гоблины: Жребий брошен. Сизифов труд. Пиррова победа (сборник) - Андрей Константинов

– Знаешь, Гриш, я бы советовал тебе не рассуждать о вещах, в которых ты абсолютно не разбираешься и не понимаешь, – предостерегающе сказал Крутов. – К слову, мракобесие здесь ни при чем. Просто ожидание чуда есть одна из слабостей русского народа.

– Глыбко! – похвалил Афанасьев. – Сам придумал?

– Нет. Это Бердяев сказал.

– Хорошо сказал.

– Это какой Бердяев? Часом, не замначальника 5-й ОРЧ? – заинтересовался Холин.

– Нет. Это русский философ. Классик и по большому счету гений, – провел краткий ликбез Крутов.

– Понятно. Но, кстати, этот, который из ОРЧ, тоже любил это дело.

– В смысле выпить?

– Выпить само собой. А потом пофилософствовать. Помню, собрались мы как-то в «Ровеснике», был такой злачный шалман на Большом Сампсониевском. Накатили, как водится, пивка с водярой. А Бердяев возьми да и выдай, причем экспромтом: «Если бы алкоголя не было, его надо было бы придумать как средство благодарности: иной раз „спасибо“ бывает мало, а деньги – не к месту, да и обидеться могут хорошие люди»[37].

– И этот хорошо сказал, – согласился Афанасьев.

– Слушай, Жека! – Холину все никак не давало покоя таинство окропления. – А вот если, к примеру, освятить личное табельное оружие? Будет оно тогда само в «десятку» палить?

– Если не ошибаюсь, теоретически священнослужители могут освятить любую вещь, которая дорога человеку. Но! При условии, если она не противна Богу, – объяснил Крутов. – Так что на табельное оружие чин освящения наложен быть не может. Условно говоря: с божьей помощью прицел не поправить.

– А жаль, – словно бы даже расстроился Холин. – Хоть какая-то польза.

– Ну, наконец! Едут, – всмотрелся в клубы поднимающейся вдали пыли Афанасьев. По разбитой дороге, тяжело переваливаясь через ухабы, катил кортеж из двух автомобилей. Причем на фоне черного «Вольво» отца Михаила потрепанная «лохматка» Мешка смотрелась еще «истрепаннее»…

…Через минуту полку «гоблинов» ощутимо прибыло: из машины Андрея выбрались полковник Жмых, Наташа и Ольга. С отцом Михаилом приехала Анечка. Лица у вновь прибывших были сосредоточенно-серьезны и угрюмы, один только батюшка оставался спокоен и деловит. Что, собственно, и неудивительно: ему, как с пролетарской прямотой прошептал Ольге Холин, «по должности положено».

Афанасьев молча пожал руки руководству:

– Ну что, будем выносить? А то местные землекопы уже подходили-намекали, что у них скоро обеденный перерыв.

– А на переучет покойников они тут часом не закрываются?.. Ладно, давайте, потихонечку. Я смотрю: отец Михаил уже почти перевоплотился. Из автолюбителя в божьего человека, – последнюю фразу Андрей произнес с легким оттенком не то сарказма, не то обыкновенной мужской зависти по отношению к личному автотранспорту служителя культа.

Мужчины вынесли гроб из «маршрутки» и осторожно установили на заранее принесенные «копателями» козлы. После чего выжидающе уставились на степенно подходящего отца Михаила.

– Гроб открывать не будете? Прощаться с покойным?

– Нет, – ответил за всех Андрей. – Мы уже прощались. Позавчера, в морге судмедэкспертизы. Думаю, Иван Демидыч на нас не в обиде. Опять же, стоит пощадить нервы наших дам.

– Что ж, тогда будем начинать… Молодые люди, будьте любезны, затушите сигареты.

Все, доселе курившие, спешно затушили сигареты, и священник приступил к процедуре отпевания. Если само слово «процедура» в данном контексте вообще уместно. Хотя чего еще можно ожидать от бюрократизированных по самое «не могу» ментов?..

По воскресеньям в редакции «Явки с повинной» традиционно обитала всего одна живая душа – душа дежурного вахтера. Весь остальной журналистский народ отдыхал от трудов праведных, тем более что погоды этим летом стояли неправдоподобно изумительные.

Тем неожиданнее было вахтеру Виктору Васильевичу запустить сегодня в контору сразу двух сотрудников службы расследований. Судя по заплаканным глазам руководителя службы Маши Цыганковой и встревоженной мордашке ее коллеги и подруги Тани Ивановой, у девушек явно что-то стряслось. Вот только не того полета птицей был вахтер, чтобы, проявляя сочувствие, справляться о делах служебных. Тем более что обе девки были молодые, симпатичные, а потому проблемы могли и не иметь непосредственного отношения к делам редакционным. А дела амурные – материя слишком тонкая и деликатная…

– …Дура ты, Машка! – сердито отчитывала Таня подругу, с отрешенным видом уставившуюся в заставку на своем ноутбуке. – Ну почему ты Обнорскому сразу не сказала? Теперь он, бог даст, только через неделю вернется.

– А что он сделает, твой Обнорский? Охрану ко мне приставит? – холодно осведомилась Цыганкова.

– А почему бы и нет?

– Щас, размечталась! На какие шиши? Нам, вон, ставки гонорарные с прошлого месяца урезали. А ты хочешь, чтобы шеф на секьюрити для рядовой журналистки раскошелился.

– Ну, во-первых, ты у нас не рядовая журналистка, а звезда. Я бы даже сказала – мегазвезда!

– Кончай прикалываться, а? И без того тошно.

– Ничего я не прикалываюсь, – загорячилась Татьяна. – Или ты можешь назвать в этом городе хотя бы еще одного журналиста, у которого брали интервью для англоязычной версии «Форбс»? Молчишь? Вот то-то же!.. Ну, и что ты собираешься теперь делать?

– Не знаю. Домой идти боюсь. Заночую сегодня здесь, в редакции. А завтра…

– Никаких редакций! Сегодня ты ночуешь у меня! А завтра мы с тобой идем в милицию!.. Блин, Машка, у тебя же полно знакомых ментов! Тебя же сам начальник Главка знает! Позвони ему!

– Думаешь, стоит? – шмыгнула носом Маша.

– А тут и думать нечего! Сидишь тут, дрожишь как мышь. С твоими-то связями!

Цыганкова задумалась:

– Знаешь, Тань, я, наверное, сначала другому человеку позвоню. Но если он меня и на этот раз продинамит!.. – Она принялась разгребать творческий бардак рабочего места. – Ты случайно не видела мою визитницу? Нет?.. – не в силах далее сдерживаться, «мегазвезда» сорвалась на истерику: – Сколько раз я вам говорила: ничего с моего стола без спросу не брать!!!

Татьяна сочла за лучшее не отвечать, дабы не попасть под горячую руку и бесплатную раздачу, и опасливо ретировалась к выходящему во внутренний двор окну. Здесь, в месте сосредоточения офисов разношерстных государственных контор и частных лавочек, в будние дни всё было запружено машинами, так что сейчас двор показался Татьяне неестественно пустынным и словно бы чужим.

В следующую секунду, будто прочитав эти мысли, во двор въехала грузовая «Газель» и остановилась возле ступенек, уводящих в одно из подвальных помещений. В центре города, где каждый метр жилого и нежилого пространства работал на извлечение прибыли, все окрестные подвалы были давно и плотно оккупированы шустрыми арендаторами. «Газель» заявила о своем прибытии двумя короткими клаксонными гудками, и вскоре из подвала на свет божий выбралась парочка работяг среднеазиатского происхождения. Обменявшись парой фраз с водителем, они принялись сноровисто и споро выгружать из грузовичка защитного цвета деревянные ящики.

– Машк! Иди сюда, скорее! Смотри, чего это они выгружают? Ящики какие-то странные…

– Ящики как ящики. Обыкновенные, – бросив беглый взгляд, равнодушно пожала плечами Цыганкова и возвратилась к своим «раскопкам».

– Ничего и не обыкновенные. Зеленые, тяжелые, с ручками. Я когда репортаж с Лемболовского полигона делала, точно такие видела.

– Ну видела и видела. И что?

– А то! Это стандартные ящики для патронов.

– Чушь собачья!

– У тебя всегда чушь, если не ты сама тему нарыла, – рассердилась Татьяна.

Цыганкова посмотрела на подругу с плохо скрываемой усмешкой:

– А, так ты, стало быть, уже и тему нарыла? Ну-ну, флаг в руки… «Я ее слепила из того, что было. А потом, что стало, то и закопала». Бли-ин! Ну где же эта чертова визитка?!!!

Всё.

Буднично. Скоро. По-деловому.

Необязательные слова сказаны, обязательные телодвижения произведены.

Свежезасыпанная могила, стандартный прямоугольник плиты с лаконичной надписью: «Иван Демидович Филиппов, 1954–2009 гг. Трагически погиб» и отсканированная фотография в дешевой стеклянной рамке. «Это всё, что останется после меня. Это всё, что возьму я с собой…»[38]

В салоне «маршрутки» с настежь распахнутыми дверьми накрыли импровизированный поминальный столик: водка, минералка, бутерброды, фрукты. Виночерпий Григорий с бутылкой в руке взялся обносить коллег:

– Андрей, ты как?

– Плесни на донышко. Чисто символически, – попросил Мешок и невесело оглядел собравшихся. Анечка и отец Михаил уехали сразу после того, как тело Демидыча было предано земле: одного ждали прихожане, другую – изголодавшийся малыш. Остальные «гоблины» задержались помянуть. – У всех налито? Ну, тогда давайте, братцы, не чокаясь. Как говорится: упокой душу раба Божьего Ивана. И не дай бог дожить нам свой век так, как судьба уготовила этому человеку. Тем паче уйти из жизни столь же жутко и несправедливо.