Земля мечты. Последний сребреник - Джеймс Блэйлок

В четвертом ящике он не нашел ничего, кроме галстуков и носовых платков, а еще подтяжек в пластмассовой коробочке. В самом верхнем ящике, как и обычно в верхних, лежал всякий хлам, впрочем, лежал очень аккуратно, а три четверти ящика оставались пустыми. Тут была консервная баночка с мелочью, два перочинных ножа, несколько дорожных карт, одна карта городского центра Ванкувера. Эндрю показал ее Пиккетту, а потом вернул на прежнее место. Рядом с картой лежала виниловая чековая книжка, какими обычно пользуются бизнесмены.

И эта книжка была настоящим кладезем информации: от каждого чека оставался корешок, а на каждом корешке аккуратным почерком было написано, кому предназначался платеж. И опять важную роль сыграла одержимость аккуратностью, свойственная Пенниману – все должно быть в порядке, все должно быть зафиксировано. Интересно, подумал Эндрю, сколько раз на день Пенниман моет руки. Информация на корешках не значила для него почти ничего – одни только пустые имена и даты. Они с Пиккеттом могут найти всех получателей этих платежей, но на это уйдут недели. И какую пользу им это принесет? Они несомненно узнают, кто стирает Пенниману рубашки и кто его стрижет, но у них не было времени на такие бесплодные поиски.

Эндрю вдруг, следуя наитию, отсчитал назад дни на пальцах, пытаясь определить день, когда он столкнулся с Пенниманом в магазине Маниуорта. И точно – в этот день был сделан платеж чеком какому-то человеку с азиатской фамилией на Толедо-стрит. Разобрать имя Эндрю не смог, только установил, что оно было короткое и начиналось с буквы «К». И платеж был немаленький – почти тысяча долларов. Вероятно, за эликсир. И Пенниман ушел из магазина с живым карпом в сумке именно в направлении Толедо-стрит. А дома появился двумя часами позднее со склянкой эликсира. Все выстраивалось в логическую цепочку. Эндрю вытащил авторучку из чековой книжки и записал информацию на ладони – предосторожность на тот случай, если забудет. Потом он неторопливо перешел к следующему корешку. Чек был выписан на Эдварда Фицпатрика.

Кен-или-Эд. Его дом на другой стороне улицы. Эндрю был ошарашен. Что это могло означать? Пенниман купил этого человека. Все разговоры про комиссию по планированию были спектаклем, постановкой, организованной Пенниманом. Джек Дилтон! Вероятно, какой-то пьяница, они его нашли где-нибудь у «Уимпи», спал там, уронив голову на стойку.

Несколько секунд Эндрю боролся с искушением впасть в неистовство, перевернуть в комнате Пеннимана все вверх тормашками. Ах, этот лживый, гнусный… Розе руку целовал! Он заново переживал воспоминания о произошедшем, и от него потребовались немалые усилия воли, чтобы не разорвать чековую книжку пополам. Эндрю очень медленно досчитал до десяти. Он услышал свист Пиккетта в тот момент, когда убеждал себя вернуть чековую книжку на место. Он мог воспользоваться этой информацией. Если же он разорвет книжку, то Пенниман поймет все. Эндрю отыграет сдачу с той картой, что ему выпала. Но отыграет далеко не лучшим образом.

– Ты посмотри сюда, – сказал Пиккетт. Эндрю положил книжку на место, закрыл ящик и подошел к Пиккетту, который стоял на коленях перед правым нижним ящиком под кроватью. В ящике лежала раскрытая сумка с серебряными десятицентовиками. Тысячи монет. – Что за фигня…

– И все серебряные? – спросил Эндрю.

Пиккетт запустил руку в монеты, поднял горсть, пропустил между пальцев, словно искатель приключений в пиратской пещере. Он кивнул.

– Похоже, что так.

– Ты думаешь, он их просто хранит? Ну, я вот храню одноцентовики – и что? Это ведь ни о чем не говорит.

– Но ты не распиливаешь людей пополам. Тут один господь знает, зачем ему столько. Нам от них никакой пользы, да?

Эндрю отрицательно покачал головой.

– А там что такое – в бумагу завернуто? Похоже, книги, да?

Пиккетт достал сверток, почти квадратный, в оберточной бумаге, уголки подогнуты, схвачены скотчем, как рождественский подарок.

– Скотч довольно свежий, – сказал Пиккетт, отодрав уголок. – Еще не крепко прилип. Что, рискнем?

– Конечно, рискнем. Давай украдем их и заменим на «Дайджест читателя» в сжатом виде.

– Ничего такого мы делать не будем, – сказал Пиккетт. Лента отлипла, ничуть не повредив бумагу. Ее вполне можно было вернуть на прежнее место. Эндрю нагнулся над плечом Пиккетта, смотрел, как тот аккуратно разворачивает пакет. Содержимое пакета потрясло Эндрю. Верхняя книга называлась «Луны Хулы» Дона Блэндинга, поэта – и это была одна из пяти книг, похищенных из спальни Эндрю. Значит, атлантидцы тут ни при чем. Это все дело рук Пеннимана.

– Вот сукин сын… – сказал Эндрю. В свертке лежали все пять пропавших книг: Джерхарди, Уолт Келли «Ливерпульский Хорхе»… Эндрю вырвал книги из рук Пиккетта.

– Эй, осторожнее, – сказал его друг. – Не перепутай их.

– Что значит «не перепутай»?! Это мои книги. Я их забираю. И немедленно. Пенниман обыкновенный воришка. Я его держал за преступника всемирного калибра, а он скатился до воровства книжек!

– Мы должны положить их назад.

– Должны? Мы должны только одно: разоблачить его. Я покажу эти книги Розе, пусть в таком, завернутом виде. Улика – вот как я это называю. И она то же самое скажет. Уж она-то знает, что это мои книги. Мы выдворим Пеннимана из нашего дома. Вместе с его ухоженными волосами.

Пиккетт глубокомысленно покачал головой.

– Я считаю, что Пенниман – один из самых влиятельных и опасных людей в мире. Даже не думай о том, чтобы таким вот образом загнать его в угол.

– Если он такой, как ты говоришь, то зачем ему красть книги? Послушай, эти книги – никакая не редкость. Он может приобрести точно такие, просто проехав по городу. Он может купить экземпляры в «Акрах книг»[85]. Там я и купил их большую часть. Самому влиятельному человеку на земле нет нужды воровать книги.

– Не пытайся обосновать это логически, – сказал Пиккетт. – Немало президентов и священников прямо сейчас откалывают такие коленца, что мама не горюй. Можешь поверить мне на слово. Они арестовали этого судью в Беллфлауэре на прошлой неделе за то, что он ходил совершенно голый, в одной только шляпе. Ему ведь не было никакой нужды расхаживать голым, верно? Господи всемогущий, дружище, никакой нужды для него в этом не было, черт побери. И шляпу надевать не было у него никакой нужды. Я проехал тысячу миль, чтобы привезти тебе контрабандные сухие завтраки. Что сказала бы Роза, узнав об этом? Забудь ты все эти слова о человеческих нуждах. И еще: если ты скажешь Розе, что Пенниман украл у тебя эти книги, завернул их в бумагу, а потом спрятал в этом