Нф-100: Роботы божьи - Сергей Марьяшин

- В молодости я увлекалась соционикой, - призналась Домбровская. - Никогда не могла понять, почему ее запретили. Я не знаю другой такой же полезной в практическом плане системы...

- Вам повезло, что вы нам не попались. Мне пришлось бы вас убить.

Она криво улыбнулась его шутке. Добродеев продолжал:

- Кроме того, мы работаем с уже произошедшими утечками.

- Поясните, пожалуйста.

- Когда человек узнает о Хозяевах, он становится подобным брошенному в воду камню. Я имею в виду старую добрую воду, до аквапленки. Он возбужден, нервничает и начинает делиться своим страшным открытием с окружающими. От него идут волны утечек, словно круги по воде. Мы их гасим: нейтрализуем его и всех, кому он успел рассказать.

- Нейтрализуете? Что это значит?

Старик зловеще улыбнулся, обнажив крупные желтые зубы.

- Уничтожаем. Представляем все как несчастный случай: аварию, падение из окна, утопление в канале, отравление биопастой. Иногда приходится применять оружие, даже при свидетелях. Их мы тоже убираем.

Домбровская залпом выпила вторую рюмку, с громким стуком поставила ее на стол и с нескрываемым ужасом уставилась на старика.

- Послушайте, разве нельзя просто стереть им память? Мы живем в двадцать втором веке!

- Стирание памяти возможно лишь в фантастических романах.

- Неправда! Я знаю, существуют фирмы, предоставляющие такую услугу. Память можно стереть!

Академик покачал головой.

- Мы пробовали. Максимум, что можно безопасно удалить, - последние два часа. Попытка стереть большее чревата повреждениями мозга. Теряются куски памяти размером в годы. Нарушается структура личности, причем необратимо. Гуманнее убить, уж поверьте.

Президент потрясенно молчала. Старик сделал едва заметный знак стоящему подле нее андроиду, и тот снова налил ей водки. Домбровская смотрела на рюмку в тяжелой задумчивости.

- Значит, вы убиваете людей... - прошептала она.

Добродеев виновато развел руками. Она спросила, избегая смотреть на него:

- Это трудно - убивать невиновных ради государственной необходимости?

Академик пожал плечами.

- Я вижу людей как совокупности цветных многоугольников. Разрушить набор многоугольников легко.

Домбровская отпила из рюмки и снова спросила:

- Вам нравится... делать то, что вы делаете? Убивать людей?

- Это часть работы. Хотя... - академик на миг задумался, - не скрою, в уничтожении человека есть своего рода... эстетическая притягательность. Такая, знаете, красота простых решений. Бах!- и многоугольники рассыпались по плоскости... Проблема решена.

- Вы и меня так видите, набором многоугольников?

- И вас.

Президент нервно вздрогнула и выпила рюмку до дна. Стоящий рядом андроид вновь наполнил ее.

- Могу я спросить, что у вас с глазами?

- У меня их нет.

- Я имею в виду, что случилось?

- Я родился таким. Врожденное уродство, результат генетического сбоя. Это было сто пятьдесят лет назад, - сказал Добродеев и, заметив испуганный взгляд президента, пояснил: - Нет, я не живу так долго. Меня заморозили до Потопа. Мне было двенадцать, когда отец, которого я никогда не видел, решил отправить меня в будущее, как он это называл. Он верил, что в будущем наука найдет способ вылечить мой недуг. Вы знаете, как происходит заморозка?

- Не очень.

- Правильнее назвать процесс бальзамированием. Сначала вы пьете специально структурированную воду и питаетесь едой, приготовленной на этой воде. Это длится больше года, поэтому процедура стоит так дорого. Последний месяц вы голодаете: никакой еды, только вода и препараты. Потом приходите в центр замораживания, где вас погружают в ванную, наполненную горячим гелем-консервантом. Он горько-соленый, вот почему отморозкам часто снится, что они тонут в океане. Я до сих пор помню его мерзкий вкус. Вам интересно, что происходит дальше?

Домбровская напряженно кивнула.

- Вас топят в этой ванне живьем.

- Какой ужас!

Старик пожал плечами.

- Издержки технологии. Гель должен заполнить желудок и легкие. После утопления тело выдерживают в ванне еще много дней, чтобы оно пропиталось насквозь. Только потом его замораживают, - постепенно и очень медленно. Обратный процесс тоже занимает не один день и включает довольно мучительную реанимацию.

Президент вздрогнула.

- Я пролежал Потоп и последующий хаос в криогробу. Семьдесят лет назад меня разморозили. К этому времени моей семьи не стало. Родители и брат умерли, их потомков разметало по миру Потопом. Учет семей размороженных никем не велся. Я оказался в новом мире один.

- Наука придумала, как решить вашу проблему?

Добродеев скептически хмыкнул.

- Как сказать. Глаза выращивать научились, но они пока не приживаются должным образом.

- Как же вы видите?

- Через чип. Распыленные повсюду гулловские видеосенсоры снимают окружающую обстановку, картинка идет в Гулл, а оттуда поступает мне в голову.

- Но здесь нет сенсоров! Все помещения канцелярии чистят от них!

- Есть немного. Достаточно нескольких икринок, как гулловцы их называют. Чем их больше, тем отчетливей я вижу. Не знаю, правда, насколько изображения в моем мозгу соответствуют реальности. Я никогда не видел мир непосредственно.

- Ужасно, - прошептала Домбровская. - Мне жаль вас.

- Не стоит, - улыбнулся старик. - Человек привыкает ко всему.

- Но откуда у вас чип, вы же... - начала она и запнулась.

- Отморозок? - договорил за нее академик. - Не смущайтесь, я давно не обижаюсь на это слово. Да, я отморозок, но у меня стоит чип. Это любопытная история. Вам действительно интересно?

Она кивнула.

- Как вы теперь знаете, размороженные люди в некотором отношении сильно отличаются от прочих. Достоверно установлено, что мозговая активность при криозамораживании угасает не полностью. Все эти годы отморозки видели сны. В них они поневоле прикоснулись к высшей реальности. Они столкнулись с Хозяевами. Я тоже видел их.

Домбровская молча слушала. В ее округлившихся глазах смешались страх и любопытство.

- Память об этом сохранилась не у всех. Большинство запомнило спутанные видения про диковинных высших существ. Но некоторые, к числу которых принадлежал ваш покорный слуга, сохранили весьма отчетливые воспоминания. Нас изолировали от остальных с целью изучения. Нами занимались ученые из академии наук. Я был двенадцатилетним ребенком и не понимал, кто эти люди на самом деле и что им от меня нужно.

- Они действительно выглядят как покрытые пухом шары на ножках?

- Вы же видели рисунки в папке. Некоторые из них рисовал я. Выдававшие себя за врачей сотрудники РАН сочли мой случай перспективным. Они ставили надо мной опыты, - довольно жестокие, как я теперь понимаю. Меня вводили в состояние клинической смерти. Стояла задача добраться как можно дальше, чтобы понять их организацию, мотивы, слабые места... Не вышло - у них ничего этого нет.

Домбровская дрожащей рукой поднесла рюмку ко рту и выпила. Андроид хотел вновь налить, но Добродеев неодобрительно покачал головой и тот спрятал бутылку.

- По завершению экспериментов подопытных утилизировали, чтобы не допустить утечек информации. В моем случае сделали исключение. Меня спасла эмоциональная слабость руководителя лаборатории. Он пожалел меня. По его рекомендации меня взяли в штат на должность лаборанта. Организация вырастила меня. Можно сказать, я был усыновлен, - с улыбкой сказал он. - Позже, когда появились первые образцы чипов, мне попытались установить опытный экземпляр, но ничего не вышло. Он не прижился. Я вновь пережил клиническую смерть и увидел старых знакомцев, - академик усмехнулся. - В общей сложности было три попытки. Третья оказалась удачной. Так что у меня в голове три чипа, но только один из них работает. Это старая модель, поэтому детализация низкая. Благодаря ему я могу видеть наш прекрасный мир.

- Зачем нужно было так упорствовать?

- Ну как же иначе? Я работаю в государственной организации. В наше время нельзя строить карьеру без чипа. А карьеру я сделал неплохую, сами видите. Долгие годы службы привели меня на самую вершину. Ныне я глава Философского общества.

- Вы не явились ко мне сами. Почему мне пришлось наводить справки и вызывать вас?

- Ждал, чем закончится кризис с Китаем.

- Вы же сказали, он вас не интересует...

- Верно. Но я не был уверен, что вы сохраните свой пост.

Президент гневно уставилась на невозмутимого Добродеева. Тот любезно улыбнулся ей в ответ.

- Что вы себе позволяете?! - возмутилась она.

- Я отношусь к вам с глубоким уважением. Но если бы вы лишились поста, - что, согласитесь, было вполне вероятным, - к чему вам тогда все это знать? Многие знания - многие печали.

Домбровская яростно сверкнула глазами в сторону своего андроида, требуя снова налить. Тот вопросительно посмотрел на академика.

- Ирина Владимировна, - проникновенно сказал Добродеев. - Я убедительно прошу вас не злоупотреблять алкоголем и другими... средствами забвения. Они все равно не помогут, но вполне могут погубить. Вы хорошо держитесь, вам не нужна водка.