Первое кругосветное путешествие на велосипеде. Книга первая. От Сан-Франциско до Тегерана. - Томас Стивенс

даже в Тегеране в наши дни. А уж в провинциальных городах жена консула или сотрудника телеграфа считает весьма удобным при выезде из дома носить костюм местного происхождения, в том числе прикрывающий лицо.

Здесь, в столице, жены и дочери министров иностранных дел, европейских офицеров и телеграфистов сделали открытые женские лица сносно знакомыми местным жителям. Но они не могут полностью понять, но они не могут полностью понять, что в этом есть что-то очень нехорошее, и более непросветленные персы, несомненно, считают их довольно смелыми и передовыми существами. Армянские женщины скрывают свои лица почти так же, как и персидские, когда они гуляют за пределами дома. Тем самым они избегают неприятной критики и грубого, пытливого взгляда персидских мужчин.

Хотя перс с готовностью признает тот факт, что жена или сестра Сахиба должны быть выше, чем армянская женщина, она представляет для него такой же интересный объект, когда появляется с открытым лицом, как его собственные жены в их очень откровенных внутренних костюмах были бы некоторым из нас. Чтобы не подвергать сомнению установленные представления среднего перса, о том, какой должна быть женщина, европейской леди приходится скрывать свое лицо и прикрывать свое стройное облегающее платье неэлегантной, свободной мантией всякий раз, когда она решается выйти за ее собственные двери.

Имея склонность к тому, чтобы предпринимать вещи, которых раньше ни кто не делал, я предложил однажды утром прогуляться по валам, которые охватывают столицу Персии.

Возник вопрос о расстоянии. Али Акбар, глава farrash, сказал, что это шесть фарсах (около двадцати четырех миль); Мешеди Абдул сказал, что больше.

Из хорошо известной персидской характеристики преувеличивания мы пришли к выводу, что, возможно, это будет миль пятнадцать. На этом основании г-н Мейрик, сотрудник Индоевропейского телеграфа, согласился создать мне компанию. Валы состоят из земли, вырытой из канавы шириной около сорока футов и глубиной двадцать, выложенной на внутренней стороне канавы. Наша цель - охватить город по вершине этого вала.

В назначенные восемь часов утра мы находимся у крепостных ворот Гулаек в северной части города.

Холодный ветер дует с заснеженных гор на северо-восток, и мы решили начать нашу новую прогулку на запад. Следуя зигзагообразной конфигурации крепостных валов, мы находим их сначала несколько грубыми и каменистыми для ходьбы. Справа мы смотрим вниз в широкую канаву, а за ней, по наклонной равнине, наши глаза следят за длинными ровными рядами канаатных курганов, уходящих к холмистым предгорьям. На заднем плане, но в восьми милях отсюда возвышаются снежные массы Эльбурского хребта. В сорока милях от нас, за нашей спиной, коническая вершина Демавенда, белая, спектральная и холодная, над берегом снежных облаков, которые неподвижно накапливаются на его гигантских сторонах, как будто ограждая его от нижнего мира.

Слева от нас лежит город, странный конгломерат мертвых глинобитных стен, домов с плоской крышей и тополиных садов.

Тонкая дымка парит прямо над улицами, сквозь которые видны минареты и купола мечетей, квадратные, освещенные башни эндеруна шаха, монументальный скелетный купол шатрового театра, под которым шах дает раз в год королевская tazzia (представление о трагедии «Хусейна и Хасана») и высокая труба арсенала, из которой выходит столб черного дыма. Вдали, далеко за пределами города, на юге, сверкающем, как зеркало на утреннем солнце, виден купол великой мечети Шахабдуллазин, крыши которой, как говорят, покрыты чистым золотом.

Когда мы проходим мимо, мы видим в стенах английского представительства великолепный сад тенистых проспектов, асфальтовых дорожек и темно-зеленых рядов английского плюща, которые тянутся по земле оплетают стволы деревьев.

Квадратная башня с часами и здание, напоминающее старинную усадьбу предков, придают «лучшему образцу собственности в Тегеране» домашний облик. Представитель правительства Ее Величества, отделенный от внешнего мира кирпичной стеной высотой в двадцать четыре фута, вполне может представить себя в часе езды от Лондона. За третьими воротами характер ландшафта меняется от усыпанных камнем гравийного грунта северной стороны до красной земли без камней. Как внутри, так и снаружи крепостных валов поля озимой пшеницы и зимостойких овощей в целом оживляет бесплодный характер окружающей местности.

Ворота Исфахана на южной стороне являются самым оживленным и самым важным входом в город. Через эти ворота въезжают караваны из Бушира, доставляющие английские товары из Багдада, Испахана, Тезда и всех городов южных провинций.

Рядом с воротами разбили лагерь многочисленные караваны, которые завершают свои приготовления для въезда в город или отъезда в какой-то отдаленный торговый центр. Многие из ожидающих верблюдов стоят на коленях под их тяжелыми грузами и тихо кормятся. Они стоят на коленях в маленьких, компактных кругах, дюжина верблюдов в кругу, их головы обращены внутрь. В центре находится куча измельченной соломы. Каждый верблюд наклоняет голову и берет немного соломы, а затем снова поднимает голову, жуя его с большим удовольствием, в то же время обладая выражением глубокого удовлетворения, смешанного с робостью, как будто он считает, что наслаждение слишком хорошее, чтобы длиться долго, они выглядят как уютное и суетливое собрание пуританских старушек, пьющих чай и сплетничающих о последних новостях.

В миле от ворот Испахана находятся двое других ворот, а между ними - область, целиком посвященная кирпичной промышленности. Здесь среди глиняных карьеров и заброшенных печей мы на мгновение узрели шакала, пьющего из канавы. Он ускользает из поля зрения среди пещер и руин, как будто сознавая, что играет не самую щедрую роль в поисках своей жизни в городе, уже полном изможденных, полуголодных изгоев, которые вяло бродят и голодные, ищут свой кусок пропитания. Некоторые из этих парий были настолько неудачливы, что спустились внутрь крепостного вал. Мы можем видеть места, где они неоднократно совершают яростные броски на свободу вверх по почти перпендикулярному откосу, но беспомощно падают обратно на дно своего подземелья без крыши, где они постепенно умрут от голода.

Местные жители в этой части города встречают нас любопытными взглядами. Они удивляются, увидев, как двое ференги ходят по крепостным валам далеко от европейского квартала. Мы можем слышать, как они делают замечания по этому поводу и привлекают внимание друг друга. Солнце пригревает, хотя сейчас январь, когда мы проходим мимо ворот Дошан-Тепе и Мешхеда, отмечая, когда проходим мимо, что летний дворец шаха на холме на востоке выгодно отличается по белизне от снега на соседних горах. Когда мы снова добираемся до ворот Гулаек и спускаемся с валов в том месте, где мы начали, часы в башне Английского Посольства бьют двенадцать.

«Сколько миль, как ты считаешь?» - спрашивает мой собеседник. «Всего около двенадцати миль», - отвечаю я.- «Что ты думаешь об этом?»