Kurohibi. Черные дни - Gabriel

почти беззаботную общительность, Синдзи стал невольно ощущать, что опаска перед ней начала утихать.

— Я не о том. Откуда ты вообще столько знаешь?

— В смысле? О тебе? Ну, мальчик мой, ты вообще-то знаменитость. Ролики с твоим участием уже обошли весь Интернет, да еще эта тяжелая атмосфера при упоминании твоего имени у местных спецовиков, и еще твой жутковатого вида папаша. То есть… ты ведь не против, что я о нем так? Вы вроде как не в лучших отношениях.

— Не против, — буркнул Синдзи.

— Ладно, извини, не хотела задевать больную тему. В общем, о чем я: еще до прибытия в Японию я знала, что из трех пилотов один — подающий надежды юноша — оттрахал двух других, фактически исключив их из активной группы. Разумеется, тогда эта информация не являлась общедоступной, но я умею раскрывать чужие секреты, — она хихикнула. — Ну вот. А уже в Японии я увидела тот офигенный ролик сначала с немкой, а потом и с тобой, в лучших традициях ку-клукс-клана линчующих трех каких-то шлюшек из школы. Как не пытались спецслужбы, устранить утечку им не удалось, и сцена «ИРЛ-изнасилования» стала хитом в узких кругах, заодно сделав из тебя героя. Или дьявола, здесь мнения разошлись.

— Правда?.. — отчего-то от этой простой истины, которую он мог осознать и сам, у Синдзи в волнении закололо на сердце.

— Еще бы, — Мари сверкнула линзами очков, широко улыбнувшись, будто по-волчьи оскалившись. — Потому-то ты меня так заинтересовал, и еще до вылета я начала собирать о тебе всю возможную информацию, а уже здесь, наплевав на подготовку и обычные развлечения, я направила все свои усилия на установку контактов и выуживание данных. Небезрезультатно, как ты можешь заметить, и это еще видимая часть, прошел лишь один день. Без сна и отдыха я обрабатывала источники, и, хо-хо, оно того ой как стоило! Ведь, я сразу же ощутила, что мы с тобой из одного теста, родственные души!

— Ты о чем? — нахмурился Синдзи.

— Слушай, я не из этих. Мне плевать на последствия, на мораль и порядок, я ценю лишь ощущения и яркость жизни. То, что ты творишь, я одобряю целиком и полностью. Нет, я восторгаюсь этим! Синдзи, это было… охренительно! И сейчас я хочу сказать тебе — я полностью на твоей стороне. Я помогу тебе во всем, какова бы ни была твоя цель. Я стану твоей правой рукой, левой, ногой, без разницы, я готова служить тебе и быть твой лучшей игрушкой, твоей преданной собачкой, рабыней! Скажи лишь слово — я накинусь на любого, поведи хоть бровью, и я расстелюсь перед тобой, раскрыв специально для тебя все свои щелочки. Я на все готова ради такого!

Слушая ее пламенную речь, ошарашенному Синдзи вдруг показалось, что стальные глаза девушки засияли каким-то внутренним огнем, словно источая изумрудный блеск, но потом быстро померкли, и он решил, что это был всего лишь блик от очков. Тем более от странных мыслей его отвлекло урчание в животе.

— Ой, какая же я балда. Ты же не ел ничего, наверное. Вот, у меня есть с собой немного.

Мари сбросила с плеча небольшой рюкзак, и не успел Синдзи напрячься, как та достала из него розовую коробку с бенто и бутылку с желто-зеленой жидкостью. Открыв посуду, она выложила из нее аппетитные онигири — слепленные рисовые шарики с водорослями и начинкой, судя по виду, из тунца. В бутылке, источая дурманящий аромат, оказался холодный зеленый чай.

— Угощайся, не стесняйся, — она благолепно поднесла ему пищу, разложенную на крышке бенто.

Несмотря на аппетитный до головокружения аромат, Синдзи недоверчиво поднял брови.

— Это вообще съедобно?

— Боже… — Мари закатали глаза. — Смотри.

И без промедления она схватила крайний шарик, запихнула его в рот и запила из бутылки большим глотком чая.

— Вишишь? — с набитым ртом произнесла она. — Вще фкущно и щъедобно.

Не в силах больше противиться, Синдзи взял один кусочек, отправил в рот и затем глотнул ароматного чая. Вкус умопомрачительной волной наслаждения распространился по животу, заставив расплыться в счастливой улыбке, и он даже не успел заметить, как умял оставшиеся шарики, вдоволь напившись блаженной жидкости.

— Я тебе еще как-нибудь приготовлю, — радостно хлопнула в ладошки Мари и бодро поднялась с земли, на которой они и устроили трапезу.

На секунду Синдзи показалось, что за краем встрепенувшейся юбки он различил розовый блеск ее ягодиц, намекнувший на полное отсутствие трусиков на девушке. Та, заметив его взгляд, неожиданно дернулась, вскочив, и вцепила руки в края юбки.

— Ты видел? — быстро спросила она.

Синдзи помотал головой, сам не уверенный в том, что видел, однако его дальнейшие слова пресекла вспыхнувшая искорка во взгляде девушки.

— Хочешь еще посмотреть? — чуть улыбнувшись, сладким голосом переспросила она и, не дожидаясь ответа, задрала юбку.

Остолбеневший Синдзи не мог ничего с собой поделать, когда его взгляд сам опустился на гладкие бедра девушки, на которых действительно отсутствовало нижнее белье, однако щелочку киски под темным пушком не лобке скрывал прилепленный вдоль лейкопластырь.

— Здорово, правда? — притихшим тоном произнесла она в будто бы потяжелевшем дыхании. — Такие восхитительные ощущения, чувство свежести и волнение от внезапно подувшего ветерка… Ах, это неописуемо. Жаль, вам, парням, этого не испытать.

Ее глаза прищурились.

— А хочешь узнать, что там за пластырем?

И вновь не дожидаясь реакции опешившего Синдзи она сорвала полоску, и тут же из лона хлынул густой тягучий поток белесой жидкости, плюхнувшись на землю и расплывшись по ее красным половым губкам.

— А-ах… — выдохнула Мари. — Сколько же ее там… Почти вся растворилась и теперь плещется в моем колокольчике… М-м-м…

С легким стоном она просунула пальчики под струю вытекающей жидкости и без промедления отправила их в рот, начав слизывать белую массу, словно мед. А Синдзи с возрастающим изумлением только лишь переводил глаза с ее блаженно расплывшегося в удовольствии лица и обратно на киску, чьи дольки горели уставшим алым сиянием, возникающим только после бурного секса. Мари, хихикнув, вновь опустила руки к струйке, но теперь не просто подставила под нее пальцы, а одной зацепила краешек чуть выдавшегося скатавшегося лепестка и неожиданно сильно оттянула его в сторону, настолько далеко и сильно, будто это была мягкая прорезиненная ткань. Половая губа, сама по себе небольшая и плотная, вытянулась до белой рези, и из открытой