Царствование императора Николая II - Сергей Сергеевич Ольденбург

программу. Государь поручил М. В. Родзянко «передать Гос. думе изъявление Моего искреннего удовольствия по поводу принятого Думой патриотического постановления об отпуске кредитов на усовершенствование обороны государства».

Хотя И. Л. Горемыкин вслед за В. Н. Коковцовым отстаивал в Гос. совете допущение польского языка в городских самоуправлениях царства Польского – Гос. совет вторично отверг этот проект. Он также отклонил проект введения волостного земства. При различии настроений обеих палат проводить новые законы становилось затруднительно.

«В наше действительно переходное время, – говорил в Гос. думе тов. министра народного просвещения бар. М. А. Таубе, – писать органические уставы чрезвычайно нецелесообразно… Какое бы ни было правительство… при настоящей комбинации и констелляции сил и в Гос. думе, и в Гос. совете закон этот пройти не может». («Спасибо за признание, это верно!» – отозвались голоса слева). «Новое Время» вспоминало последние речи Столыпина о «волшебном круге», создающемся для законодательства, о необходимости «трахеотомии»…

Сессия Гос. думы закрылась 14 июня. «Под занавес» она приняла т. н. «поправку Годнева» к государственной росписи, запрещающую министрам использовать по своему усмотрению неупотребленные остатки кредитов по их сметам. Гос. совет эту поправку отверг, и левая печать утверждала, что, следовательно, отвергнут и весь бюджет; но дело ограничилось тем, что роспись была опубликована и введена в действие без вступительной части. 30 июня на каникулы разошелся и Гос. совет.

В международной политике первая половина 1914 г. прошла довольно тихо. Много писали о злоключениях принца Вида, избранного князем Албании; ему никак не удавалось добиться признания со стороны местного населения. Во Франции парламентские выборы прошли под знаком борьбы против трехлетнего срока военной службы: большой успех имели социалисты. Тем не менее президент Пуанкаре не согласился предоставить власть противникам нового военного закона, и после неудачного опыта с кабинетом Рибо (который был свергнут в тот же день, как предстал перед парламентом) премьером был назначен независимый социалист Вивиани, человек дипломатичный, удовлетворивший левое крыло палаты обещанием изучить вопрос о способах замены трехлетней службы – а пока закон оставлен был в силе. Кайо, считавшийся возможным лидером левого большинства, был временно отстранен от власти, т. к. предстоял процесс его жены, убившей редактора «Фигаро» Кальметта за опубликование личных писем ее мужа к ней.

В Англии угрожающие формы принимал ирландский вопрос. Закон о «гомруле» должен был войти в силу летом 1914 г.; протестантское население Ульстера готовилось к вооруженному сопротивлению, а в английском офицерстве проявлялось открытое нежелание идти против «верных Англии» ульстерцев ради «ирландских сепаратистов».

Австро-русские отношения оставались натянутыми. В начале 1914 г. в Мармарош-Сигете (Карпатская Русь) и во Львове разбирались дела о русофильской пропаганде. Член Гос. думы гр. В. А. Бобринский ездил свидетелем защиты в Мармарош-Сигет. Часть обвиняемых была оправдана.

Столетие рождения малорусского поэта Тараса Шевченко было официально отпраздновано в Галиции, тогда как в России ему пытались придать антирусский характер. В петербургских газетах даже появились сведения, будто в Киеве малорусскими сепаратистами («мазепинцами», как их называли противники) устроена была демонстрация с лозунгом «да здравствует Австрия». Киевский губернатор Н. И. Суковкин, однако, опровергнул эти сообщения.

2 июня государь со всей царской семьей выезжал в Румынию и в Констанце встречался с румынской королевской семьей (в марте в Россию приезжал наследный принц Фердинанд с супругой и с сыном). Ходили упорные слухи о предстоящей помолвке великой княжны Ольги Николаевны с молодым румынским принцем Королем.

15 (28) июня в Сараеве, столице Боснии, был убит наследник австрийского престола, эрцгерцог Франц-Фердинанд. Он считался сторонником превращения Дунайской монархии в триединое германо-венгро-славянское государство, с расчетом на расширение в сторону Балкан, а то и за счет России; немецкие и особенно венгерские националисты его недолюбливали.

«Русское общественное мнение не считало покойного эрцгерцога в числе друзей России. Но оно не может не испытывать чувства глубокой скорби перед его трагической кончиной и негодования к убийцам, в фанатическом ослеплении сеющим смерть направо и налево», – писало «Новое Время». Государь выразил соболезнование престарелому императору Францу-Иосифу; австрийского посла гр. Чернина посетили великие князья, министры, видные сановники.

Но уже 18 июня «Новое Время» указывало, что против Сербии «началась очень опасная кампания». Хотя оба задержанных участника убийства были австрийские подданные, австро-венгерская печать обвиняла в организации убийства Сербию. Начались аресты среди сербов, живущих в Боснии; происходили демонстрации, толпы громили сербские магазины. В России относились с негодованием к этим попыткам использовать возмущение, вызванное убийством эрцгерцога, для политических целей Австро-Венгрии на Балканах.

В эти тревожные дни скоропостижно скончался русский посланник А. А. Гартвиг (28 июня, в кабинете австрийского посланника в Белграде). Его кончина была большим горем и для Сербии, справедливо считавшей его своим горячим заступником. Сербское правительство держало себя очень осторожно; оно даже запретило собрания протеста против сербских погромов в Боснии. В Петербурге надеялись, что Германия окажет на Австрию умеряющее влияние.

К началу июля «злобой дня» в России стали забастовки, принявшие угрожающие размеры. В Баку около месяца тянулась забастовка на нефтяных приисках. Социал-демократическая печать в Петербурге призывала рабочих поддержать бакинских товарищей. 3 июля в Петербурге перед Путиловским заводом состоялся митинг; полиция рассеяла толпу, причем в свалке было ранено камнями несколько городовых и ушиблено девять рабочих.

На следующий день начались забастовки протеста, сопровождавшиеся уличными демонстрациями. С.-д. и с.-р. выпустили прокламации, призывающие к борьбе. 6 июля было воскресенье; 7-го забастовка не только не прекратилась, но приняла боевой характер. В Петербурге бастовало уже свыше 100 000 рабочих; движение перекинулось в Москву, в Ревель. В рабочих кварталах Петербурга стали останавливать трамваи, разбирать мостовую, кидать камнями из окон в полицию. Так как в этот самый день в Россию прибыл французский президент, великий князь Николай Николаевич (как отмечает в своих мемуарах Пуанкаре) высказывал предположение, не устраиваются ли забастовки немцами, чтобы испортить франко-русские манифестации.

8 июля весь день шли нападения на трамваи. Было испорчено 200 вагонов (из 500). Работали только казенные заводы; 9-го стали и они. На Приморской ж. д. рабочие повалили телеграфные столбы поперек рельсов. В ходу осталось только 40 трамвайных вагонов. Но в ночь на 9-е в помещении газеты «Правда» была задержана группа руководителей забастовки; газета «Трудовая Правда» была закрыта, типография опечатана, и движение с этого момента пошло на убыль. Оно вообще по телеграммам иностранной печати выглядело страшнее, чем было: так, беспорядки на окраинах ничуть не помешали франко-русским торжествам в центре города (президент Пуанкаре посещал Петербург 8 июля).

10-го было объявлено о закрытии заводов ввиду забастовки. Трамвайное движение зато возобновилось везде, кроме рабочих кварталов. Забастовки, однако, еще распространялись в провинции – на Ригу, на Николаев.

Президент Пуанкаре пробыл в России с 7 по 10 июля. В Кронштадте его встретил государь; он остановился в Петергофе, на вилле «Александрия», в гостях у царской семьи. 9-го и 10-го были смотры в Красном Селе. По традиции были произнесены речи со взаимными заверениями в