Другая сторона светила: Необычная любовь выдающихся людей. Российское созвездие - Лев Самуилович Клейн

в кости и на эти «кости» шил костюм или пальто у Деллоне Мариенгофу. Ботинки Мариенгоф шил непременно «в Камергерском» у самого дорогого сапожного мастера, а в то же время Есенин занимал у меня деньги и покупал ботинки на Сухаревке» (Сахаров 226–227).

Есенин поселился у Мариенгофа. Мариенгоф описал это время в своих мемуарах, первую серию которых он назвал «Роман без вранья» — несомненно потому, что современники могли уличить его во вранье — в умолчаниях, передвижке акцентов, выпячивании своей роли, выдумках и т. п. Мариенгоф описывает, как в начале 20-х они были вынуждены ютиться в одной холодной каморке, денег на дрова не было. Спали на одной кровати, а чтобы согреться, нанимали пышную блондинку (это было дешевле дров). Ее запускали в холодную постель, которую ей надлежало нагреть своим жаром. Затем она удалялась, и оба поэта уютно засыпали в тепле под одним одеялом.

Непохоже, чтобы у Мариенгофа не хватило денег на дрова. Еще невероятнее, что блондинка стоила дешевле охапки дров. Всего менее вероятно, чтобы двое молодых и горячих парней вели себя столь асексуально. Некая основа у этого рассказа была (высосать такое из пальца трудно), но завершение несомненно подправлено в угоду пуританскому вкусу издателя. А что же было на деле? Либо блондинка не уходила без любовных ласк (любовь втроем — ужас для советского редактора), либо любовные ласки парни сберегали друг для друга (что еще ужаснее).

Когда к ним приехала Зинаида Райх и привезла Есенину дочь, он продолжал спать с Мариенгофом. А ночью, шепотом, в постели — вспоминает Мариенгоф, — «нежно обняв за плечи и купая свой голубой глаз в моих зрачках, Есенин спросил:

— Любишь ли ты меня, Анатолий?…» — и уверял его, что жить с Зинаидой не может. — «Дай я тебя поцелую».

Есенин ревновал Мариенгофа, напивался, если тот не возвращался на ночь домой. Когда в ноябре 1920 г. Рюрик Ивнев приехал в Москву и увидел их на литературном вечере, «Они сбегали с лестницы, веселые, оживленные, держа друг друга за руки. В ту минуту они мне показались двумя гимназистами, резвящимися на большой перемене».

Если прочесть прощальное стихотворение, адресованное Есениным Мариенгофу, то последние сомнения в любовном характере их связи отпадут.

Есть в дружбе счастье оголтелое И судорога буйных чувств - Огонь растапливает тело, Как стеариновую свечу. Возлюбленный мой! Дай мне руки - Я по-иному не привык, — Хочу омыть их в час разлуки Я желтой пеной головы. Прощай, прощай. В пожарах лунных Не зреть мне радостного дня. Но все ж средь трепетных и юных Ты был всех лучше для меня.

Это «Прощание с Мариенгофом». Оно написано в 1921 г. при отъезде за границу. Оттуда шли письма Мариенгофу — «милому Толе», «Толенку», «Дуре моей — ягодке». «Милый мой Толенок! Милый мой, самый близкий, родной и хороший…».

Сергей Есенин с Айседорой Дункан и ее приемной дочъю Ирмой. 1922 г.

Вообще-то, за границу он собирался с Рюриком Ивневым, своим старым и добрым другом, который к имажинистам не принадлежал. Рюрик был одно время секретарем у самого наркома Луначарского. Благодаря его протекции, даже получили добро Луначарского. Но поехал Есенин всё- таки не с Ивневым.

В 1921 г. Есенин познакомился со знаменитой американской танцовщицей Айседорой Дункан, возродившей античный танец и приехавшей на помощь революции. Она создала тут школу, а Советское правительство пожаловало ей особняк на Пречистенке. Осенью Есенин переехал к ней жить, а вскоре они зарегистрировали брак и улетели за границу. Айседора была на 18 лет старше Есенина, была раньше любовницей фабриканта швейных машин Зингера, поэта д’Аннунцио и многих других, но официально для нее это был первый брак. С. Городецкий, не отрицая, что Айседора и Сергей любили друг друга, оговаривался: «Конечно, Есенин был влюблен столько же в Дункан, сколько в ее славу, но влюблен был не меньше, чем вообще он мог влюбляться. Вообще же этот сектор был у него из маловажных. Женщины не играли в его жизни такой роли, как, например, у Блока» (Городецкий 1984: 44). С самого начала брак с Айседорой не задался. Страстные любовные сцены сменялись скандалами. Есенин бил свою пожилую иностранную жену, как крестьянин русскую бабу, устраивал пьяные скандалы в ресторанах и в гостях.

Многие завидовали, считали что Есенин не вернется. Особенно злился Мариенгоф. Он считал, что это брак по расчету. Возможно, просто ревновал и завидовал. Но Есенин, пропутешествовав по Европе и Америке 1921 и 1922 годы, вернулся в Россию. Он не мог перенести, что газеты писали только о ней, а он упоминался лишь как ее молодой муж. Дела у Дункан шли все хуже, ее дворцы были проданы с молотка, сама она вела жизнь суматошную.

В августе 1922 г. он уже пишет ей из Москвы: «С Пречистенки я съехал…, сейчас переезжаю на другую квартиру, которую покупаем вместе с Мариенгофом. Дела мои блестящи…, мне дают сейчас большие средства на издательство. Желаю успеха, здоровья, и поменьше пить…. Любящий С. Есенин» (Занковская 275). Такие надежды в нем породила встреча с Троцким. От Дункан он сбежал навсегда.

Но вскоре наступил полный разрыв с Мариенгофом. Есенин решил, что тот обманывал его в делах финансовых, присваивая себе прибыль от их совместных предприятий — магазина, кафе и прочих. На деле прибыли уже не было, и Мариенгоф был вынужден все продать. Кроме того, Мариенгоф неожиданно женился. Есенин говорил:

«— Развел меня с Райх, а сам женился и оставил меня одного» (воспоминания Миклашевской).

Есенин хлопнул дверью и ушел. Но найти гостеприимный дом теперь было трудно: мигом ему отказали от своих домов и друзья Мариенгофа.

Тем не менее когда Мариенгоф с женой долго