Чужак в чужом краю - Роберт Хайнлайн

«Горничная», ее сестры, кузины и тетки были тут как тут, и товарный знак был тот же самый, который я некогда придумал для наших бланков — крепкая деваха с метлой. Я даже пожалел, что поспешил избавиться от своего пая в «Горничных, Инкорпорейтед». Похоже, что сейчас эти акции стоили бы больше, чем все мои активы… Нет, я правильно сделал. Если бы я оставил сертификат при себе, эта пара нечистых наверняка бы переделала передаточную подпись в свою пользу. Как бы то ни было, его получила Рикки, и если она при этом разбогатела — дай ей Бог — я не мог избрать лучшего наследника. Я дал себе слово первым делом, не откладывая, выяснить, что стало с Рикки. Она была всем, что осталось у меня в мире, тем более сейчас. Дорогая маленькая Рикки! Будь она на десять лет постарше, я бы и не взглянул на Беллу… и не обжегся бы.

Сколько же ей сейчас? Сорок… Нет, сорок один. Трудно представить, что Рикки может быть сорок один. Впрочем, это не так уж много для женщины даже в мое время — а, тем более, сейчас. Хотя иной раз невозможно отличить сорокалетнюю от восьмидесятилетней.

Что ж, если она богата, я позволю ей заказать мне выпивку, и мы выпьем за упокой души нашего Пита, забавного маленького создания.

А если что-то сорвалось, и она бедна, несмотря на мои акции, тогда, черт возьми, я женюсь на ней! Именно так. Я не посмотрю на то, что она старше меня на десять лет с небольшим. Такому недотепе, как я, обязательно нужен человек, который бы присматривал за мной и вовремя останавливал — и никто не смог бы сделать этого лучше, чем Рикки. В неполных десять лет она уже умела противостоять Майлзу и всему, что было связанно с ним, совершенно всерьез, с девичьей напористостью. И в сорок лет она должна быть такой же, только более зрелой.

Первый раз со времени моего пробуждения мне стало по-настоящему тепло в этой чужой стране. Рикки была ответом на все вопросы.

И тут внутренний голос сказал мне: «Послушай, болван, ты не сможешь жениться на Рикки — если она стала такой, какой обещала стать, то она уже лет двадцать, как замужем. У нее четверо детей… и старший выше тебя ростом… и конечно, муж, которого ты вряд ли очаруешь в роли старого доброго дяди Дэна».

Я слушал его с отвисшей челюстью. А потом слабо возразил: «Ну, ладно, ладно, я снова опоздал. Но я все равно найду ее. Не расстреляют же меня за это. В конце концов, только она — единственная из всех — понимала Пита».

Я «перевернул» страницу, помрачнев от мысли, что потерял обоих — и Рикки, и Пита. А потом задремал прямо над газетой и проспал до тех пор, пока мой «Работяга» или его двойник не принес мне ленч.

Мне приснилось, что Рикки держит мою голову в своих ладонях и говорит:

— Все хорошо, Дэнни. Я нашла Пита, и мы вдвоем пришли к тебе. Правда, Пит?

— Мяаау!

* * *

Добавочный запас слов оказался весьма кстати, когда я взялся читать исторические обзоры. За тридцать лет много всего может произойти, но чего ради приписывать все к истории — ведь каждый, кроме меня, и так хорошо знает об этом? Я почти не удивился, узнав, что Великая Азиатская Республика вытеснила нас с южноамериканских рынков — это было предопределено Тайваньским договором. Еще менее меня удивило превращение Индии в лоскутное одеяло, вроде Балкан. Известие о том, что Англия стала провинцией Канады, ненадолго заняло меня. Я не стал читать о биржевой панике 1987 года: я не мог считать трагедией то, что золото подешевело и больше не является эквивалентом денег, а сколько народу при этом разорилось, касалось меня еще меньше. Золото — замечательный технический металл, его можно применять, где угодно.

Прервав чтение, я начал размышлять, что можно сделать из дешевого золота при его высокой плотности, хорошей электропроводности, чудесной ковкости… и вскоре остановился, поняв, что сперва нужно прочитать техническую литературу. Во всяком случае, для атомщиков это было неоценимым даром. Да и для автоматики золото подходит лучше, чем любой другой металл — кстати, я был почти уверен, что «голова» у «Работяги» была битком набита золотом. Мне нужно было лишь найти себе работу и разузнать, что сделали в своих «конурках под лестницей» мои коллеги, пока меня не было.

Соутеллский Санктуарий не мог снабдить меня технической литературой, и я объявил доктору Альбрехту, что хочу поскорее выбраться в свет. Он пожал плечами, назвал меня идиотом и согласился. Я отказался даже переночевать, ибо совершенно устал от безделья и чтения книг с экрана.

На следующее утро, сразу после завтрака, мне принесли современную одежду… которую я не смог натянуть на себя без посторонней помощи. Сама по себе она была не столь уж необычна (хотя мне сроду не приходилось носить фиолетовых брюк с бляшками), но вот с застежками я не мог совладать без посторонней помощи. Уверен, что мой дедушка с непривычки точно также мучился бы с «молниями». Это был Стиктайтовский шов-застежка. Я подумал, что надо бы кого-нибудь нанять помогать мне при раздевании, пока не понял, каким образом эта штука расстегивается. Застегивался он просто — достаточно было сжать края и они слипались, как разноименные полюса магнита.

Я попытался немного ослабить пояс, и он так перетянул меня, что захватило дух. Но никто надо мной не смеялся.

— Чем вы собираетесь заняться? — спросил доктор Альбрехт.

— Я? Сначала разживусь картой города. Потом найду себе ночлег. Потом буду читать книги по специальности… где-нибудь с год. Ведь я, док, — ископаемый инженер. И это меня совершенно не устраивает.

— Ммм… Ну что ж, желаю удачи. Гм… может мне не стоило говорить об этом, пока я не справлюсь в страховой компании о ваших доходах, но не стесняйтесь позвонить мне, если придется туго.

Я вздернул голову.

— Спасибо, док. Вы — молодец. Я хотел бы отблагодарить вас за то, что вы сделали для меня больше, чем положено по службе. Вы меня понимаете?

Он кивнул.

— Спасибо. Но все мои расходы оплачивает санктуарий. 

— Но…

— Нет. Я не могу принять это от вас и давайте не будем говорить об этом.

Он пожал мне руку и добавил:

— До свиданья. Эта дорожка доведет вас