Чужак в чужом краю - Роберт Хайнлайн

кнопками, а не голосом. Не то, чтобы я не додумался до этого, просто система анализа речи весила и стоила бы больше, чем весь остальной «Фрэнк». Стало ясно, что прежде, чем я смогу вернуться к работе, мне придется здорово подучить все, относящееся к миниатюризации и упрощению систем. Кое-что я мог уяснить прямо сейчас — под рукой был «Работяга». Мне предстояла самая интересная в жизни работа, открывалась куча новых возможностей. Техника — искусство практическое, оно зависит не от таланта того или иного инженера, а от общего технического уровня общества. Железные дороги появились лишь тогда, когда пришло их время, и ни годом раньше. Вспомните бедного профессора Лэнгли — все силы своей души он отдал машине, которая должна была летать; он показал себя подлинным гением, но техника того времени не могла воплотить его мечты. Или возьмите великого Леонардо да Винчи — наиболее блестящие его изобретения были в те времена совершенно неосуществимы.

Итак, я предвкушал множество удовольствий.

Я отдал роботу листок с инструкцией, поднялся с постели и посмотрел на его «выходные данные». Я почти не сомневался, что среди всего прочего будет надпись «Горничные, Инкорпорейтед»; может быть, «Аладдин» был преемником «Мэнникса». На пластинке было не так уж много данных: название модели, серийный номер, фабрика-изготовитель и прочее. Там же был список патентов, числом около сорока. Самый ранний — ого! — датировался 1970 годом… и почти наверняка был основан на моих чертежах и единственной модели.

Я отыскал в тумбочке карандаш с блокнотом и записал номер патента из чисто интеллектуального интереса. Даже если схема украдена у меня (а я был уверен, что это именно так), я ничего не мог бы сделать: патент был датирован 1997 годом, а срок давности в моем случае, если, конечно, патентное право не изменилось, истек в 1985 году. Я просто хотел знать правду.

У дежурного вспыхнула лампочка и он произнес:

— Меня вызывают. Могу я уйти?

— А? Ну, конечно. Двигай.

Он снова полез за инструкцией, и я поспешно поправился:

— Иди.

— Спасибо. До свидания, — сказал он, объезжая меня. — Тебе спасибо.

— Не за что.

Отвечал он приятным, располагающим баритоном.

Я вернулся в постель и доел свой завтрак — он к этому должен был совсем остыть, но почему-то не остыл. Порция была явно рассчитана на какую-то птицу средней величины. Удивительно, но ее хватило и для меня, хотя я был очень голоден. Итак, впервые за тридцать лет я поел — за это время на Земле сменилось поколение. Это косвенно подтверждало меню — то, что я принял за копченую грудинку, оказалось жареными дрожжевыми полосками — национальным блюдом.

Но, несмотря на тридцатилетний пост, еда мало занимала меня, ведь вместе с завтраком они прислали газету — лос-анжелесскую «Таймс» за среду, 14 декабря 2000 года.

Формат газеты не изменился, а вот бумага стала не шероховатая, а глянцевая; иллюстрации были или цветные, или черно-белые, но стереоскопические — убей меня бог, если я понимал, как они это делали. Стереоизображение получалось без очков и прочих приспособлений. Помнится, в детстве я был совершенно очарован стереооткрыткой, рекламирующей свежемороженые продукты. Но та состояла из множества крошечных призм на довольно толстой пластиковой бумаге, а здесь не было ничего, кроме тонкой бумаги и удивительно глубокого изображения.

Я решил просмотреть газету до конца. «Работяга» положил ее так, чтобы мне было хорошо видно первую страницу. Но я никак не мог перевернуть эту страницу — все листы словно смерзлись.

Наконец, я случайно коснулся верхнего правого угла листа. Он свернулся и отлетел. Очевидно, в этом месте заключалась некая хитрость. И другие страницы открывались легко и даже изящно — стоило мне коснуться верхнего правого угла. Добрая половина заголовков напоминала мне старые времена, навевала ностальгическую грусть:

«Ваш гороскоп на сегодня»,

«Мэр на торжественном открытии нового бассейна»,

«Военные ущемляют свободу печати»,

«Гиганты» играют два матча подряд»,

«Внезапное потепление огорчает любителей зимнего спорта»,

«Пакистан предупреждает Индию» —

и так далее в том же духе. Точно, как в мои времена.

Другие заголовки были незнакомы, но сами себя объясняли:

«Лунный Челнок» столкнулся с Нилинидами — стационарная Суточная Станция пробита во многих местах, живых нет»,

«В Кейптауне линчевали четырех белых — ООН требует санкций»,

«Мамаши выступают за повышение гонораров — они требуют, чтобы «любительниц» объявили вне закона»,

«Плантатора из штата Миссисипи обвиняют в нарушении закона о запрещении «Зомби» — защитник утверждает: «Его работники не были наркотизированы. Они тупы от рождения!»

Что касается «Зомби», то я хорошо знал, что это такое… по собственному опыту.

Некоторые слова мне были совершенно непонятны.

«Продолжалось выпадение «вогли». Еще три французских города были эвакуированы. Король приказал засыпать пораженные площади».

Король? Ну ладно, французы сами себе хозяева, а вот что это за «санитарная пудра», которую они использовали против «вогли», что бы это значило? Может быть, что-то радиоактивное? Я надеялся, что они выбрали для расщепления безветренный день… лучше бы в третьей декаде февраля. Я уже подцепил однажды изрядную дозу — еще в армии, по милости одного инженера, болвана проклятого! До неукротимой рвоты не дошло, но пришлось посидеть на консервной диете, а это такое удовольствие — врагу не пожелаешь.

«Прибрежное отделение полиции Лос-Анжелеса оснащено лейколасами. Начальник отделения предложил всем «сардинкам» убираться из города. «Моим людям приказано сначала стрелять, а уж потом устанавливать личность. Пора навести порядок».

Я дал себе слово держаться подальше от Побережья, пока не разберусь, что к чему. Мне не хотелось, чтобы в меня стреляли и устанавливали личность — тем более, «потом».

Ну, это так, к примеру. Я бегло просмотрел несколько статей, и только потом до меня начал доходить их смысл.

На меня повеяло родными ветрами: я увидел знакомые заголовки. Это были старые добрые объявления о рождении, смертях, женитьбах и разводах, правда, сейчас там встречались слова «обязательства» и «возвраты». Были там всякого рода списки. Я заглянул в список «воскресших» и нашел там свою фамилию. Это было приятно, вызывало чувство причастности.

Интереснее всего были объявления. Одно из них мне запомнилось:

«Молодая привлекательная вдова, одержимая страстью к путешествиям, желает познакомиться со зрелым