Постижение России; Опыт историософского анализа - Н Козин

Такая характеристика общества восточного типа больше уместна при анализе его формационных, а не цивилизационных особенностей, ибо осуществляется в терминах экономики и политики, в категориях классового и экономического анализа. Кроме того, в такой формационной интерпретации оно больше похоже на характеристику докапиталистических формационных форм, так как, и это хрестоматийно, но это так - собственность становится капиталом только в условиях буржуазных экономических отношений, а до этого, не переставая быть, вместе с тем не становится капиталом. Равным образом, не совсем понятна, какая причинно-следственная связь существует между господством принципов коллективизма в обществе и отсутствием в нем классовой структуры общества. Одно другому вовсе не мешает, так же, как и отсутствие рыночной экономики не мешает социально-классовой дифференциации.

Меньше вопросов порождает характеристика черт западной цивилизации. Хотя и в этом случае не совсем понятно, почему "высокий нравственный престиж труда и его результатов" - черта, специфицирующая только западную цивилизацию. Что же касается всех остальных: "развитие формы классовой организации: профсоюзы, партии, программы и идеологии и т.д.; рынок как способ функционирования экономики и ее регулятор. Развитая частная собственность. Высокий престиж предпринимательства; наличие гражданского общества, существующего независимо от власти; правовое демократическое государство" - то это все свойства не цивилизации, а формации и не какой-нибудь, а капиталистической и не вообще, а находящейся на определенной стадии своего исторического развития - постиндустриальной.

В связи с этим не совсем понятно, на каком логическом основании ценности постиндустриальной стадии формационного развития Запада отождествляются с его же, но цивилизационными основами и ценностями, которые, к примеру, специфицировали западную цивилизацию в Средние века, когда не было свободного рынка в либеральном смысле слова, правового демократического государства, гражданского общества и помыслить не могли о правах человека. На каком основании они признаются за общий цивилизационный идеал всего человечества? Вероятно, на том же самом основании, на каком все, что не вписывается в основные черты западной цивилизации, в указанном автором понимании, в самой истории западной цивилизации, объявляется как бы не имеющим к ней никакого отношения. И это не только фашизм, но даже рабочее движение.

Все классовые конфликты XIX столетия, начиная с восстания в 1830 году лионских ткачей, объявляются антизападными силами. "Все это свидетельствовало о том, - пишет автор, - что организовывались и росли массовые силы, которые выступали против ценностей западной цивилизации, тех ценностей, которые составляли ее двигатель"1. Хотя нет никакой необходимости быть искушенным и в истории, и в методологии ее анализа для того, чтобы понять очевидное в ней - все, что происходило и происходит в истории западной цивилизации, относится к западному типу развития, порождено его логикой поведения в истории. И это в первую очередь относится к рабочему движению, имеющему самое непосредственное отношение к выходу западного общества на современные либеральные ценности, освоение которых для самого Запада было отнюдь не простой задачей. Это продукт борьбы, в том числе и прежде всего классовой. Такое выборочное отношение к истории ничего общего не имеет с самой историей. Не стоит в угоду новому историческому идеалу до такой степени "исправлять" и "центрировать" ход истории, что он перестает быть, собственно, историческим, борьбой разных альтернатив в историческом развитии Запада и разных исторических сил самого Запада.

В частности, не стоит вообще идеализировать сам западный путь в истории, наделять его и только его чуть ли не харизматической избранностью. Его можно любить или не любить, это уже дело аксиологической позиции, но его недопустимо абсолютизировать. Это абсолютное требование гуманизации истории, ибо гуманизировать историю - это и значит реабилитировать принцип множественности локальных цивилизаций и типов развития в истории, самих субъектов истории и способов их бытия в истории в противовес монологу исторического авангарда, неважно, классового, этнического, цивилизационного, воплощающего своей волей и способами своего бытия в истории единственно верный вариант ее развития, единственно верную систему ценностей.

Однако и это в данном случае не главное. Главное вновь заключается в другом: недопустимо новую либеральную политическую конъюнктуру выдавать за основу и сущность цивилизационного подхода к истории. При всей значимости и функциональности либеральных ценностей в современном мире не они определяют природу локальности его цивилизаций, не они идут из глубин человеческой истории и человеческого духа, образуя архетипические основы истории человечества. Они есть лишь современная форма бытия и раскрытия бытия этих основ, но еще не сами эти основы. Не стоит, абсолютизируя момент истории, ради этого момента жертвовать всей историей. Ничто в истории не стоит такой жертвы.

Все это в новой связи и по-новому актуализирует вопрос, который является "сквозным" для всего исследования: что есть Россия как цивилизационный феномен? Что мешает ей полностью идентифицировать себя с Европой? Очевидно, не только наши масштабы, хотя наша субконтинентальность, евразийскость уже труднопреодолимое препятствие для цивилизационного поглощения; и это не только климат или иная историческая среда... Нам мешает раствориться в Европе то, что мы Россия - прежде всего иное состояние души, иные архетипы социальности, культуры, духовности, иной способ их проживания в истории и самой истории.

Сказанное может показаться несущественным с позиции тех, у кого нет специфически национального измерения в истории, своего, национально обусловленного состояния души, но это не значит, что его нет или, тем более, не должно быть у всей нации. Нация лишь с тех и до тех пор сохраняет себя как нацию, пока она сохраняет в себе и для себя свое состояние души свои духовные основы истории в душе каждого человека. Они сформировались исторически и для России были обусловлены как особенностями исторических вызовов, так и особенностями ее цивилизационных ответов на эти вызовы истории. В связи с этим стоит еще раз обратить внимание на несовпадение цивилизационных этапов развития России и Европы.

Это несовпадение определялось тем, что каждый этап цивилизационного развития России был связан с поиском и нахождением СВОИХ ответов на вызовы СВОЕЙ истории и, прежде всего, своего формационного прогресса и окружающей исторической среды. И в этом процессе проявилась общая закономерность истории: каждый новый этап в цивилизационном развитии определяется целями и задачами подготовки новых духовных основ истории для освоения новых формационных качеств и свойств общества или для ответов на новые вызовы окружающей исторической среды. В любом случае в человеческой истории ничто не делается помимо человеческого сознания и человеческих страстей.

Прежде чем что-то реализуется в истории, это что-то проходит через сознание человека, в нем оно формирует духовные основы для своего бытия вне его, в самом обществе и его истории. В истории объективируется только то, что до этого стало состоянием души человека и побеждает только то, что до этого победило в душе человека. Так формационная и цивилизационная части исторической реальности оказываются тесно связанными между собой в одном и том же историческом пространстве-времени: формационный прорыв в историческом развитии духовно готовится в социокультурных основах локальной цивилизации, саморазвитием этих основ.

Так, феодализация Руси была неотделима от ее христианизации. Это общая тенденция в цивилизационном развитии и Европы, и России - подготовка духовных основ становления формационных качеств и свойств феодального общества через освоение христианских культурных и духовных архетипов. Но была своя и хорошо известная специфика в принятии христианства на Западе Европы и на ее крайнем Востоке, будущей России. Русь приняла христианство в восточной, православной редакции. И это предопределило своеобразие базовых архетипов духовности и культуры России, придав ей раз и навсегда неповторимое цивилизационное очарование.

Смысл его заложен в самом слове "православие" - русский перевод греческого слова "ортодоксия". "Ортос" - "правильный", "докса" - два значения: "суждение" и "славление". Тем самым слово "ортодоксия" можно было бы перевести на русский язык и как "правомыслие", и как "православие", то есть как учение правильно славить Бога. Русь выбрала для себя второе значение и, таким образом, раз и навсегда избрав для архетипических основ своего национального духа преобладание этико-эстетического начала человеческого бытия над рассудочным. И это в скором времени сказалось на всем строе духовного бытия нации, начиная от религиозной, философской и художественной мысли и, кончая бытоустроением самой национальной души, для которой в ее истинно национальном проявлении этическая праведность основ бытия стала главным оправданием самого бытия.