Хроники Корума (Сборник) - Майкл Муркок

Все вокруг было мертво, полное мертвого же молчания. Звук лошадиных копыт звучал для Корума ритмом похоронного марша. Ухватившись за луку седла, он склонил голову, отказываясь смотреть, не в силах даже проронить слезу — так потрясло ужасом то, что предстало его глазам.

Корум услышал стон, и ему показалось, что он сам издал его. Подняв голову, он вдохнул холодный воздух и опять услышал этот звук. Он повернулся, заставив себя снова посмотреть на обледеневших хозяев этих мест, поскольку прикинул, что стон донесся именно с этой стороны.

Теперь среди белых фигур отчетливо виделась темная. Черный плащ метался на ветру, как сломанное воронье крыло.

— Кто ты, — вскричал Корум, — что оплакиваешь их?

Фигура стояла на коленях. Когда Корум окликнул ее, она поднялась, но изодранный плащ скрывал и лицо, и руки, и ноги.

— Кто ты? — Корум развернул коня.

— Убей и меня, вассал фой миоре! — голос был старым и усталым. — Я знаю тебя и знаю, зачем ты здесь.

— Думаю, что ты все же не знаешь меня, — мягко сказал Корум. — А теперь скажи, кто ты, почтенная женщина.

— Я Ивин, мать одного из них, жена другого, и хочу лишь умереть. Если ты враг — убей меня. Если друг — тоже убей и докажи себе, что ты настоящий друг Ивин. А теперь я хочу уйти вслед за теми, кого я потеряла. Я не хочу больше жить в этом мире, полном жестокости. Я не хочу больше страшных видений, которые оказались истиной. Я — Ивин, и я пророчествовала обо всем, что ты сейчас видишь, и поэтому я ушла, когда меня отказались слушать. А вернувшись, я убедилась, что была права. Вот поэтому я и плачу — и не только по ним. Я плачу по себе самой, той, что предала свой народ. Я Ивин Пророчица, но теперь не осталось никого, кто знал бы меня, никого, кто уважал бы меня — я уж не говорю о себе. Пришли фой миоре и уничтожили их. Враги ушли — с их туманами и псами, которые смели с лица земли мой бедный клан со всей его храбростью, который считал, что, как бы плохи ни были фой миоре, как бы ни были хитры, они проявят к ним достаточно уважения, чтобы вызвать на честный бой. Я предупреждала, что ждет их. Я умоляла их уйти, как ушла сама. Они слушали меня. Они говорили, что я могу уйти, но они хотят остаться, что народ должен хранить свою гордость или его ждет исчезновение, так или иначе он погибнет. Я не понимала их. Теперь понимаю. Так что убей меня, господин.

К принцу умоляюще простерлись тонкие руки, черные лохмотья сползли, обнажив посиневшую от холода старческую плоть. Упал и черный платок, обнажив морщинистое лицо и редкие седые волосы. Корум увидел глаза женщины и понял, что никогда еще во всех своих Странствиях не встречал такого отчаяния, что увидел в глазах этой женщины, Ивин Пророчицы.

— Убей меня, господин!

— Не могу, — сказал Корум. — Будь у меня больше смелости, я бы сделал то, о чем ты просишь, но ее у меня нет, госпожа, — он показал на запад луком со все еще натянутой тетивой. — Иди в ту сторону и попытайся добраться до Кер Махлода, где твой народ продолжает сопротивляться фой миоре. Все расскажи им. Предупреди их. И тогда ты поднимешься в своих глазах, как в моих ты уже воспрянула.

— В Кер Махлод? Ты пришел оттуда? От холма Кремм и с побережья?

— Я в походе. Я ищу копье.

— Копье Брийонак? — у нее как-то странно перехватило горло, и она заговорила высоким голосом. Теперь женщина, покачиваясь, смотрела куда-то мимо Корума. — Брийонак и бык Кринанасса. Серебряная Рука. Придет Кремм Кройх. Придет Кремм Кройх. Он придет, — голос снова превратился в тихий шепот. Казалось, со старческого лица исчезли морщины, и оно обрело какую-то странную красоту. — Призовут Кремм Кройха, и он придет — его призовут… призовут… Но он будет носить другое имя.

Корум был готов заговорить, но предпочел изумленно слушать речитатив старой пророчицы.

— Корум. Серебряная Рука и Алый Плащ. Корум — вот твое имя, и ты будешь убит братом…

Корум начал было верить в силу этой старухи, но теперь поймал себя на том, что не может удержаться от улыбки.

— Может, я и погибну, старуха, но не от руки брата. У меня нет братьев.

— У тебя много братьев, принц. Всех их я вижу. И все полны гордости победителей. Великие герои.

Корум почувствовал, как у него заколотилось сердце и желудок свело спазмой.

— У меня нет братьев, старуха, — торопливо повторил он. — Ни одного, — чего ради ему бояться ее слов? Что она знает такого, что он отказывается признать?

— Ты боишься, — сказала она. — Я-то вижу, что говорю правду. Но не бойся. Тебе надо опасаться лишь трех вещей. Первая — это брат, о котором я сказала. Вторая — арфа. И третья — красота. Бойся лишь трех этих вещей, Корум Серебряная Рука, и больше ничего.

— Красота? Первые две, по крайней мере, осязаемы — но почему я должен бояться красоты?

— И третья — красота, — повторила она. — Бойся этих трех вещей.

— Я не хочу больше слушать твои глупости. Я сочувствую тебе, старуха. Но после твоих бед у тебя что-то сдвинулось в голове. Как я сказал, иди в Кер Махлод, и там пригреют тебя. Там ты сможешь избавиться от терзающего тебя чувства вины, хотя повторяю, что не считаю тебя виновной. А теперь я должен продолжить свои поиски копья Брийонак.

— Брийонак, господин мой, победитель, будет твоим. Но первым делом тебе придется заключить сделку.

— Сделку? С кем?

— Не знаю. Я воспользуюсь твоим советом. Если уцелею, то расскажу людям Кер Махлода, что я тут увидела. Но и ты должен воспользоваться моим советом, Корум Джайлин Ирси. Не отказывайся от него. Я Ивин Пророчица, и то, что открывается моему взору, всегда оказывается правдой. И если из-за каких-то своих поступков я не могу предвидеть, то сама в том виновата. Такова моя судьба.

— Думаю, что и моя, — сказал Корум, отъезжая от женщины, — судьба бежать от правды. По крайней мере, — добавил он, — думаю, что большую правду предпочту маленькой. Прощай, старая.

Она стояла в окружении замерзших сыновей, изодранный плащ трепетал на ветру, облепляя старое худое тело, ее высокий голос слабел, когда она еще раз крикнула ему:

— Бойся лишь трех вещей, Корум Серебряная Рука! Брата, арфы и красоты!

Корум предпочел бы, чтобы она не упоминала об арфе. Все остальное он мог легко посчитать бредом сумасшедшей женщины. Но он уже слышал арфу. И ему уже довелось бояться ее.

ГЛАВА ПЯТАЯ

ВОЛШЕБНИК КАЛАТИН

Сгибаясь и падая под весом снежных шапок, стояли деревья без листвы, без плодов, а живые обитатели леса или умерли, или, теряя последние силы, покинули его.