Память (Книга вторая) - Владимир Чивилихин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пространная летописная повесть о Куликовской битве:
«Тогда же на том побоищи убьени быша на сьступе: князь Федор Романович Белозерьский, сын его Иван, князь Федор Торусский и брат его Мьстислав, князь Дмитрий Монастырев, Семен Михайлович, Микула, сын Васильев тысячкого, Михаиле Иванов, сын Анкифовичь, Иван Александрович, Андрей Серкизов, Тимофей Васильевнчь Акатьевич, наречаеми Волуй, Михаиле Бренков, Лев Мозырев, Семен Медиков, Дмитрий Мининич, Александр Пересвет, бывый преже болярин бряньекий, и инии мнози, их же имена не суть писана въ книгах сих. Сии же писана быша князи токмо, и воеводы, и нарочитых и старейших боляр имена, а прочьих боляр и слуг оставих имена и не писах их множества ради имен, яко число превосходить ми; мнози бо на той брани побьени быша».
Выписал я из повестей, сказаний, летописей и других средневековых источников «прочьи» имена, фамилии, прозвища участников Куликовской битвы, творцов великой победы — разведчиков, сторожей, воевод, князей, дружинпиков, ополченцев… Все они равны перед историей!
Гридя Хрулец, Васюк Сухоборец, Сенька Быков, Юркасапожник, Родион Ржевский, Андрей Волосатый, Василий Тупик, Яков Ослябятев — сын Осляби, Климент Полянин, Иван Свеславнн, Григорий Судоков, Петр Горский, Карп Олексин, Тимофей Васильевич Вельяминов, Андрей Ростовский, «нарочитый богатырь» Григорий Капустин, Андрей Стародубский, Василий Ярославский, Федор Моложский, Иван Квашня, Иван Смолянский, Глеб Брянский, Фойа Тынин, Дмитрий и Владимир Друцкие, Семен Оболенский, Иван Тарусский, Семей Онтонов. (Коротонос), Тимефей Волуевич Костромской, Фома Хабычеев, Андрей и Роман Прозоровские, Лев Курбский, Иван Васильевич Посадник и сын его Дмитрий, Фома Крестный, Дмитрий Завережский, Михаил Поновляев, Юрий Хромый, Родион Жидовинов, Данило Белеут, Константин Волк, Юрий Мещерский, Игнатий Крепь, Петруша Чуриков, Андрей Муромекий, Константин Кононов…
Список этот примерный, не полный и не точный, и давно пора составить историкам научный список участников Куликовской битвы, известных по именам, да высечь его злачеными буквами в музее на Красном холме. Вечная память всем им, погибшим 8 сентября 1380 года на Куликовом поле или позже от ран и болезней…
«Князь же великий Дмитрий Иванович с прочими князи русскыми и с воеводами, и с бояры, и с велможами, и со остаточными плъки русскыми, став на костех, благодари бога и похвали похвалами дружину свою, иже крепко бишася с иноплеменникы и твердо за нь брашася, и мужски храброваша, и дръзнуша по бозе за веру христианьскую, и возвратися оттуда на Москву, в свою отчину, с победою великого, одоле ратным, победив врагы своя».
Иногда пишут, что Мамай с Куликова поля бежал в Крым, где тут же был убит кафскими генуэзцами. Это не так. Мамай «дерзнул восстать» еще раз; «паки гневашеся и яряшеся зело и, собрав остаточную свою силу, еще восхоте ити изгоном на Русь». Очевидно, людские резервы подвластных ему земель и сундуки со златом — серебром не были исчерпаны, если он быстро собрал новое войско. С генуэзцами, чьи великие надежды рухнули, денежки плакали, а четыре тысячи воинов — земляков не вернулись с далекого севера, он рассчитался сполна — отдал им по договору 28 ноября 1380 года золотые земли южного берега Крыма от Судака до Балаклавы и селения готов, надеясь, очевидно, компенсировать потерю за счет земель Руси, уже неспособной, как он, очевидно, полагал, собрать новое воинство прежней численности и силы. «И сице ему умысльщу и се ему весть прииде, что идет на него некый царь со Востока именем Токтамышь ис Синее Орды».
Мамаю пришлось повернуть не на север, а на восток. В районе Калки, севернее теперешнего Жданова, Тохтамыш наголову разбил войско авантюриста, и Мамай, эта, по выражению автора «Сказания о Мамаевом побоище», «неутолимаа ехидна», бежал в Крым. В городе Кафе (ныне Феодосия) — центре работорговли на Черном море, это «имение» было отобрано, проходимец убит и брошен на съедение голодным свиньям…
В последний раз обратимся к новациям современного ученого, к его «этнической истории».
Без антинаучной, ничем не обоснованной сверхновизны доктор исторических наук Л. Н. Гумилев не может. В самой последней статье, напечатанной уже после журнальной публикации «Памяти», он по — прежнему прокламирует «этнически — симбиозные отношения между Золотой Ордой и Русью», продолжает разъяснять, что такое «пассионарность», которая, оказывается, есть некая «присутствующая во Вселенной человеческая энергия», не связанная «зависимостью с этическими нормами».
И еще кой — какая новизна — мир XII — XIV веков делится теперь уже не на две части, а на три: католический, православный и мусульманский «суперэтносы», якобы внутренне единые, но смертельно враждебные друг другу, хотя общеизвестно, что история не знает религиозных суперэтнических войн, а как раз внутри этих «суперэтносов» в средневековье мира не было никогда — не прекращались военные распри среди русских и литовских князей, шли беспрерывные феодальные, религиозные, межгосударственные и межнациональные войны в Западной Европе, на востоке католического региона произошла грандиозная битва при Грюнвальде, а в третьем мире без конца воевали чингизиды, арабы, турки — сельджуки, к концу же периода значительная часть «мусульманского суперэтноса» была залита кровью, испепелена жестоким человеком, ни разу не улыбнувшимся за тридцать лет, мусульманином Тамерланом, виднейшим носителем, выходит, той самой «пассионарностн» — то есть сконцентрированной в нем человеческой энергии, каким — то образом перелившейся из Вселенной в эгу особь, не связанную зависимостью с этическими нормами..
Однако новые «открытия» блекнут перед новейшими! Л. Н. Гумилев утверждает, будто этногенез длится в истории 1200 лет — за этот отрезок времени народ зарождается, достигает зенита и погибает, исчезает с лика Земли. Поразительное откровение! Значит, должно считать уже исчезнувшими такие, например, народы, как армянский или японский? Отжив три срока, согласно этой сверхновой гипотезе, китайский и индийский народы трижды вымерли, хотя на самом деле индийцев скоро будет семьсот миллионов, а китайцев миллиард. Тем же малым аршином пытается мерить Л. Н. Гумилев и русский народ, беря за точки отсчета Куликовскую битву, как начало русского народа, и ее недавний круглый юбилей: «Ход этногенеза идет без остановки, — апокалипсически вещает ученый автор. — 1200 лет этноса отстукивают. И теперь законный вопрос: много это или мало — 600 лет в истории, в жизни народа, победившего врагов? Я отвечу: шестьсот лет — это середина — это время зенита» (Гумилев Лев, Год рождения 1380… Статья подготовлена А. Куркчи. — «Декоративное, искусство», 1980, ь 12, с. 37).
Таким образом, дорогие соотечественники, как бы мы после сентября 1980 года ни стремились развивать свою экономику и культуру, как бы мы FIH крепили дружбу народов и международное добрососедское сотрудничество, третий по численности народ современного мира и самая многочисленная нация Советского Союза, имеющая такие заслуги перед мировой историей, бесследно исчезнет с лика планеты теперь уже меньше чем через шесть столетий! Правда, исходя из этой супермодерновой гипотезы доктора исторических и доктора географических наук Л. Н. Гумилева, мы не будем одиноки. Намного раньше, едва ли не в ближайшие десятилетия, сами собой исчезнут французы, норвежцы, немцы, поляки, шведы, англичане, болгары, итальянцы, испанцы, то есть практически все народы Европы! Давненько мы не слыхивали таких «пассионарных» умозаключений, никогда еще великая наука и великое искусство истории не выглядели столь, так сказать, декоративно…
40
Прозрачный весенний день — весь как утро! Он совсем не похож на тот сумеречный дождливый полдень 1947 года, когда мне впервые довелось увидеть Куляково поле. Той осенью приехал я работать на станцию Узловая, и в одно из воскресений мы с товарищем, обладателем трофейного мотоцикла, собрались на рыбалку в донское.верховье. Тихий Дон начинался в десятке верст от Узловой, из Иван — озера, но мы поехали на юг. Помню такие.же, как сейчас, черные терриконикп в черной распаханной степи, женщин, вручную выбирающих свеклу из холодной, сырой земли, искалеченных, безногих фронтовиков у богородицкой чайной, длинную очередь перед крохотным магазинчиком в Епифани… Память о недавней большой и тяжкой войне жила тогда в каждом из нас и в каждом клочке этой земли, заслоняла все остальное…
Ничего мы не поймали на даровой прокорм, зато завернули на Куликово поле. Товарищ мой был постарше, прошел войну, и, когда мы остановились у гигантской чугунной колонны, он сказал:
— Знаешь, местные говорят, что как раз через этот холм проходил фронт. Смотри, окопы и воронки еще не все запаханы!
Величественный чугунный памятник на Красном холме. На барельефах с победоносным Георгием и многоярусной колонне вроде не было ни скола, ни царапины.