Память (Книга вторая) - Владимир Чивилихин

Старое, однако, никогда легко не уступало новому ни в большом, ни в малом. Через два года после Куликовской битвы золотоордынский хан Тохтамыш нежданно привел на Русь семидесятитысячное войско, обманом взял Москву и уничтожил ее население. У Дмитрия не было ни времени, ни людских ресурсов, чтобы подготовиться и отразить нападение. И — снова тяжелая дань! Дмитрий Донской вынужден был платить в год семь тысяч рублей серебром, добавив однажды к этой огромной сумме десятитысячный взнос за тверского задолжавшего князя; представьте себе кучу серебра, представьте реки соленого пота, пролитые земледельцами и ремеслениками Московской Руси, чтоб наработать только один этот взнос…

Дмитрий Донской оставил духовную, в которой зорко предрек политическую перспективу: «А переменит бог Орду, дети мои не будут давать выхода в Орду, и который сын мой возьмет дань на своем уделе, то тому и есть». И вот в самом начале XV века наступили эти времена. Сын Дмитрия великий князь владимирский и московский Василий Дмитриевич, тот самый, что в 1395 году спешно собрал войско, чтоб выступить.против самого Тамерлана, подошедшего к Ельцу и после двухнедельного стояния повернувшего назад, получает однажды послание Едигея. Документ этот чрезвычайно интересен и не нуждается в особых комментариях — настолько он политически и психологически ясен, в подробностях.иллюстрируя новую историческую ситуацию. Вот это письмо, вернее, тоскливая жалоба — просьба в переложении на современный язык. «От Едигея поклон Василью, да и много поклонов. Как те поклоны придут к тебе, царев ярлык: слышанье учинилось таковое, что неправо у тебя чинят в городах, послы царевы и купцы из Орды к вам приезжают, а вы послов и купцов на смех поднимаете, великую обиду и истому им чините — это недобро. А прежде вы улусом были царевым, и страх держали, и пошлины платили, и послов царевых чтили, и купцов держали без истомы и без обиды. Как царь Темир — Колгуй сел на царство, а ты улусу своему государем стал, с того времени у царя в Орде не бывал, царя в очи не видел и князей его, ни бояр своих, ни иного кого не присылал, ни сына, ни брата, ни с каким словом. А потом Шадибек восемь лет царствовал, и у него ты также не бывал и никого не присылал, и Шадибеково царство также минуло. А ныне Булат — Султан сел на царство, и уже третий год царствует. Также ты сам не бывал, ни брата своего не посылал, ни боярина. И мы улуса твоего сами своими очами не видели, только слухом слышали. А что твои грамоты к нам в Орду присылал, то все лгал: что собирал в своей державе с двух сох по рублю, куда то серебро девал? Было бы добро, если бы дань была отдана по старине и по правде…» («Собрание государственных грамот и договоров», М., 1819, ч. 2, с. 16— 17).

Эта «грамота» не возымела действия, и в 1408 году Едигей сам явился на Москву, чтоб не только посмотреть ее «своими очами», но и попытаться силой восстановить старое, невозвратимое. Большое войско Едигея месяц осаждало Кремль, так и не подступив к его каменным твердыням из-за прицельной стрельбы со стен, разграбило окрестности и вернулось в степь фактически ни с чем.

Позже Русь выдержала почти бесчисленные нападения большеордынских, казанских и крымских войск и грабительских отрядов Улуг — Мухаммеда, Мамутека, Седи — Ахмата, Мозовши, Мамутяка, Егупа и прочих. Отражая эти набеги, молодое Московское государство при Василии Втором и Василии Третьем крепло экономически, расширялось территориально, развивало свою национальную культуру, становилось новой политической и государственной явью — Россией, а Золотая Орда, наследственный улус внука Темучина сына Джучи, окончательно распадалась и слабела. При Ахметхане была предпринята последняя попытка вернуть прежнее силой оружия, однако она обернулась исторически неизбежным событием.

…Стою на современном мосту через Угру, неподалеку от Калуги, смотрю на широкую долину, распахнувшуюся по обе стороны быстрой речной струи. Ровно через сто лет после Куликовской битвы пришли сюда и встали на этих равновеликих, зеленых, гладких, как столешницы, пространствах два огромных войска. Вижу нечто символическое в том, что противостояние это сотворилось на старой Киевско — Московской дороге и древняя столица как бы вручала здесь судьбу Руси новому стольному граду. Была символической и тревожная молчаливая недвижимость первого часа, за которой угадывался исторически неизбежный исход, и последующие победоносные сражения на бродах, и гром пищалей с русского берега, символически звучало имя почти никому сегодня не ведомого полководца, пришедшего сюда во главе русского войска, — Иван Младой…

Это было следствие Куликовской битвы — последняя немирная встреча грабительской Орды и молодой России… Освободительная Отечественная война 1612 года, освободительная Отечественная война 1812 года, беспримерная воинская и трудовая дружба народов нашей Родины в годы Великой Отечественной войны 1941 — 1945 годов — все это, как и многое другое из прошлого и настоящего. имеет корни в битве на Непрядве.

Слава полю Куликову!

Надобно также обернуться нам на запад, откуда восемьсот лет назад подобралась к нашим предкам и их ближайшим соседям первая большая война, растянувшаяся на много веков…

Не раз бывал я в Польше; колесил польскими дорогами по газетной командировке и с туристическим вояжем, занимался декабристским поиском и просто гостил у друзей. Варшава, Лодзь, Познань, Белосток, Чепстохов, Освенцим, Катовице, Краков, Нова — Гута, Новы — Тарг, Закопане, Тарнув, Жешув, Ярослав, Сандомеж, Радом, Быгдощ, Щецин, Сопот, Гданьск… Когда был в Польше последний раз, из Гданьска потянуло на восточную окраину воеводства, где я давно мечтал побывать, да все случай не выпадал, а в этот приезд просто не нашел сил миновать места, в которых когда-то вроде бы вдруг и, казалось, намертво завязался тугой узел средневековой европейской истории, но был, к счастью, одним махом разрублен славянским мечом. Концы чужеземных давящих вервей еще много веков сплетались вновь, пока в наши дни не сгорели в огне совсем…

Над Ногатой, быстрым рукавом Вислы, среди современных городских кварталов остроугольным каменным утесом возвышается знаменитая тевтонская крепость. Есть, как говорится, на что посмотреть! Видел я русские, турецкие, французские, шведские, чешские, южно — и средненемецкие, японские и иные крепости времен давно минувших, однако ни одна из них не может в какой — либо мере сравниться с Мальборком. Пять оборонительных каменных рубежей надо было взять штурмом, чтобы добраться до сердцевины цитадели, а еще глубокие рвы, подъемный мост, стенные, башенные и дворцовые бойницы, система циклопических ворот, расположенных таким образом, что исключались прямые прострелы, с хитрой ловушкой в главном надвратном помещении, куда можно было впустить пешего или конного неприятеля, запечатать с двух сторон тяжеленными падающими железными затворами, шутя перебить его сверху через специальные отверстия и горой свежих трупов окончательно преградить доступ к внутреннему двору крепости. В течение нескольких веков сгонялись сюда с большой округи каменщики, миллиарды кирпичей крепчайшего старинного обжига было уложено в эту неприступную твердь, которая, по современным меркам, занимала восемнадцать гектаров площади, а ее помещения — двести двадцать тысяч кубометров пространства!

Высокий замок, Средний замок, Низкий замок, великолепная трапезная, страшенной высоты юго — западная башня типа «гданиско», переходы, колодцы, складские помещения… Не знаю, что говорила другим посетителям крепости архитектура замков, башен, храмов и трапезных — все эти ребристые звездчатые своды, стрельчатые проемы, стройные колоннады, какие ассоциации вызывала у гостей Мальборка роспись золотых ворот или скульптурный декор капителей, не ведаю, о чем думает среднестатистически" турист, рассматривающий коллекции старинного оружия, фарфора и монет, изделий из янтаря, археологические черепки да железы, а меня мое едва сдерживаемое воображение — хотя делаю я документальную работууносило в давнишние, редко вспоминаемые в обыденности времена, когда северогерманцы и рыцари — крестоносцы методично, век за веком, теснили славян, коренных насельников балтийского побережья, лабовисленского междуречья и прибрежных островов, дойдя к началу XIII века до земли пруссов, на которую нам надо бы на минуту вернуться.

Этот большой и сильный народ, кажется, никому не мешал — мирно и трудно жил в своих лесах и болотах, добывал мед, пушнину и рыбу, торговал с Польшей, Литвой и Русью, поклонялся старым языческим богам и не хотел знать новых, чужеземных. Первые католические миссионеры были перебиты. Позже польские князья, подталкиваемые папой римским, пошли на север с крестом и оружием, однако, встретив стойкое сопротивление и ответные набеги, пригласили в эти места из Средиземноморья безработных рыцарей — тевтонов, не предполагая, какой тяжелый обоюдоострый меч они заносят не только над судьбою несчастных пруссов, но и над собственной головой, над благоденствием и государственностью всех прибалтийских народов и восточных славян. Пруссы, так и не принявшие креста, были именем пречистой девы Марии, покровительницы пришельцев, и тем самым тевтонским мечом с длинной рукоятью да еще всепожирающим огнем полностью уничтожены, навсегда стерты с лица земли — с их дружными поселениями, отлаженным бытом, с их верованиями и своеобразной культурой, впитавшей славянсколитовские элементы, с их архаичным языком и этническим разнообразием, на равных включавшим в этот без следа исчезнувший народ племена бартов, вар нов, натайгов, помезан и порезан…