Китай - Эдвард Резерфорд

было правдой, что только ухудшило ситуацию. Все слышали. Некоторые взглянули на нее мельком, но их глаза были прикованы к императору. Она должна остановиться, подумал я, так как видел, к чему все идет. Жена может рассердиться на мужа на публике, и это сойдет ей с рук. Даже такой слабый человек, как император, простил бы приступ ярости. Но если она унизит его перед другими, то пожалеет.

Я, конечно, не мог говорить, поэтому сделал единственное, что пришло на ум. Я наклонился и потянул за подол ее ципао. Никто не заметил, но она почувствовала. Драгоценная Наложница чуть-чуть дернула головой, давая мне знать, что все поняла, а потом опустила руку и поправила подол, намекая таким образом, что я должен остановиться.

Когда она заговорила, император слегка вздрогнул, но сейчас выдавил улыбку:

– Драгоценная Наложница обладает истинным воинским духом маньчжуров. Но император должен быть мудрым. И ей стоит научиться благоразумию.

Я не мог упрекнуть его за такой ответ. Если бы обстоятельства сложились иначе, у него могли бы быть задатки правителя. Но увы! С тех пор я часто задавался вопросом: не возникло ли между ними каких-то разногласий утром того дня, которые Драгоценная Наложница не смогла выкинуть из головы? Кто знает? Какой бы ни была причина, она не собиралась и дальше терпеть:

– У вас нет стыда? Нет гордости? Неужели вам плевать на предков и на императорский дом?

– Довольно! – воскликнул император.

«Молчите, госпожа», – хотелось мне прошептать. Я бы с радостью заорал: «Замолчите! Спасите себя, пока не поздно!» Но я не мог. И я сделал единственное, что осталось. Я наклонился и снова потянул ее за подол, на этот раз очень сильно. Я видел, как ее плечи вздернулись в ярости. Голова резко повернулась. Затем она изо всех сил хлопнула меня по руке. Я почувствовал, как ее ногти, словно ножи, вонзились в кожу на тыльной стороне моей ладони.

И услышал треск, громкий, словно стук двух деревянных брусков друг о друга, когда хрустнули ее длинные лакированные ногти. Она подняла руку и увидела сломанные ногти. Я взглянул на свою руку: из тонких красных царапин сочилась кровь. Драгоценная Наложница повернулась, чтобы посмотреть на меня, и это было выражение ядовитой ярости, какого мне не доводилось видеть на ее лице. Ужас! Это была не ненависть, заметьте. Не ненависть, а одна только ярость.

– Посмотри, что ты натворил! – заорала она – Ну-ка, пошел вон!

Я не знал, что делать. Нельзя просто уйти без разрешения императора. Я приподнялся, повиновавшись ей, но взглянул на императора в поисках знака. В гробовой тишине я так и стоял, как последний идиот, сгорбившись.

Император решил проблему за меня. Он повернулся к господину Лю.

– Этого евнуха увести и выпороть, – приказал он.

Господин Лю сделал это сам. Он не торопился. Два других евнуха оголили мой зад и уложили на землю. Затем он с силой ударил широкой раздвоенной бамбуковой палкой, которая называется баньцзы. Если бы порол кто-нибудь другой, я бы закричал от боли. Но я не доставил ему такого удовольствия, хотя и думал, что упаду в обморок.

На самом деле наказание могло быть и посерьезнее. Это стандартная порка, которую мог заслужить любой евнух за плохое поведение. В конце концов, они хотели, чтобы евнух мог вернуться к работе через несколько дней. Меня ужасно унизили. Должно быть, это доставило господину Лю большое удовольствие. Уже на следующий день о случившемся знал весь дворец. Мой покровитель господин Чэнь. Все. «Лаковый Ноготь сломал ногти Драгоценной Наложнице. Прямо перед императором! Тот приказал господину Лю выпороть его! Вот так падение!» Надо мной подтрунивали. «Поломался наш Лаковый Ноготь, конец ему», – сказали бы они. И вероятно, они были бы правы.

Весь следующий день я провел в своей комнатенке. Мне не хотелось выходить. Утром прибыл старый больничный служитель, чтобы вымыть меня и смазать мой зад всякими отварами трав. В полдень и вечером кто-то из младших евнухов принес мне еды. Они перебросились со мной парой слов, но я не пытался вовлечь их в разговор. Бо́льшую часть времени я просто лежал на кровати лицом вниз и отдыхал.

Но на следующее утро я решил, что мне придется посмотреть в лицо всем, кто надо мной подшучивает, и выяснить, что же происходит. Драгоценная Наложница прогнала меня навсегда? Она впала в немилость? Где вообще варвары и что они делают?

Только я приготовился покинуть свою комнату, как дверь распахнулась и вошел господин Лю. Он выглядел довольно дружелюбно.

– У меня две новости. Хорошая и плохая, – объявил он. – Начнем с плохой. С Драгоценной Наложницей покончено. Император запретил ей появляться в его покоях.

– Вы меня предупреждали, что так случится, – ответил я.

– Правда. Но падение получилось не таким полным, как я ожидал. Император считает, что она должна и дальше заботиться о мальчике, который все еще может стать будущим императором. Поэтому она отправится с остальным двором в охотничьи угодья.

– Значит, он все же убегает на север от Великой стены?

– Конечно. Князь Гун останется здесь.

– Могу я спросить вас кое о чем, господин? Я был очень потрясен, когда князь Сушунь призвал императора бежать. Неужели он действительно верил, что так правильно?

– Конечно, – ответил господин Лю. – Это правда, что князь Сушунь хочет держаться поближе к императору. Он рад, что князь Гун останется здесь вести переговоры. Если князь Гун потерпит неудачу, как это ни прискорбно, его звезда померкнет, а звезда князя Сушуня засияет ярче. Если же князь Гун добьется успеха, это пойдет на пользу империи, но император будет тайно ненавидеть князя Гуна за то, что тот изобличил его. Это на руку князю Сушуню. – Он сделал паузу. – Однако есть еще одно соображение. Князь Сушунь – патриот. И он убежден, что здесь, в Пекине, будет только хаос, если мы не сможем увезти императора как можно дальше. Он сам мне об этом сказал.

– Что бы ни случилось, – заметил я, – он предстанет в хорошем свете.

– Величайшее и самое трудное искусство в управлении – сохранять чистую совесть, – с удовлетворением произнес господин Лю.

– Понятно, – пробормотал я.

– Ты не спросил, какая хорошая новость, – продолжил он. – А хорошая новость в том, что ты едешь в охотничьи угодья вместе с Драгоценной Наложницей.

– Она простила меня?! – воскликнул я.

– Она огорчена тем, что с тобой случилось. Говорит, это ее вина.

– Возможно, получится починить сломанные ногти, – сказал я нетерпеливо.

– Придется подождать, пока они снова не вырастут. Она их уже подстригла. – Господин Лю улыбнулся. – Даже ты не смог бы их починить.

– А что насчет варваров, господин?

– Все еще к югу от города. Грозят нам. Мы держим их заложников. Я ожидаю еще больше стычек и переговоров. Это может продолжаться неделями. Но мы оба будем