Три круга Достоевского - Юрий Кудрявцев

Ошибочны некоторые прогнозы Достоевского. В частности, вы­сказанный в пятидесятых прогноз о Толстом: «много не напишет». Правда, тут же была оговорка: «...впрочем, может быть, я ошибаюсь» [П, 1, 167]. Ошибся. Ошибочен прогноз международного» плана, высказанный в семидесятых относительно ненавистной Турции: «...и сама Турция вряд ли год простоит» [1895, 11, 39]. Турция, как известно, стоит по сей день.

Мне не нравится Достоевский, всюду видящий заговор клери­калов против России. Не нравится Достоевский, выражающий свою солидарность с «Московскими ведомостями», клеймящим» какую-то партию в России, «которая питает гнуснейшими корреспонденциями враждебную нам заграничную печать» [1895, 11,. 345]. В то же время у меня не вызывает симпатий Достоевский, именующий предателем автора одной из статей в «Биржевых ве­домостях» и угрожающий ему: «Неужели вы думаете, что вам по­зволят предавать Россию...» [1895, 11, 352].

Все это я вижу у Достоевского как ошибочное в отражении! конкретики России. Не главное. Но имеющееся.

Причины ошибочных оценок разные. Нельзя забывать и та­кую: трудно, очень трудно мыслителю оценивать свое время. К тому же Россия была не самым уютным местом для справедливо» оценивающего ее человека. А отсюда и некоторые уступки и неко­торые «ошибки». Всего высказать нельзя. И ради того, чтобы: высказать хоть что-то, чем-то приходилось жертвовать. И введе­ние рассказчиков в романы есть отчасти попытка спрятать свое лицо за их лица. Умный поймет, дурак... до дурака не было дела.

Но то отрицательное, что было здесь отмечено, есть всего лишь пятна на солнце. Маленькие пятна на большом солнце.

Достоевский отразил не только свое время, но и время многих: будущих поколений. Отразил алгебру жизни.

Симпатии и антипатии писателя в этом плане видны хорошо, не замаскированы. Они, конечно, не всегда однозначны, часто на­ходятся в борьбе, но их контуры обозначены четко. Идеал писа­теля — единение всех людей, всех народов. Идеал благороден и чист. Все симпатии — на стороне народа. Но служа народу, вы­ступая за народ, Достоевский не исключал из единения и другие слои общества. Он за единение всех. За такой процесс единения, в результате которого каждый станет частью народа, его едини­цей. Единицей, а не нулем.

Буржуазность, порождаемые ею нравы отрицаются Достоев­ским не только как мешающие единению, но и как не стремящие­ся к нему. Буржуазное общественное устройство пожинает плоды-разъединения и довольно ими. Почти сто лет, прошедшие после Достоевского, обнажили неспособность этого устройства создать истинное единение людей. Писатель нашел связь буржуазности с католицизмом и показал такую же неспособность последнего.. Как подтверждает время, эти мысли были алгебраичны.

Почему Достоевский видит в социализме не антипода буржу­азности, а продолжателя? Потому что социализм, стремящийся к единению людей, исключает из единения часть общества, отсекает ее как неспособную к единению. Силой. Писатель считает, что силой никто не может быть отсечен. Все в конечном счете до­стойны единения. Это первое. Второе. Достоевский считает, что принявшие в качестве условия единения отсечение войдут во вкус и вряд ли смогут остановиться. Приведенные в движение силы отсечения, уничтожив «чужих», примутся за «своих», за тех, для которых и с которыми устраивалось единение.

Сегодня по миру, в том числе и по его частям, именуемым со­циалистическими, как будто разъезжает Петруша Верховенский и отсекает, и сеет «бесовство» как семена социализма. «Бесовство» дает всходы, превращаясь из семейной традиции Виргинских (там все были «бесами») в традицию больших человеческих общ­ностей. Написать сегодня роман «Бесы» (беру идею, а не ее худо­жественное воплощение) не так уж трудно. Материала предоста­точно. Но увидеть суть и будущие размеры «бесовства» сто лет назад — это дано не каждому. Надо было видеть сквозь толщу будущего. И Достоевский видел. В зародышевом явлении свое­го времени, нечаевщине, он увидел чудовищнейшую суть замаскировавшегося под человечность человеконенавистничества будущего. Почти все «бесы» списаны как будто с сегодняшних прото­типов. В конце жизни Достоевский писал: «В «Бесах» было мно­жество лиц, за которые меня укоряли как за фантастические, потом же, верите ли, они все оправдались действительностью, стало быть, верно были угаданы» [П, 4, 53]. Уже практика того времени подтвердила алгебраичность образов. Времена последую­щие укрепили это подтверждение.

У Достоевского было глубокое предчувствие неминуемого на-. ступления социализма, его победы. Пророчество его в этом аспек­те поразительно. Но его прогноз был направлен на Европу. Пи­сатель считал, что Европу трудно спасти от духа социализма. А дух этот злой. И несет он миру конец. Несет то, что увидел Рас­кольников в уже рассмотренном выше сне. Там он видел будущее человечества. Язва, моровая язва идет на мир. Души людей зара­жены идеями человеконенавистничества. Признается верной лишь своя точка зрения, проявляется нетерпимость ко всему, хоть сколь­ко-нибудь за нее выходящему. Суждения выносятся безапелляци­онные, на основе сознания собственной непогрешимости и права судить. Чудовищное разъединение людей прикрыто ширмой псев­доколлективизма. Дело забыто ради слова. Да к тому же ложно­го. И все это не только в индивидуальном, но и в общественном сознании. И на этом зловещем фоне моровой язвы слабо, в силу их малочисленности, видны люди, способные противостоять эпи­демии и обновить человечество.

Такой прогноз вытекал у Достоевского из предположения торжества верховенщины в социализме. Это торжество людей, ни о чем не задумывающихся, живущих в плену догм устаревших, да м никогда не бывших верными. Это торжество людей, всерьез счи­тающих, что лучшее средство от перхоти — гильотина, людей, уповающих на топор как универсальное средство решения всех соци­альных проблем. Это торжество людей, понимающих свободу как право на бесчестье, забывших благородство, снисхождение и жа­лость. Эти люди не выдуманы Достоевским. И существовали онк не только в девятнадцатом веке.

Это торжество околокультурных людей, проводящих колос­сального масштаба «культурные революции», низводящих тем са­мым культуру до бескультурья. Провозглашающих низведенное вершиной культуры. Это торжество людей, словарь которых отда­ет кровью («недорезанные» и т. п.), людей, считающих, что луч­шее опровержение изложенных в книге мыслей — как минимум, запрет, как максимум костер. Людей, создающих человеческий му­равейник и провозглашающих его вершиной социального совер­шенства. И наконец, это торжество людей, объявляющих всю со­вокупность перечисленного прогрессом, связавших понятие про­гресса с собою. Это сверхчеловеки по претензиям и дочеловеки по способностям.