Прах и пепел - Татьяна Николаевна Зубачева

– Это всё правда.

– Не вся, – возразила она. – А полуправда – тоже ложь.

Чайник тоненько свистнул, и Эркин закрыл дверцу топки и встал. Подошёл к Жене и остановился перед ней. Она требовательно смотрела ему в лицо. И увидела, как оно медленно меняется, как из-под жёсткой корки проступают знакомые черты.

– Да, – его голос тоже стал прежним. – Это не вся правда.

У чайника задребезжала крышка, и он повернулся к плите, взял чайник и понёс в комнату. Женя посторонилась, пропуская его, и вошла следом.

Они снова сели за стол. Женя налила чай и аккуратно, чтобы треском обёртки не разбудить Алису, вскрыла пакетик с ореховым печеньем. Эркин взял печенье, хрустнул им, отпил чаю и… наконец улыбнулся. Женя перевела дыхание и взялась за свою чашку.

– Женя, – голос Эркина ровен и мягок. Как обычно, как будто ничего не случилось. – Я ведь помню, как нас снимали, ну, фотографировали. Понимаешь, нам велели принять нужную позу и снимали, – он вдруг улыбнулся. – Я помню. Было трудно.

Женя кивнула, улыбнулась. Не его словам, а тому, что он становится прежним. Пусть говорит. Пусть говорит, что хочет, о чём хочет…

– Женя, – Эркин смотрел на неё с какой-то новой горькой улыбкой. – Я сам не всё понимаю, но… но я тебе всё расскажу. Обо всём.

– Не надо, – Женя подалась к нему, накрыла своей ладонью его руку. – Тебе ведь… тяжело, неприятно вспоминать, так?

– Так, – кивнул он. – Но… я хочу, чтобы у меня не было тайн. От тебя.

– Спасибо. И я тоже тебе расскажу. О своих тайнах.

Эркин мягко накрыл ладонью её руку, лежащую на его кулаке.

– О чём мне рассказать тебе?

– О чём хочешь.

Он опустил веки, его лицо стало опять жёстким, но он явно заставил себя снова посмотреть на Женю.

– У меня никогда… не будет детей, Женя. Спальникам убивают семя. Там… в книге об этом нет. И вот ещё… если спальник три или там четыре дня… не работает, он… он начинает гореть. Это очень больно, – Эркин говорил по-английски, медленно, подбирая слова, будто вдруг забыл язык и теперь с трудом вспоминал. – Когда меня купили в имение, давно… пять лет прошло… я горел. Ты… ты звала меня… я слышал тебя. И выжил. Если бы не ты… И я не работал больше… спальником.

– Эркин…

– Нет, Женя, подожди. Когда спальник перегорит, он уже не может… работать. Я думал… всё… кончилось… я не ждал… а тут… я… я никогда не работал с тобой, Женя. Правда. Я сам не знаю, как это… я себя не помню, когда… Я… я хочу, чтобы тебе было хорошо.

– А тебе самому, – Жене удалось перебить его, – тебе со мной хорошо?

– Лучше не бывает.

Эркин ответил с такой убеждённостью, что Женя засмеялась.

– Мнение знатока, да?

Он не сразу понял, а поняв, улыбнулся той, памятной Жене ещё с их первой встречи, преображающей его лицо улыбкой.

– Нас в Бифпите десять было. Ну, таких, как я. Поломанные куклы.

– Эркин!

– Нет, Женя, я о другом. Они тоже горели, зимой… нет, не то, понимаешь, это правда, что мы работали по приказу, но… но мы боялись… кто отказывался работать, того убивали. После двадцати пяти лет убивали всех. Я не знаю, почему… нет, мы можем по приказу, через силу, через… через всё… но…

– Не надо, Эркин, – Женя всё-таки остановила его. – Я поняла. Какие же вы куклы, если вам так плохо… от этого. У куклы душа не болит. Куклы бездушные, а вы… ты человек, Эркин. И был им… тогда. И всегда будешь.

У Эркина дрогнули губы, словно он хотел улыбнуться, но получилось… Он медленно разжал пальцы, отпуская руку Жени.

Женя молча смотрела, как он пьёт. Красиво, как всё, что он делает. Эркин быстро вскинул на неё глаза, поймал её улыбку и ответно улыбнулся.

– А ты что не пьёшь, Женя?

Она кивнула, взяла чашку. Теперь что? Теперь её очередь. Он доверяет ей, а она… «Мужчины всегда ревнивы к прошлому женщины больше, чем к настоящему». Старая истина, но…

– Эркин…

– Да, Женя.

– Эркин, теперь моя очередь, да? – она храбро улыбнулась. – Моя тайна.

Он недоумевающе посмотрел на неё и медленно кивнул.

– Я… я расскажу тебе… о нём… – она остановилась не в силах продолжать.

– О ком? – попробовал ей помочь Эркин.

– О нём, – Женя невольно сжалась, как от холода. – Об отце Алисы.

– Тебе тяжело, – возразил Эркин. – Не надо.

Он повторял её же слова, и она возразила тоже его словами.

– Я хочу, чтобы между нами не было тайн.

– Как хочешь, Женя, – согласился он.

– Я… я училась тогда в колледже. А он… он приезжал туда… со своими… друзьями… И был Бал… Бал Весеннего Полнолуния…

Женя не удержалась и всхлипнула, и Эркин сразу дёрнулся, как от удара.

– Женя…

– Нет, ничего, я в порядке. А потом, словом, ему это было так, развлечение. И когда девушка ему надоедала, он передавал её остальным, – у Эркина потемнело лицо. – И он не хотел ребёнка, потребовал, чтобы я избавилась, сделала аборт. Я не захотела. Вернула ему его подарки и… и всё.

Эркин встревоженно посмотрел на неё.

– Он… обидел тебя, да?

– Он не мог мне простить, что я сделала по-своему, не пошла по рукам. Он не терпел, чтобы ему противоречили.

Эркин медленно кивнул.

– Я понимаю. А… а сейчас он где?

– Не знаю, – пожала плечами Женя. – Больше я его не видела, – о преследовании, как её гнали из города в город, она решила не рассказывать. Незачем. Было и прошло. Эркин всё ещё смотрел на неё, и она улыбнулась. – Вот и всё, Эркин.

– Спасибо, – сказал он очень серьёзно. – Женя… если он опять полезет к тебе… убью.

Она не поняла сначала, а поняв, рассмеялась.

– Ты думаешь, это Рассел? Нет, того нет в городе. Я же сказала. Больше я его не видела.

– А этот, Рассел, ему чего надо? – и тут Эркин сообразил. – Эти книги он дал?

Женя кивнула и, увидев, как изменилось лицо Эркина, заторопилась:

– Нет, Эркин, не надо. Не связывайся. И потом… мы же уедем скоро. А посадят тебя… Как я одна с Алисой и вещами управлюсь? И не поеду я без тебя. Я прошу тебя, Эркин.

Эркин вздохнул.

– Слушаюсь, мэм.

– То-то, – изобразила строгость Женя.

Сняв шуткой страшное напряжение этой ночи, оба почувствовали усталость. Эркин прислушался к чему-то.

– Светает уже. Ты… ты устала, Женя, я замучил тебя.

– Перестань. В понедельник я ему отдам их…

– А зачем дал? – перебил её