Любовь и проклятие камня - Ульяна Подавалова-Петухова

Эти слова были адресованы маленькой дочке Чжонку и Сонъи. Взрослые улыбнулись.

— Вы меня не помните? — вдруг спросил подросток. — Я Чон Уджин, внука Чон Сэчана.

— Как ты вырос! — проговрила Сонъи.

— Жарко! Пойдемте в дом! — сказала малышка и направилась вниз по улице. Взрослые потянулись за ней.

Здесь все напоминало старый дом в Ханяне. Даже вид, открывающийся со двора. Только горы были пониже, да внизу спешила река. В общей комнате стояла расписанная ширма, и приезжие, увидев ее, застыли на месте. На каждом полотне ширмы было запечатлено лицо. Вот Сонъи вышивает. А это Чжонку натягивает лук, лицо сосредоточенное, даже морщинка на переносице, точь-в-точь как у отца. Здесь Хванге смеется. А там Гаыль рядом с Анпё. И все живые. Просто замершие во времени. И все вместе.

У Сонъи навернулись слезы на глаза.

— Чжонку, они ни на миг о нас не забывали, — проговорила она, проведя рукой по изображению счастливых лиц матери и капитана.

— А где они? — спросил Хванге у малышки.

Девочка подняла глаза.

— Какие невоспитанные! — фыркнула она. — Хоть бы спросили, как меня зовут! Ведь сестра!

Хванге тут же опустился перед ней на колено.

— Простите нас, достопочтенная сестра. Просто мы уже столько лет ищем их, вот и обрадовались сильно, — проговорил он. — Вы нам скажете свое имя?

Девочка провела ручкой по волосам и улыбнулась.

— Меня зовут Ким Суён. Мою мать зовут Фао Елень, а отца — Ким Соджун.

— И где же наши родители?

— Уехали за глиной. Будут поздно, — ответила, она, вздохнув, а потом, деловито осмотрев вновь прибывших, добавила: — Еды на всех не хватит. Мне нужна помощь.

Сказав это, Суён направилась в кухню. Сонъи поспешила за ней.

В хлопотах день прошел быстро, незаметно. Вновь прибывшие вели себя беспокойно. Выходили на дорогу, вглядывались вдаль. Суён качала головой.

— От того, что вы беспокоитесь, они быстрее не приедут, — рассуждала она.

Взрослые дети вздыхали, но не могли перестать ждать.

— А где дедушка? — спросила Сонъи Уджина.

— Умер три зимы назад. Мы как раз дом закончили, и он умер. Правда, в собственной комнате. Умер счастливым. В мастерской работаем все. На жизнь хватает.

И тут заскрипели ворота. Освещенные лучами заходящего солнца во двор вошли два всадника. Они о чем-то весело разговаривали, ведя в поводу лошадей, груженных большими кулями. Они даже не сразу заметили посторонних в своем дворе, а когда увидели, замерли.

Они уже видели это. Много раз видели. В самых сказочных, несбыточных снах они видели своих детей, которых вынуждены были покинуть из-за законов этой страны. Они видели их. Представляли повзрослевшими. Вот и сейчас глупое сознание выдает желаемое за действительное. Елень скривилась, слезы выступили на глаза. Она уже шагнула в сторону конюшен, как вдруг услышала голос Суён:

— Это правда они! Они приехали!

И Елень оглянулась, выпуская поводья.

— Соджун, ты видишь, что и я? — тихо спросила она.

— Матушка! — пробормотала Сонъи и бросилась в объятия матери.

Та, прижав к себе взрослую дочь, заплакала.

— Доченька! Сонъи! Моя Сонъи! — причитала она.

Хванге, закусив губу, чтоб не разреветься, подошел и обнял мать с сестрой.

Соджун шагнул к стоящему в нерешительности сыну, у которого прыгала губа.

— Какой ты взрослый! — проговорил он, и обнял сына. И мальчик, вынужденный в семнадцать лет стать главой семьи, до хруста в костях обнял отца.

Гаыль рыдала так, что даже стоять не могла. Елень сама подошла и обняла свою верную подругу, с которой они прошли такой сложный путь. Анпё тоже едва сдерживал эмоции.

И неизвестно сколько бы еще пролилось слез радости, но в комнате заплакал младенец, и Сонъи побежала в дом.

— Наш младший, твой внук, отец, — сказал Чжонку.

— Я так понимаю, мне самой нужно представиться, — вздохнула его старшая дочь, про которую все забыли.

Соджун тут же подхватил малышку на руки.

— Ну и как зовут маленькую госпожу? — спросил он.

— Ким Чжу Ён.

— О! А знаешь, кто я?

— Знаю, ты мой дедушка. Тебя зовут Ким Соджун. Ты отец моего папы. А она моя бабушка. Ее зовут Фао Елень. Она мама моей мамы. А она кто? — и Чжу Ён ткнула пальчиком в сторону Суён.

Та тут же заметила неуважение со стороны младшей.

— Я твоя тетя. Твой отец и твоя мать — мои брат с сестрой. И побольше уважения! Я тебя старше!

Взрослые засмеялись. Соджун обвел взглядом всю свою большую семью.

— Мы остаемся с вами, — заметив его взгляд, сказала Сонъи, качая малыша на руках. — Мы долгих семь лет, как только получили от вас письмо, где вы сообщили, что живы-здоровы, искали вас по всей стране. Никуда не поеду!

Соджун встретился глазами с женой. Та улыбнулась, заискрился змеевик в уходящих солнечных лучах: сердце успокоилось. Впервые за эти непростые семь лет.

— Все дома, — проговорила Елень.

— Хорошо, что мы такой большой дом построили, — ответил ей муж.

— Давайте уже есть! — сказала Суён.

— А что ты здесь распоряжаешься? Надо слушать старших! — встряла Чжу Ён. — И сколько тебе лет, что ты так неуважительно со мной говоришь?

— Мне шесть лет!

— И мне шесть!

— Даже если мы родились в один день, я твоя тетя!

— За стол, за стол! Хватит спорить! Мы теперь будем жить все вместе! Суён, Чжу Ён пока будет жить с тобой в твоей комнате!

— Что??

Ребенок еще возмущался, но над ней посмеивались. Сонъи отозвала дочь в сторону и протянула заколку для волос.

— Подари ее своей тете, — сказала мать.

Чжу Ён была послушным ребенком, поэтому тут же протянула заколку Суён. Та, еще обиженная, еще не понимающая, чего это все такие счастливые (а народу-то понаехало!), дулась на мать с отцом, но заколку взяла.

— Смотри-ка, Суён, — сказал отец и взял дочь на руки. — Этот камень — змеевик. Твои глаза и глаза твоей мамы такого же цвета.

— Название странное. А камень-то хоть хороший?

— Хороший, очень хороший, — ответил отец и поцеловал ребенка в висок,